Почему распался СССР?

Всякий раз на исходе года вспоминается событие, которое тогда прошло почти незамеченным, а по мере отдаления от него становится всё более важным и значимым. Подлинно историческим. Какая-то странная обратная перспектива: дальнее видится не мельче, а, наоборот, крупнее. Крах СССР с годами предстаёт наблюдателям всё более значимым. И они будут ещё долго вспоминать об этом событии и пытаться его истолковать.

До сих пор толкователи исследуют, на мой взгляд, лишь поверхность явления. Рассуждают о предательстве элиты, о подкупе тех и этих, об операциях западных спецслужб, о рукотворном экономическом кризисе. Всё это верно, и это, без сомнения, было и внесло свой разрушительный вклад. И описывать соответствующие явления необходимо, и новые факты открывать надо. Но чего-то главного, как мне кажется, не хватает. Все эти факты всё-таки недостаточны, чтоб понять, как рухнула наша огромная, могучая страна в мирное время, без внешнего вторжения, без войны даже.

На мой сегодняшний взгляд, СССР развалило безмыслие. Неумение, непривычка и нежелание творчески мыслить. Более того – принципиальная неспособность мыслить таким образом. Именно это продемонстрировал наш правящий класс - неспособность к творческой мысли, к созданию новых смыслов. В плохие времена, когда надо было бороться, сражаться, выживать – этот дефект был не особенно важен. А в мирное – в широком смысле – время безмыслие подвело. Надо было понять, как жить, куда двигаться, придумать что-то подлинно новое, творческое, а ничего не получилось. Мало того, даже задача такая не была поставлена.

Почему? Очень просто. Потому что у власти, на всех её этажах, стояли (или сидели) люди, принципиально к этому не способные. Не заточенные на творческую мысль. Таков был отбор, таких именно и рекрутировали во власть. Вернее, не так: во власть рекрутировали других. Людей иного типа. Очень ценного, но – другого. И именно это-то и объясняет диво дивное: когда немцы были под Москвой – страна не рухнула, а когда СССР достиг зенита своей мощи и народу стало житься гораздо более сносно – взял да и рухнул.

На случай, если кому-то мои суждения о советских руководителях покажутся слишком резкими, отмечу на всякий случай, что никакого зла, раздражения или досады на СССР или его начальников, а также на последующую Российскую Федерацию - я не имею. Ничего личного! И при советской власти я жила хорошо, и при власти пост- и антисоветской – живу тоже хорошо. Никаких имущественных претензий ни к кому и ни к чему не имею и обиды ни на кого не держу. Цель этих заметок – хоть на вершок приблизиться к истине.

Какие бывают люди? Сословия и психотипы

Прежде, чем говорить о советских руководителях, остановимся на разных типах людей вообще.

Среди бесчисленных классификаций людей по разным основаниям самой верной и фундаментальной представляется мне та, что восходит ещё к древним ариям и в той или иной форме существовала у всех народов. Когда-то она соответствовала древним сословиям, которые выражали твёрдо закреплённое обычаем место человека в социуме и шире – в жизни, его обязанности и права в системе разделения труда.

Теперь, когда в большинстве стран сословия упразднены, это скорее психотипы. Они есть, они остались, хотя и не привязаны больше к твёрдому месту в социуме. В некоторой мере они имеют нечто общее с соционическими типами, но соционические – более дробные и путаные (их целых 16).

Сегодня сословия сохранились, пожалуй, только в Индии. Они называются «варны» (не путать с кастами – профессиональными корпорациями!). Много любопытного об индийских варнах-кастах мне рассказала моя дочка-индолог, но я буду вести речь не об индийской экзотике, а о нашей родной повседневности. В фундаменте которой лежит тот же принцип деления людей на … скажем: функциональные группы, тесно связанные с психотипом, поскольку слово «сословия» звучит как-то не политкорректно что ли.

Каковы же были эти сословия в древние времена? С седой древности в любом обществе высшим сословием были жрецы (маги, колдуны, а также попы, ксензы и прочие служители культа и носители знания). Именно они давали людям племени картину мира, объясняли, кто враг, а кто друг, как и куда надо жить, во имя чего умирать и что будет после смерти. Они были хранителями и носителями знания. В Индии это сословие (варну) называют брахманами. Им запрещён физический труд, но предписан неустанный труд духовный: учение, размышление, молитва.

Далее во всех цивилизациях есть воины и защитники народные. В утопии Платона они назывались «стражами». В Индии воинов зовут кшатриями. Традиционно у воинов своя сословная этика, культивируется сила, инициатива, храбрость, преданность короне и своему командиру. Жизнеощущение кшатрия замечательно выражено в песне из фильма "Как закалялась сталь"; автор стихов Роберт Рождественский.

«Я все смогу, я клятвы не нарушу,
своим дыханьем землю обогрею.
Ты только прикажи — и я не струшу,
товарищ Время,
товарищ Время!»

Но дело в том, что кто-то должен выступить от имени «товарища Времени»: кшатрий не способен самостоятельно выработать цель, понять, кто враг, а кто друг.

Это должен быть брахман, который и скажет кшатрию-воину, куда, т.е. за кого и против кого воевать. Как воевать – кшатрий и сам знает. А вот куда – это знание он должен получить извне. Эти же люди заняты и в государственном управлении. Задача опять-таки должна ему быть поставлена извне. Говоря по-нашему, это служилое дворянство; служить оно может по военной и по гражданской части.

Третье сословие – это вайшья. Это земледельцы, скотоводы, предприниматели, торговцы. Они стремятся к обустройству внешней, физической стороны жизни, ценят комфорт, умеют его создать. Они не любят борьбы, как кшатрии – они предпочитают сделку, договор.

В некотором смысле противоположение психотипа кшатриев и вайшьи по-своему зафиксировал Вернер Зомбарт в известном эссе "Торгаши и герои".

Есть и четвёртое сословие – шудры. Это люди, работающие на других. Их характерную особенность составляет то, что они не задаются вопросом «зачем?», а просто делают, что велят. Так им удобнее и легче.

Сословие шудр – это люди подневольного труда от сих до сих. Высший смысл их деятельности им неведом, да и потребности в понимании смысла у них нет. Смысл работы – в зарплате. Больше зарплаты – больше смысла. Сегодня совсем не обязательно, чтобы люди этого типа перебрасывали вилами навоз. Они могут заниматься программированием и вообще чем угодно, но их задача – заработать на жизнь, больше им ничего не надо. Попытка мотивировать их какими-то высшими соображениями - не срабатывает, а вот небольшая денежная премия действует отлично.

Сегодня нигде, наверное, нет чёткого закрепления занятий за сословиями. Собственно, и сословий-то почти не сохранилось. Возможно, прав был Константин Леонтьев, когда говорил, что падение сословий – это «предсмертное смешение» нашей цивилизации. Но прежние сословия, хоть и пали, но всё-так продолжают жить уже не как социальные, а, скорее, как психологические типы. Приглядевшись, легко можно увидеть людей-воинов, которые постоянно с кем-то, с чем-то и за что-то борются, что-то бескомпромиссно отстаивают, есть те, кто умеет что-то хорошо организовать и обустроить, не забыв о своей выгоде и житейском удобстве. Посмотрев на своё окружение, при некоторой практике очень легко выделить эти психотипы.

Мне кажется, они скорее врождённые, чем воспитанные. Некая биохимия мозга. Вероятно, и воспитание, конечно, играет какую-то роль. Как это передаётся по наследству – не знаю. Вероятно, в старинные времена, когда сословия были чётко обозначены, ребёнок рождался и рос в определённой атмосфере и она помогала ему формироваться. Теперь, когда этого нет – человек приобретает тот психотип, который ему назначен природой. Впрочем, для нашей темы это не имеет особого значения.

Кто правил в СССР?

Наша страна с первого дня своего существования находилась на войне: постоянно в борьбе, недостатке, голоде или перед его близкой угрозой. Весь стиль нашей жизни выражался поговоркой «не до жиру – быть бы живу». Совершенно очевидно, что в таких условиях к власти призываются воины и хозяйственные организаторы. То есть, говоря на индийский лад, кшатрии и вайшьи. Создание смыслов особо не требуется: они уже есть в готовом виде – разбить врагов, накормить народ. На первых местах находились люди, которые умели бить без промаха и на отвоёванной территории поднять народ на мирное строительство.

Мне как-то привелось прочитать статьи Троцкого, написанные в 1918 г. Кошмар! Нет паровозов, поездов, города замерзают. Но – справились, одолели. Благодаря воинам и организаторам практического дела. Кстати, Дзержинский, уйдя из ЧК, несколько лет восстанавливал железнодорожное сообщение. И восстановил!

Тогда особо не стоял вопрос «Что делать?». Задачи были очевидны. И были востребованы руководители воины и хозяйственники.

Таким человеком был, например, по-дурацки обхихиканный Леонид Ильич Брежнев. Во время Великой Отечественной войны он честно и храбро воевал, а потом поднимал из руин Запорожье. Моя свекровь, родом оттуда, никогда не позволяла сказать о Леониде Ильиче дурного слова. Она помнила, как она и её родные вернулись из эвакуации на развалины, а через несколько лет въехали в благоустроенную квартиру. Это при том, что первым делом восстанавливали промышленность: Днепрогэс и металлургический комбинат.

Это были иногда подлинные гиганты в решении практических грандиозных задач. Помню фильм про Курчатова. Голод, пашут на коровах, а надо уделять ресурс на атомную бомбу. Диванные мудрецы рассуждают: придумали в СССР бомбу или слямзили в Америке. И невдомёк мудрецам, что для бомбы нужно было с нуля создать целую атомную промышленность. И она была создана! Такое положение выдвигало на первый план два человеческих типа: воин и предприниматель, человек практического дела, способный в нём достичь толку. Я не оговорилась: именно предприниматель. Человек, способный осуществить проект, сделать что-то практическое в реальной жизни, чего не было прежде.

О том, чего нет

В традиционных обществах жрецы, т.е. люди умственного типа, способные создавать смыслы, всегда пользовались наибольшим уважением. Считалось, что они обладают связью с высшими силами, да и вообще – как без них? Их уважали просто по определению.

Большевики пришли к власти в скептическую и рационалистическую эпоху. И большинство их них считало, что главное – это война и строительство (и странно было бы думать по-другому), а философствование – подождёт. Многим, я думаю, в глубине души философия и всякие там сложные и тонкие рассуждения, рассмотрение предметов с разных ракурсов - казались просто барской причудой. В конце концов есть же коммунистические брошюры, где всё ясно изложено: я коммунист, ты коммунист, мы оба за земшарную республику Советов – чего там рассуждать, это только отвлекает от борьбы.

Такой подход к делу особенно был близок людям, которые «академиев не кончали», а таких было большинство. Но главное, не было благодатного избытка ресурсов, который можно было бы направить на философствование в широком смысле слова. Собственно, и знаменитый ИФЛИ – институт философии, литературы и истории был открыт лишь в 1931 г.: до того, видимо, в подобных кадрах особой нужды не ощущалось, да и средств, видимо, не было…

Именно поэтому ни во власти, ни около власти не было людей брахманского психотипа. Они не культивировались, не призывались. Скорее всего, их вообще меньше, чем людей других психотипов, так что и найти их не так-то просто.

Сейчас любят цитировать слова, якобы произнесённые тов. Сталиным: «Нам без теории смерть, смерть, смерть». Хорошо, конечно, что Вождь это понял. Но сделать он ничего не мог: люди умственно-философского типа задвигались, а при тех кадрах, которые имелись, философия и общественные науки годились лишь только в качестве апологии политики партии и правительства. В Средние века говорили, что философия – служанка богословия, а при советской власти она стала служанкой марксистско-ленинской пропаганды. Слово «философия» у здесь употребляю не в академическом, а в расширительном смысле – как любомудрие, как свободное умствование на важные темы о государстве, обществе, истории и вообще, как жить.

Философское творчество не приветствовалось ни на каком этапе советской власти. И по-другому быть не могло. Люди практического ума часто (почти всегда) недолюбливают людей умственного типа. Эти люди кажутся им пустыми болтунами, которые напрасно едят свой хлеб.

У власти потребность знания философского, социологического характера была очень невелика. Никто не хотел подлинно знать свой народ, его свойства и потребности. И другие страны тоже не очень стремились знать. Хотя в 50-60-х годах наоткрывали кучу НИИ разных направлений, никто из правителей не верил в ценность их продукции. Но ведь учёными тоже надо руководить, как тов. Берия атомным проектом, задавать им вопросы, давать задания. А этого не было. Все эти НИИ выродились в места непринуждённого сидения детей из приличных семей.

В 1982 г., уж на уклоне советской власти, тов. Андропов изрёк: «Мы не знаем общества, в котором живём и трудимся». И это на фоне какого-то трудно представимого числа разного рода так называемых обществоведов. Тов. Сталин на его месте, наверное, затеял бы дело обществоведов-вредителей. А тут… ну, не знаем – так не знаем.

Нельзя забывать ещё вот чего. Наличие каких-то условных брахманов – это неплохо. Это надо, необходимо. Но это лишь необходимое, но далеко не достаточное условие придания ума власти. Надо, чтобы люди власти подлинно сотрудничали с ними, призвали их во власть. А для того, чтобы это сделать люди власти должны быть иного психотипа, чем тот который там был. Даже просто задать вопрос эксперту – и то требуется некая квалификация. Не зря говорят, что правильно заданный вопрос содержит уже половину ответа. Пробиться во власть человеку умственного, брахманского типа было почти невозможно: он отсеивался на дальних подступах. Это понятно: любая организация воспроизводит свой кадровый состав, даже неосознанно. Люди умственного типа могли стать разве что спичрайтерами начальников, да сочинителями казённых статей в казённые журналы. На жизнь они влиять не могли.

Именно потому, что наверху не было людей умственного склада, а были только воины и организаторы, они не могли придумать ничего нового, своеобразного в отношении общества, его целей, траектории его движения. А когда началась «перестройка» - этим людям было легко внушить всякий вздор под маркой «во всех развитых странах так».

Николай Зенькович, белорусский журналист, которому привелось недолго поработать в ЦК КПСС накануне развала, в книжке "Я был свидетелем убийства сверхдержавы" писал, что в высоких партийных кругах люди, не то, что пишущие, а даже и читающие книжки были чем-то слегка подозрительными.

Меж тем, будь во власти люди умственного типа, история могла бы пойти по иной траектории. Если б было осознанно, что «нового человека» создать нельзя, это всё равно будет ветхий человек, а потому надо, держа крепко вожжи в руках, постепенно дать людям то, чего им не хватает, т.е. возможность небольшого хозяйственного творчества. Руль нужно было плавно отвернуть от прежнего направления, не забывая говорить о социализме и всём прочем – т.е. сделать примерно то, что делают китайские товарищи. И СССР стоял бы неколебимо. Но кто это должен был осознать? Это должен был осознать не внешний человек, а человек власти. Но для этого нужна была сильная умственная компонента власти. А её – не было. Люди власти имели колоссальные возможности и колоссальную власть. Но они не знали, что делать. Куда воевать? Что строить? И бубнили заскорузлый вздор. Даже не вздор, а какую-то серую жвачку. Я помню эту серость газеты "Правда", журнала "Коммунист" - теоретического, с позволения сказать, органа Партии.

Когда-то, помню, меня очень впечатлил рассказ С.Г. Кара-Мурзы. В 1957, кажется, году в МГУ вышел скандал: какие-то студенты стали изучать раннего Маркса и пришли к выводу, что у нас практикуется неправильный марксизм. И во всей Москве, со всеми её райкомами с их идеологическими отделами и прочей мурой не нашлось человека, способного разумно подискутировать о марксизме с желторотыми студентиками! Их начали гнобить как диссидентов или чего-то вроде этого. Стыд-то какой! Но в самом деле, для подобной дискуссии потребны кшатрии, люди мысли: людям меча или практического дела этот простейший шаг не по силам.

Или вот какие-то активисты ещё в 60-е годы по глупости притащились на Красную площадь с плакатиком «За нашу и вашу свободу». Ну и чего? Вышел бы к ним какой-нибудь инструктор райкома партии. Пригласил бы к себе, угостил чаем с сушками, потолковал бы о свободе, пригласил бы заходить для продолжения. Да они бы век ему признательны были, внукам бы ещё рассказывали! Но для этого надо быть маленьким, но брахманом. А там их не было. Не было во-о-бще.

Кого в партийных организациях «бросали на идеологию»? Того, кто человек вроде неплохой, но ничего полезного, т.е. хозяйственного, не умеет. Тут, конечно, надо различать создание идеологии и её трансляцию. Но и для трансляции требуются люди брахманского типа. Люди, может, не бог весть какого грандиозного ума, но всё-таки считающие, что это важно. Живущие в мире идей, а не в мире вещей. Тут есть сходство с соционической дихотомией интуит – сенсорик. Люди, склонные не то, что писать, а даже читать, ощущались культурно чуждыми: это я помню по собственному опыту.

Помню, я ужасно смеялась, когда узнала, что крёстная моей дочки, добрая украинская женщина, работавшая при советской власти в проектном институте в Запорожье, в тамошней партийной организации отвечала за идеологию. Ничего более далёкого ото всякой идеологии представить себе невозможно.

Не удивительно, что будучи людьми практического дела по психотипу, руководители страны относились к её социальной и экономической системе как старушка к компьютеру: не дай бог нажать какую-нибудь не ту кнопку – и всё исчезнет. Старушке легче: может вызвать сисадмина или внука, а тут-то что делать? А потому старались лишнего не нажимать, а ходить строго проторенными путями. А когда стали пытаться что-то изменять, совершенно не понимали, за какие нитки дёргать и к чему это может привести. У них было много консультантов? Ну вот они их и наслушались. Чтобы воспользоваться консультантами, правитель (индивидуальный или коллективный) должен иметь свой ум и свою идею развития. Вот этого-то и не было.

Осложнённый анамнез

Мне не хотелось бы, чтобы кто-то сказал: «Вот пришли к власти шариковы – и началось безмыслие. Они ещё всех умных и философствующих отправили в Гулаг».

На самом деле, большевики фактически спасли страну от распада после революции. Ценой страшной жестокости – восстановили её, подготовили к войне. И можно понять, что в тот трагический период было не до свободного философствования и во власть призывались люди борьбы и дела. Но потом такое положение нас сильно подвело. Безмыслие подвело.

И, надо твёрдо сказать, что создали его не большевики. Большевики опирались на давнюю традицию русской народолюбивой интеллигенции – нелюбви к творческой мысли. Наша прогрессивная, самоотверженная интеллигенция никогда не ценила подлинно творческой мысли, а, напротив, любила мысли простые, желательно изложенные в карманных катехизисах. Большевики – плоть от плоти её.

Об этом милом свойстве русской интеллигенции много и очень критически писал Николай Бердяев, знавший предмет очень глубоко и практически. Он прямо говорит, о нелюбви интеллигенции к истине, к подлинному знанию.

«Долгое время у нас считалось почти безнравственным отдаваться философскому творчеству, в этом роде занятий видели измену народу и народному делу. Человек, слишком погруженный в философские проблемы, подозревался в равнодушии к интересам крестьян и рабочих. К философскому творчеству интеллигенция относилась аскетически, требовала воздержания во имя своего бога - народа, во имя сохранения сил для борьбы с дьяволом - абсолютизмом. Это народнически - утилитарно аскетическое отношение к философии осталось и у тех интеллигентских направлений, которые по видимости преодолели народничество и отказались от элементарного утилитаризма, так как отношение это коренилось в "сфере подсознательной».

О том же говорил и раскаявшийся революционер Лев Тихомиров. Так что анамнез у нас весьма осложнённый, болезнь безмыслия давно и надолго поселилась в народном организме.

Сегодня мы видим то же безмыслие – в государственных решениях, в бездумном копировании иностранных образцов, в реформах ради реформ, в непременных инновациях там, где и старое прилично работало, да мало ли где… Болезнь далеко не преодолена.

Источник - Татьяна Воеводина .

• • 100
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5