​Если выделить смысловые ядра основных противостоящих сил в современном мире, как бы они не назывались – то это борьба нормы и сторонников нормальности с теми, кто категорически не признаёт норм жизни, и считает всё ненормальное правильным. Есть люди, которые являются сторонниками нормы, и есть те, кого называют на современном сленге «беспредельщики», то есть люди, которые выступают врагами всякой нормы человеческой жизни и всякого нормирования в ней.

Эти люди легализуют и даже выступают апологетами одновременно всех форм ненормальности:

- экономических аномалий сверхбогатства и сверхрасслоения общества,

-политических майданных путчей-аномалий, взламывающих нормы политической жизни,

-юридических аномалий (когда коррумпированные суды не руководствуются законом, а подменяют своим произволом всякий закон[1]),

- аномалий в семейной и половой жизни, дегенеративных извращений в культуре, уравнивание в правах лженауки с традиционной наукой и т.п.

Идеология легализации всех форм ненормальности жизни состоит из двух частей:

1. Всё разрешено, всё дозволено, всё равно всему.

2. Поскольку всё разрешено всем, то сильный делает, что хочет, в том числе и со слабым. Таким образом, всё разрешено только сильным – террористам и шантажистам, оргпреступности и олигархии.

+++

Это и закономерно: легализация ненормальности не может включить в себя отдельные виды, не затронув норм жизни в смежных сферах. Нельзя легализовать разбойничье, приватирское сверхобогащение – и при этом сохранить крепкую традиционную семью патриархального общества. Как человек может быть до 18.00 разбойником и пиратом, а после – примерным семьянином и хорошим отцом?

Культ ненормальности, культ беззакония, разбоя, «права силы» вместо «силы права» (торжество прихоти над принципом) – неизбежно раскрепощает все низшие инстинкты и реставрирует зверя во всей его полноте. Так рождается современная версия Содома и Гоморры, которые были (если внимательно прочитать) не только городами извращенцев, но и городами разбойников.
Таковы далеко идущие последствия отвращения к нормированию, нормированному распределению благ, выразившемуся в антисоветизме первых лет «перестройки». Люди, которые не хотят себя ограничивать экономически – не захотят себя ограничивать и поведенчески, тем более, что это неразрывно и тесно связано.

Неограниченный доступ к деньгам нужен человеку именно для неограниченного ничему поведения в жизни – иначе зачем ему деньги? Только нумизматы коллекционируют денежные знаки, алчным же они нужны, чтобы обеспечить себе произвол и вольницу.

Ненависть к нормированию продукта – оборачивается (и очень быстро) ненавистью к любой законности, любым нормам поведения – в том числе и к нормам этики, эстетики, этикета, к бытовым и половым нормам поведения.

+++

Нормирование – общий принцип, который расщепляется по спектру всех человеческих отношений. Есть, например, правовое нормирование, как сфера законодательства, и есть потребительское нормирование, как сфера нормализации производства и распределения.

Очень трудно человеку логическому понять – как можно нормировать поведение человека (законы) и при этом не нормировать его потребления (социальная справедливость)? Как этого можно добиться – непонятно, но ещё непонятнее – зачем этого добиваться? Какой смысл или принцип закладывают люди в противоестественное расщепление человеческого поведения и потребления? Почему существует норма поведения, но не вводится нормы потребления?

И где вообще грань между поведением и потреблением, если деятельность человека по большей части (чего греха таить?!) – экономическая? То есть поведение по большей части регулируется амбициями потребления, и безграничное потребление миллиардеров неразрывно связано с аномалиями (проще говоря, попранием всех законов) их поведения…
Люди признают пользу нормирования поведения (законности), и не понимают, что при аномии экономического хищничества, экономической ненасытности – формализация и выхолащивания нормирования поведения неизбежны.

Логика неумолима: где есть законы, регулирующие поведение человека, там должны быть и законы, регулирующие его потребление. Там, где один имеет возможность легально и открыто присвоить себе всё, не оставив другим ничего – там не может быть смысла в нормативной базе законодательства.

Если общество не нормирует распределения, потребления своих членов – как, чем и для чего оно будет нормировать их поведение (т.е. соблюдение законов)? Если, например, в частной корпорации подчинённая частному владельцу служба безопасности будет сильнее и многочисленнее государственной полиции, то они попросту поменяются местами!

Именно об этом немцы сложили поговорку «нужда не знает законов» ( Not kennt kein Gebot). Аналогичная записана и В.Далем у русского народа. Во-первых, нужда, не знает законов, а, во-вторых, и сверхбогатство законов не знает. Нужда по закону просто вымрет (не получив того, чего закон не даёт, но что до смерти нужно для выживания), а сверхбогатство по закону просто не сформируется. Суть же в том, что нет нормирования потребления – не может быть и нормирования поведения.

Нормирование поведения (законами божьими и человеческими) неразрывно связано с нормированием потребления (хлеба к обеду в меру) и с нормированием духовной, культурной, научной жизни. Это вопросы научной этики исследователя, вопросы самоцензуры и приличий у художника, вопросы упорядоченности культа в символах веры и т.п.

Всё это вместе и связано с движением нормалистов – самых разных партий, движений, но единого пафоса соблюдения нормы. А противостоят им в современном мире аномалисты, проповедующие аномию[2].

Аномия («беспредел»), как и нормирование, расщепляется из единства по спектру отраслей. Это поведенческое беззаконие, экономический социал-дарвинизм, отказ от всяких приличий и сдержек в духовной, культурной сфере (содомия), отказ от всякой научной этики (эксперименты над людьми в концлагерях и т.п.). Важно понимать, что это не разные явления, а разные цвета единого содомского радужного спектра, тесно и органически связанные друг с другом. Человек, не желающий разумно ограничить свои доходы и потребление, не хочет, естественно, и ограничений в поведении. Он не желает ни норм этики, ни норм этикета. Поэтому миф о либеральных рыночниках с высокой культурой и аристократическими манерами поведения – не более, чем миф.

Дело в том, что поведение аристократа в традиционном обществе было наиболее зарегулированным - за его поведением был наивысший контроль, что и создавало из угнетательской страты «касту носителей культуры». Аномия как идеал делает человека свиньёй во всём – как в отношениях с рабочими, батраками – так и в культурных и познавательных вопросах. Современный приватизатор – не граф и не князь, он свинья в каждом своём отправлении, какой бы нужды не отправлял.

+++

Любые наши достоинства – продолжение наших недостатков, и наоборот. Нормализм, приверженность нормальному поведению – рождают мир удобный, комфортный, но… скучный. Особенно тяжело в таком упорядоченном мире людям с адреналиновой зависимостью, азартным людям и всем категориям одержимых.

Аномия, как царица всяческой непредсказуемости, рождает мир моментальных лотерей, этот мир жуткий, страшный – но ни в коей мере не скучный. От мира нормы он отличается так же, как пиратский разбой от работы парома.

Схватка Запада с СССР была – теперь это уже виднее издалека – схваткой между миром страшным и миром скучным. При этом подлость тотальной пропаганды, конечно, существенно снизила степень страхолюдности Запада, но даже в сусальных её формах не смогла скрыть до конца.

-Вы устали от скуки и предопределённости? Тогда мы сейчас вас растрясём!

Запад ворвался в обустроенный, и год от года богатеющий в режиме устойчивого развития мирок советизма, как слон в посудную лавку. Единственное обещание, которое сдержали «реформаторы» - аномисты: «скучно не будет!»

Они и сегодня, правда, без прежнего успеха, противопоставляют скуку устойчивой власти в РФ – костоломным «американским горкам» политических майданов.

Скуке противопоставляется ужас, как лекарство от скуки. Миру прозаичной тарелки с пельменями – противопоставляется мир «летающих тарелок» и «вторжения инопланетян». Мы не поймём уязвимости советизма, как образа жизни – не осознав его скуки, с годами благополучного покоя лишь нарастающей (сходные процессы шли в социализированной Европе второй половины ХХ века).

Хаос становится – как яблоко для прародителей – искушением детям порядка и размеренной нормы жизни. Самый яркий соблазн в нём – бурная животная половая жизнь, противопоставленная жёсткой патриархальной семейственности. Половые нормы цивилизованного общества – пожалуй, самое жестокое испытание для биологического человека. Бесконечность пельменей или колбас справедливо воспринимается, как бред, а вот бесконечность половых партнёрш и приключений с ними – куда как более благосклонно.

Разговор о том, как сложились половые нормы ЦОЖ[3], почему они противоположны Содому, докуда они оправданы логикой цивилизованности, а где уже превращаются в изуверство, членовредительство, беспощадное попрание биологической природы человека – сложный и большой, отдельный разговор.

Отметим лишь, что Норма восторжествовала в половых отношениях так же, как и во всех иных межчеловеческих отношениях цивилизации, нравственный и юридический законы стали регулировать половую сферу наряду со всеми иными сферами – и именно в этой точке оказались наиболее уязвимы для жаркого дыхания хаоса с азартом его непредсказуемости и поливариантности.

+++

И скучный мир брежневизма-конвергенции, и страшный мир Дикого Запада имеют свои привлекательные и отталкивающие стороны. Разница, однако же, в том, что скука имеет пределы и берега, нарастающий ужас – не имеет никаких ограничений. В скуке сидишь неподвижно – в ужасе падаешь всё ниже и ниже.

Скучный мир можно каким-то образом (до конца пока не знаем, каким) сделать для человека более приемлемым, более комфортным, в том числе и с точки зрения азарта (Освоение космоса? Или?...).

Мир постоянно нарастающего ужаса совместить с человеком в принципе нельзя. Это мир животных, он целиком и полностью опирается на зоопсихологию, на инстинкты животного, противопоставленные рассудку и логике.

И главная беда истории в том, что не скучный мир победил страшный, а наоборот. Разум так устроен, что если ему дают работать – находит лазейку из любой проблемы. Безумие же устроено прямо противоположно – в нём ожоги пытаются «лечить», погружая руки всё глубже в пламя…

Но Разум не может работать – если разрушены базовые принципы его деятельности: сама возможность выстраивания и проверки гипотез.

+++

Поскольку деньги являются наиболее универсальной мерой как награждения (премия, поощрение) так и наказания (штрафы), получается, что современный мир – это мир немотивированных награждений и наказаний. Это распределение орденов-наград и штрафов-взысканий по принципу жребия, в режиме лотереи. Счастья в этой жизни не выслуживают, не зарабатывают – его выигрывают (или, соответственно, нет)[4].

Понятно, что в мире лотереи проигравшие плачут, а выигравшие (ни с того, ни с сего, мгновенно, кучу денег и благ!) восторженно скачут. Но очевидно, что мир лотереи одноразовый. Нельзя выстроить даже самого примитивного общества на немотивированных наградах и наказаниях (когда и награждают и карают непонятно за что). В этой одноразовости лотереи и заключается наш провал без конца, наша жизнь после СССР, в которой, воистину, «чем дальше, тем страшнее».

Поддержание общества требует поощрять одни практики и пресекать другие – иначе как же? Но какие практики поощрило наше общество, одарив «олигархов» сверх всякой меры и крыши? И какова фабула обвинения этого общества к тем, кто нищенствует, из помойки питается?

«Лузер», «неудачник» - эти обвинения не из лексикона цивилизованного человека, к какой бы цивилизации он не принадлежал. Всякое разделение добра и зла требует награждать за добро, а не за что попало. И наказывать – за зло, а не просто так.

Современное общество несовместимо с базовыми принципами законности – потому что основная масса его наград и наказаний вне закона, никак не согласуется ни с какими общими принципами. Нельзя на рациональном языке уважения и претензий объяснить – почему этому человеку так хорошо, и потом другом человеку так плохо? Чем и тот и другой ЗАСЛУЖИЛИ своё нынешнее положение?

Следовательно, невозможно выстроить и системы воспитания в школе и семье (её сегодня и нет): ведь вся система воспитания построена на положительных и отрицательных примерах, иллюстрациях того, как награждает общество добродетель и как карает порок.

Хочешь жить хорошо – делай поощряемое. А будешь делать плохо – будет и тебе самому плохо. Такова базовая основа воспитания. Какое имеет она отношение к современному обществу? Никакого. Ведь всё оно выстроено на противоположных принципах ненаказуемого злодейства и презрительного забвения доблести.

+++

То, что борьба с социализмом с самого начала была борьбой с нормированием – знают все, включая и ярых антисоветчиков. Но признать то, что она почти сразу стала борьбой со всякой нормой, со всем нормальным, с самим представлением о нормальном и ненормальном – не каждый антисоветчик решится.

Они как-то странно разводят нормирование и норму (ограничения в потреблении и ограничения в поведении). Но откуда же возьмётся норма, если нет создающих её процессов нормирования?!

Я объясню, откуда: если автомобили не производятся, то какое-то время будут бегать старые автомобили, произведённые до запрета их производить. Они будут выходить из строя постепенно, их будут чинить, возвращать в строй, как-то латать поочерёдно, пока они не рассыплются окончательно в ржавую труху. То же самое можно сказать и о нормах современного буржуазного права. Представление о нормальности унаследовано этим обществом от предыдущего. Совершенно очевидно, что представления людей о нормальном и ненормальном инерционны и конечны. И дело не только в «окнах Овертона», как в технологиях, придуманных хищниками для дегенератов. Ведь в технологии есть и автор, и адресат.

А есть ещё спонтанные, никем не направляемые и никому не адресованные процессы, вытекающие из отмены нормирования, приводящей к постепенной эрозии всех норм. В «окнах Овертона» представление о нормальном смещается, перемещается. А в процессе стихийной эрозии нормативного начала в человеке оно никуда не смещается, оно просто исчезает.

Всякая сущность имеет и меру для своего определения, иначе откуда мы знаем, что это она, а не что-то другое? Как может слепой сказать – светло в комнате или темно? Для норм человеческого поведения мерой являются нормы человеческого потребления.

Их повышают за хорошее поведение, понижают за плохое, поощряя и штрафуя, и тем воспитывая гражданина, а не дикого зверя в диком лесу. Чтобы повышать или понижать нужна мера – явно утраченная в приватизацию 90-х. Но, кроме того, и важнее того – чтобы отличать правого от виноватого – тоже нужна мера!

Как вы отличите законные требования протестующих от злостного хулиганства и асоциальной распущенности? Должен ли человек терпеть всё, что угодно? Немыслимо! Или же он имеет право на бунт в любых обстоятельствах? Тоже немыслимо!

Мера человеческого терпения – это степень удовлетворения нормы в отношении него. Человек, который получил всё положенное, и при этом громит улицы – хулиган и преступник. А человек, который не получил самого необходимого для жизни, и громит улицы – революционер. А разделяет их между собой НОРМА – положенная человеку по закону (или, на худой конец – устной традицией).

Претензии человека к обществу определяются именно нормой – иначе все они вырождаются в тупое, безразмерное, дегенеративное хулиганство. Общество так устроено, что не имеет права забирать у человека всё, но в то же время и дать ему всё, чего он пожелает – тоже не может. Общество даёт сколько положено – и на этом строится принцип законности. Без потребительской нормы его просто не станет: почему человек, укравший курицу – вор, а человек, захапавший миллиарды – не вор?

Закон в данном случае теряет логику, а потеряв логику, теряет и себя, превращаясь в простое и задним числом протоколирование произвола сильных над слабыми. Те что-то сделают – а потом проституированные правоведы облекают действие в подобие юридического документа.

Имеет ли такое оформление задним числом какой-то смысл? Конечно же, нет!

+++

Важное резюме: разрушение нормы в одной сфере содержит в себе «принцип домино» и обрушивает нормы во всех других сферах. «Свобода», понимаемая либерально – не как свобода от греха, а буквально (как свобода от всех норм, всяких правил и любых ограничений) – рождает беспринципного «беспредельщика», зверя и беса в одном лице. Аномалия начинается с пустяков, с пересмешничества и ёрничества, подобная шутке, забаве – но неизбежно разрастается, как прореха в бытии, захватывает новые пласты и сферы отношений, пока в итоге не уничтожит всё человеческое.

Мы, авторы ЭиМ, совершенно не аллегорически, а в прямом и буквальном смысле предупреждаем (уже не раз): конечной точкой либеральной деградации личности является утрата членораздельной речи и прямохождения. И если вы внимательно понаблюдаете за молодёжной средой, за её неблагополучной частью, то ИМЕННО ЭТО и увидите…

=====================================
[1] Таково, например, продавленное США решение «международного» суда по Косово, которое они вопреки собственному же англосаксонскому прецедентному праву – отказались сделать прецедентом для аналогичных случаев Абхазии, Осетии, Крыма, Приднестровья, Карабаха и др.

[2] Согласно Дюркгейму, аномия — это состояние общества, в котором происходят разложение, дезинтеграция и распад определённой системы устоявшихся ценностей и норм, ранее поддерживавшей традиционный общественный порядок. Либо до установления новых (реставрации старых) норм, либо уже совсем до «летального исхода»…

[3] ЦОЖ – Цивилизованный Образ Жизни, по аналогии с ЗОЖ – Здоровый Образ Жизни.

[4] И, надо отдать должное, интеллигенция это понимала с самого начала. Уже в 1991 году известный литературовед М. Золотоносов сердито писал: «Мифологемы “Справедливость” и “Право на счастье” (счастье в обмен на временную бедность и праведность) вошли в самую основу советского менталитета. Две вехи – фильм “Кирпичики” (1925 г.) и “Москва слезам не верит”(1979 г.)»… Жизнь случайна и бессмысленна... счастье нельзя получить по векселю, счастье получают только в подарок. Его незаслуженность и неожиданность – непременные свойства; его могло бы не быть, нас самих могло бы не быть». Свою ущербно-извращённую идею «счастья-лотереи» Золотоносов почему-то приписывает Солженицыну (не знаю, обрадовался ли тот от такого истолкования своего творчества), и даже называет её «сверхидеей «Архипелага». (1991 г., журнал «Октябрь», монография «Отдыхающий фонтан»).

Источник - Александр Леонидов .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5