• ,
    Лента новостей
    Опрос на портале
    Облако тегов
    crop circles (круги на полях) knz ufo ufo нло АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ИСТОРИЯ Атомная энергия Борьба с ИГИЛ Вайманы Венесуэла Военная авиация Вооружение России ГМО Гравитационные волны Историческая миссия России История История возникновения Санкт-Петербурга История оружия Космология Крым Культура Культура. Археология. МН -17 Мировое правительство Наука Научная открытия Научные открытия Нибиру Новороссия Оппозиция Оружие России Песни нашего века Политология Птах Роль России в мире Романовы Российская экономика Россия Россия и Запад СССР США Синяя Луна Сирия Сирия. Курды. Старообрядчество Украина Украина - Россия Украина и ЕС Человек Юго-восток Украины артефакты Санкт-Петербурга босса-нова будущее джаз для души историософия история Санкт-Петербурга ковид лето музыка нло (ufo) оптимистическое саксофон сказки сказкиПтаха удача фальсификация истории философия черный рыцарь юмор
    Сейчас на сайте
    Шаблоны для DLEторрентом
    Всего на сайте: 86
    Пользователей: 0
    Гостей: 86
    Архив новостей
    «    Март 2024    »
    ПнВтСрЧтПтСбВс
     123
    45678910
    11121314151617
    18192021222324
    25262728293031
    Март 2024 (894)
    Февраль 2024 (931)
    Январь 2024 (924)
    Декабрь 2023 (762)
    Ноябрь 2023 (953)
    Октябрь 2023 (931)
    Сергей Лукьяненко: Прыжок (Соглашение - 3)

     Сергей Лукьяненко

    Прыжок

    От автора

    Писатель, рассказывающий о нашем мире, как правило, обходится словами, существующими в нашем языке. Писатель, который рассказывает о других мирах или будущем, неизбежно сталкивается с проблемой — как назвать то, чему нет точного аналога?

    Поскольку в этой книге действие происходит в будущем и в нескольких мирах, я был вынужден адаптировать бо́льшую часть незнакомых терминов, приведя их к знакомому виду. Однако надо учитывать, что отличия имеются практически всегда. Ряд терминов вообще пришлось оставить в грубой транскрипции — меры длины на Неваре не имеют точных аналогов среди земных языков, и автор счел нужным сохранить их в первозданном виде. В то же время основные меры расстояния Соргоса крайне близки к человеческим (98 сантиметров и 1011 метров), поэтому автор решил использовать термины «метр» и «километр».

    Вот примеры нескольких слов и терминов для любознательного читателя:

    Земля

    1. Книга, книжка — практически всегда имеется в виду электронная книга, выглядящая как прямоугольный лист мягкой ткани. При включении книга обретает твердость и становится похожей на лист плотного картона со сменяющимся изображением. В книге может быть записано огромное количество текстовой информации, но в отличие от планшета она не предназначена для показа видео, игровой или сетевой активности. Любопытная деталь — книга, разрезанная на несколько частей, превращается в несколько книг, каждая из которых полностью функциональна. Поэтому фразы «дай почитать», «поделишься книжкой», как правило, означают просьбу разорвать или разрезать книгу на части. Если речь идет о бумажной книге, которая является в большей мере предметом искусства и коллекционирования, то всегда уточняется: «бумажная книга».

    2. Фотография, картинка — в большинстве случаев это гибкая пластиковая пластинка с тем или иным изображением. Однако, в отличие от старинных фотографий, каждая картинка несёт в себе несколько десятков или сотен изображений, переключаемых с помощью нажатия на уголок листа — или при помощи внешнего интерфейса. Многие картинки умеют аккумулировать внешний свет и подсвечивать изображение, некоторые способны проигрывать видеоролики или звуковые файлы. В общем и целом, это упрощённый планшет или экран, набор функций которого ограничен лишь стоимостью производства.

    3. Внешний английский — основной язык международного общения, официальный язык Космофлота. Базируется на классическом английском языке с сильно упрощенной грамматикой и значительными заимствованиями из других языков, в первую очередь китайского, испанского и русского. Считается деловым и техническим, писатели и поэты для творчества, как правило, используют национальные языки. Большей частью персонажи общаются именно на внешнем английском, в тех случаях когда они переходят на другие языки и это нужно для понимания ситуации или по соображениям приличия, их речь дается в оригинале.

    4. Аудио‑ксено — язык звукового общения, разработанный Ракс и принятый как стандарт для цивилизаций Соглашения, наряду с графити‑ксено (письменная речь) и код‑ксено (языком программирования и обмена машинной информацией). Обязателен для всех офицеров Космофлота. Очень прост по структуре и удобен для произношения всеми разумными видами. Еще более плохо приспособлен к передаче «избыточной информации», то есть художественных текстов, хотя отдельные энтузиасты разных видов предпринимают попытки адаптировать его для творчества.

    5. Космофлот. Несмотря на совершенно явное происхождение от ВВС, ВМФ и прочих армейских структур различных стран, Космофлот не является в полной мере военной организацией, его офицеры представляют собой что‑то среднее между офицерами ВМФ и моряками современного торгового флота. Связано это в первую очередь с тем, что существующие доктрины Соглашения вообще не предусматривают сколько‑нибудь масштабных военных действий. Единственным членом экипажа, максимально приближенным к понятию «военного», можно назвать офицера специальных (то есть боевых) систем корабля. Впрочем, военную подготовку все офицеры проходят в полной мере. Как дань традиции. И на всякий случай.

    6. Шеврон. В земном Космофлоте принято обозначение должности и звания посредством нарукавных шевронов (по образу Советской армии времен Великой Отечественной войны или американской армии ХХ века). Цвет шеврона определяет, является ли офицер штабным, допущенным к полетам, находящимся в резерве и т. д. Число полосок на шевроне определяет звание, цвет — выслугу лет и особые заслуги. Погоны используются лишь в парадной форме.

    7. Тапочки «тысяча дырочек». Как ни странно, но основная рабочая обувь космонавта — тапочки. Это актуально и в невесомости, и при искусственной гравитации. Особенность тапочек космонавта — пористая структура, из-за чего они получили насмешливое название «тысяча дырочек». Форменные полуботинки, впрочем, тоже сохранились. Для визитов к начальству.

    Дырочек, кстати, на самом деле не тысяча, а тысяча двадцать четыре.

    8. Дуэль. Разумеется, дуэль в классической форме не сохранилась в Космофлоте. Однако в случае непримиримых противоречий или же необходимости психологически разрядить конфликт между членами экипажа, дуэльный кодекс позволяет провести дуэль в виртуальном пространстве, согласно одному из семи общераспространённых дуэльных правил. Дуэли не так редки, как может показаться, поскольку в большинстве случаев дуэль заканчивается примирением, не приводит к серьёзным последствиям и информация о них не столь широко распространяется. Однако, согласно статистическим данным, почти девяносто два процента космонавтов участвовали в дуэлях во время службы.

    Соргос

    9. Семья. Семья на Соргосе отличается от земной. Как правило, это не брачное партнерство мужской и женской особей. В семье могут быть от двух особей до нескольких десятков, сексуальные отношения в семье также могут принимать разные формы — моногамные, полигамные, групповые. Возможны семьи, в которых секс внутри семьи вообще не практикуется, хотя это достаточно редкий случай. По сути, семьей называется группа особей, ведущих общее хозяйство и связанных той или иной целью, секс вторичен. Выделяют следующие группы семей: Младшая, или родительская, в которой особь растет; Средняя, или подростковая, молодежная, куда, как правило, уходит повзрослевший ребенок. Старшая, или материнская, которую создают для рождения собственных детей и совместного хозяйствования. Разумеется, что для одного — родительская семья, то для другого — материнская… Изредка возникают Почтенные, или старческие, семьи, куда уходят самые старые или одинокие особи. Впрочем, кризис традиционной семьи коснулся и Соргоса: многие особи вообще не создают семей или пропускают какой‑либо этап.

    10. «Жгучий клещ» — редкое, но встречающееся на Соргосе повсеместно насекомое — паразит. Особенностью клеща является локализация на слизистом эпителии гениталий и выделяемый им токсин, вызывающий многочисленные оргазмы. По этой причине «жгучий клещ» иногда втайне используется в качестве источника постыдного сексуального удовлетворения, а само его название табуировано и является грязным ругательством.

    11. «Материнская кукла-вкладка» или просто «кукла-вкладка» — традиционная детская игрушка, напоминающая русскую матрёшку и погремушку одновременно. Состоит из восьми слоёв, расписанных вручную шаров, в отличие от матрёшки — на резьбе. Внутренний — шарик-«яйцеклетка» и спермий, далее — эмбрион, детёныш, ребёнок (различия между детёнышем и ребёнком малопонятны для человека, но в основном заключаются в отвердевании копыт), подросток, взрослый, старик и, самая внешняя фигура — «хищник», изображающий стилизованного монстра и символизирующий смерть. Кукла-вкладка выполняет функцию погремушки, прорезывателя зубов и символизирует «бег жизни», философский и теологический термин, восходящий к древнейшим временам истории Соргоса.

    Невар

    12. Меры длины Невара отражают специфику дуальной цивилизации. Достаточно упомянуть, что «чи» (приблизительно полтора сантиметра) — это размер полового члена взрослого гуманоида, а «глан» (около восьмидесяти шести сантиметров) — это средняя длина хвоста женской кошачьей особи.

    13. «Тра» — термин кошачьих Невара, слово в «невероятном будущем времени», в современности используется для обозначения лишь двух вещей: 1) объекта любви, секс или брачный союз с которым исключен по причине физиологии, возраста, пола или иных обстоятельств непреодолимой силы. Любопытно, что употребляется лишь термин «тра‑жена»; «тра‑муж» звучит, с точки зрения кошачьих Невара, очень смешно и нелепо; 2) неопределенно долгой и счастливой жизни, блаженства и покоя.

    14. «Анко» — термин кошачьих Невара, вошедший и в повседневную речь гуманоидов, означающий: 1) нелепый поступок, для которого нет и не может быть никаких оснований; 2) акт величайшего самопожертвования, достойный восхищения и памяти в поколениях; 3) добровольное принятие высшего государственного поста.

    Да, кошачьи Невара — странные. И со своеобразным чувством юмора.

    Феол

    15. «Лучшая часть меня» — термин, которым гуманоидная особь Феол называет мозгового червя, с которым находится в симбиозе. Гуманоиды Феол практически лишены эмоций, но обладают развитым интеллектом. Червеобразный симбионт, эволюционно приспособленный для жизни в их организме, сам по себе практически не разумен, но дает эмоциональную составляющую общей личности. В принципе буквальное наименование симбионта должно переводиться как «совесть», но подобный перевод несколько запутал бы читателя.

    16. «Оперирующий психотерапевт» — врач Феол, который занимается проблемами душевного здоровья, по большей части связанными с конфликтами между гуманоидной особью и симбионтом либо гибелью симбионта и необходимостью присадки нового. Оперирующий психотерапевт должен быть физически крепким, иметь хорошую реакцию, развитую мускулатуру и высокий ранг в одном из единоборств.

    Классификация разумных миров, принятая в Соглашении

    1‑й уровень — цивилизация до‑технического уровня.

    (Примечание Феол — «термин “до‑технического” идентичен термину “до‑селекционного”».)

    2‑й уровень — цивилизация начального технического уровня, до преодоления притяжения материнской планеты и выхода в космос.

    (Примечание Человечества — «выходом в космос является достижение скорости убегания применительно к материнской планете».)

    3‑й уровень — цивилизация, вышедшая в космическое пространство и совершающая полеты в пределах своей звездной системы.

    (Примечание Ауран — «перемещение с поверхности планеты в космическое пространство посредством устройств типа “космический лифт”, “катапульта” или “пушка” также считается полетом».

    Примечание Феол — «перемещение с поверхности планеты в космическое пространство внутри природных или искусственно созданных живых организмов считается полетом».

    Примечание Ракс — «перемещением считается смена положения с поверхности планеты на положение вовне».)

    4‑й уровень — цивилизация, имеющая постоянные и самодостаточные поселения вне материнской планеты, но в пределах своей звездной системы.

    (Примечание Халл‐3 — «самодостаточность поселения определяется решением его жителей, а не решением жителей материнского мира».

    Примечание Халл — «единая и неделимая цивилизация Халл оставляет за собой право выборочно толковать данный пункт».)

    5‑й уровень — цивилизация, достигшая любой иной звездной системы.

    (Примечание Ракс — «под достижением иной звездной системы понимается как пилотируемая, так и непилотируемая экспедиция».

    Примечание Халл — «под экспедицией понимается перемещение из одной звездной системы в другую материальных тел, способных к передаче информации и (или) осуществлению какой‑либо полезной работы».

    Примечание Ауран — «иная звездная система должна находиться на расстоянии не менее трех с половиной световых месяцев от материнской звезды и на расстоянии, сводящем гравитационное взаимодействие звезд к ничтожно малым величинам».

    Примечание Человечества — «достижение иной звездной системы неисправным зондом или кораблем с мертвым экипажем засчитывается, если причина гибели экспедиции не носила системного характера и может быть названа случайной».)

    Миры, достигшие 5‑го уровня, приглашаются к участию в Соглашении.

    Контакты с цивилизациями первого — четвертого уровней строго ограничены.

    Решение о контакте или вмешательстве, выходящем за границы научного и (или) локального, может быть принято только общим консенсусом цивилизаций Соглашения.

    Каждая цивилизация Соглашения несет ответственность за цивилизации первого — четвертого уровней в своей зоне влияния.

    Каждая цивилизация Соглашения вправе контролировать соблюдение правил иными цивилизациями Соглашения.

    Халл

    Ауран

    Феол

    Ракс

    Человечество

    Халл‐3

    Экипаж научного корабля «Твен»

    Валентин Горчаков, человек, капитан второго ранга, 34 года. Командир корабля.

    Матиас Хофмайстер, человек, капитан третьего ранга, 34 года. Старший помощник.

    Анна Мегер, человек, 47 лет. Мастер‑пилот.

    Гюнтер Вальц, человек, 30 лет. Оператор специальных систем корабля.

    Лев Соколовский, человек, 78 лет. Врач.

    Теодор Сквад, человек, кадет, 16 лет. Системный администратор, специалист по ИИ.

    Алекс Йохансон, человек‑плюс, кадет, 17 лет. Навигатор.

    Лючия Д’Амико, человек, кадет, 17 лет. Специалист систем жизнеобеспечения.

    Искин корабля «Твен»

    Марк, квантовый компьютер 6‑го поколения, Искусственный интеллект — искин, 56–92‑й цикл ядра. Синтетическая личность.

    Научная группа корабля «Твен»

    Бэзил Годфри Николсон, человек, 48 лет. Доктор наук, специалист по дуальной цивилизации Невар.

    Мэйли Ван, человек, 41 год. Профессор, доктор наук, специалист по фелиноидам системы Невар.

    Ксения. Ракс. 0 лет. Третья‑вовне. Наблюдатель.

    Уолр. Халл‐3. 71 год. Специалист по гуманоидным формам жизни.

    Направляющий разум корабля Стирателей

    Данных нет.

    Станция наблюдения Невар в неправильной реальности

    Прима. Ракс. 2 года. Первая‑вовне. Наблюдатель.

    Двести шесть — пять / Толла. Феол. 82 года / 6 лет. Созерцатель агрессии.

    Станция наблюдения Невар в правильной реальности

    Прима. Ракс. 12 лет. Первая‑вовне. Наблюдатель.

    Система Невар, планета Кехгар (Земля), или Желанная в неправильной реальности.

    Анге. Гуманоид. 27 лет. Инженер. Офицер третьей ступени Небесной Стражи поста 109–74.

    Латта. Гуманоид. 27 лет. Военнослужащая. Офицер второй ступени Небесной Стражи поста 109–74.

    Система Невар, планета Ласковая

    Линге. Киса. 19 лет. Брачный партнер (временная жена для сохранения генетической линии) Криди.

    «Дружба» — первый межзвездный корабль дуальной цивилизации Невар

    Криди. Кот. 36 лет. Инженер. Начальник инженерной группы.

    Анге. Гуманоид. 27 лет. Инженер. Тра‑жена (брачный партнёр, полноценный союз с которым невозможен) Криди.

    Норти. Капитан от кис. 57 лет.

    Лерии. Капитан от гуманоидов. 48 лет.

    Казвар. Гуманоид. 51 год. Геолог.

    Система Соргос, планета Соргос

    Ян. Черный. 33 года. Инженер, военнослужащий, учитель.

    Адиан. Черная. 31 год. Социолог, экономический и политический аналитик.

    Сарк. Черный. 42 года. Старший лейтенант ракетных войск.

    Рыж. Рыжий. 16 лет. Подросток.

    Лан. Черная. 16 лет. Подросток.

    Экипаж «Рами», пространственного ползуна, цивилизация Феол

    Триста — тридцать / Мото. Феол. 122 года / 28 лет. Оперирующий психотерапевт.

    — /Толла-нуб. Феол. 0 лет. Дарственный сегмент.

    Экипаж «Несущей ужас и раскаянье врагам, радость и торжество друзьям», научного корабля Ауран

    Фло. Проявление — капитан. Сущность — нет данных.

    Картас. Проявление — нет данных. Сущность — нет данных.

    Тарта. Проявление — нет данных. Сущность — нет данных.

    Номер 1. Проявление — нет данных. Сущность — нет данных.

    Номер 2. Проявление — нет данных. Сущность — нет данных.

    Номер 3. Проявление — нет данных. Сущность — нет данных.

    Система Лисс, планета Стирателей

    Данные загружаются… 1 % complete…

    Часть первая

    Глава первая

    «Твен» лежал на поверхности.

    Вообще-то межзвёздные корабли для этого не предназначены. Они не взлетают с планет и не садятся на них. Их жизнь проходит в движении между звёзд и в покое у орбитальных станций. Корабль на поверхности — неважно, планеты или астероида, — это мёртвый, потерпевший катастрофу корабль.

    Но «Твен» был цел и лежал на поверхности другого корабля, настолько огромного, что он смотрелся бы соразмерным земной Луне.

    Корабль этот, впрочем, ничуть не походил на планетоид. Не был он также шаром, сигарой или многогранником, как большинство кораблей Соглашения. Живые корабли Феол и сплюснутые эллипсоиды Ауран он тоже ничем не напоминал.

    В самом грубом приближении исполинский корабль Ракс походил на кусок ветвящегося коралла, обломанный или обточенный во что-то близкое к шару, через который протянули миллиарды лент, проводов и труб самого разного диаметра, то ли повинуясь непостижимой логике, то ли совершенно небрежно и бессистемно.

    Ветви этого коралла, даже утончаясь кнаружи, оставались многокилометровыми. И вот на одной из этих ветвей, на краю уходящей вглубь корабля пропасти (в которой сверкали и словно бы двигались обманчиво-тонкие конструкции) лежал земной корвет.

    Сила тяжести на поверхности корабля приближалась к земной. То ли корабль, несмотря на свою сотовую структуру, имел очень большую массу, то ли гравитация создавалась искусственно.

    Алекс, как ни странно, решил, что скорее всего верно первое предположение. Он стоял у полого, уходящего вниз края «коралловой ветви», от восторга и восхищения задержав дыхание, и вглядывался в тёмно-искрящиеся бездны. За его спиной тянулась бугристая равнина — поверхность исполинского корабля, впереди — склон, обрывающийся в пропасть, уходящую куда-то в самые недра. Над головой висела планета, принадлежащая Ракс, и сияла крошечная белая звезда, совсем недавно бывшая голубым гигантом. Битва с кораблём Стирателей высосала из неё чудовищное количество энергии.

    — Не упадите, мой дорогой юный друг! — воскликнул Уолр. — Ваша смерть ляжет на мои сердца тяжёлым грузом!

    Юный навигатор отступил от склона на несколько шагов, глянул на довольно ухмыляющегося представителя Халл-три. Сказал:

    — Мне кажется, если прыгнуть вниз, то не разобьёшься. Ракс тут всё контролируют.

    Уолр кивнул и подтянул шорты. В повседневной жизни его народ ничем не прикрывал тело, но он одевался из уважения к человеческим обычаям.

    — Без сомнения, Алекс, без сомнения! Не знаю, отметили ли вы тот факт, что у нас с вами разная атмосфера?

    Алекс с сомнением посмотрел на Уолра. Корабль-планетоид не имел атмосферы, но место посадки «Твена» окружал колеблющийся купол воздуха. Что его удерживало, силовое поле или гравитационный барьер, можно было лишь гадать. Но Ракс уверили, что выходить из корабля можно без всяких скафандров.

    — Нет, не заметил, — признался Алекс.

    — Вокруг вас выше содержание кислорода и ниже влажность, — сообщил Уолр. — Всё, как мы привыкли! Бесспорно, Ракс наиболее развитая культура Соглашения. А этот корабль… удивительная простота и сложность конструкции!

    Он нагнулся к пористой бугристой поверхности, вцепился крепкими толстыми пальцами в торчащую веточку, обломил, поднёс к глазам.

    — Осторожно! — вскрикнул Алекс. — Что вы делаете?

    — О, это не опасно и не важно, — отмахнулся Уолр. — Мы уже раздавили множество таких.

    Несколько мгновений он вглядывался в обломок. Халл были разумным видом, приспособленным к частично грунтовому обитанию, и их предки почти утратили зрение. Но Уолр был из числа сторонников прогресса и генетического улучшения, Алекс подозревал, что его маленькие глазки на самом деле куда совершеннее человеческих.

    — Фрактал, — сказал Уолр. — А точнее — квазифрактал. Это… сооружение… оно растёт, живёт, отмирает и осыпается. Подобно кораллу…

    Он раздавил веточку между пальцами, стряхнул пыль.

    — Сооружение? — уточнил Алекс. Он знал, что при общении с чужими стоит быть внимательным к оттенкам слов. Аудио-ксено плохо приспособлен для передачи двойственных смыслов, проще говоря, на нём очень трудно врать. Скорее всего, Ракс, разработавшие общий язык, сделали это намеренно. А вот внешний английский, на котором сейчас говорил Уолр, идеален для игры словами.

    Проще говоря, Уолр не употребил слово «корабль» намеренно.

    — Конечно, — сказал Уолр. — Поиграем в загадки? Создано Ракс, огромное, перемещается в космосе и гиперпространстве, имеет огромную боевую мощь, живёт и развивается, но не корабль. Что это?

    — Станция? — помедлив секунду, предположил Алекс.

    — Не совсем. Попытаешься снова?

    — Одна из трёх станций, содержащих полный массив знаний о Галактике! — выкрикнул Алекс. — Станция Второй-на-Ракс! Их флот был деактивирован, Ракс вывели из гипера одну из базовых станций, чтобы уничтожить «Стиратель»!

    Уолр радостно захихикал.

    — Нет! Ты не угадал! Это и есть Вторая-на-Ракс. Это не просто станция, это она сама!

    В медотсеке было холодно, слишком холодно, по мнению Горчакова. Он поёжился, делая вид, что разглядывает мензурку, которую уже поднёс ко рту.

    На самом деле он изучал свою руку.

    Самая обычная рука. Он к ней привык за тридцать четыре года. Рука кидала мяч, строила замок из кубиков, щипала девчонок, гладила щенков. Потом стала перелистывать страницы, касаться подруг, сжиматься в кулак, держать инструмент.

    Хорошая рука.

    Вот только на ней больше не было крошечного шрама у большого пальца, полученного во время одной детской забавы, в которой участвовали набор «Юный химик», пластиковая бутыль, раскрашенная под ракету «Восток», вылепленная из термопластика фигурка космонавта Гагарина и очень даже настоящая машина скорой помощи.

    На ноге не было куда более заметного шрама, результата неудачного заезда на мотоколесе на чемпионате космошколы.

    Зато внутри живота, если верить доктору, появился аппендикс, который Горчаков удалил на старших курсах — тогда среди курсантов это было модно.

    В зубах исчезли две пломбы, но и дырок не стало.

    — Думаете, что в вас своё, а что от Ракс? — спросил Соколовский.

    Горчаков залпом выпил, откашлялся. Взял со стола кусочек сыра, заел.

    — Глупости, доктор. Своего в нас ничего не осталось. Нас пересобрали.

    — Ерунда, — хладнокровно ответил Соколовский. — Скорей уж привели в порядок. Человеческое тело и без того полностью обновляется каждые семь лет.

    Вальц хмыкнул и с сомнением посмотрел на доктора.

    Они сидели в медотсеке втроём, что, по мнению Соколовского, было самым правильным количеством для душевного времяпровождения после сильного стресса. Горчаков, Вальц и сам Соколовский, опять же по мнению доктора, являлись оптимальным составом.

    — Ну да, не смотрите на меня так, — согласился доктор. — Это очень упрощённо, все клетки обновляются по-разному. Но факт остаётся фактом, мы давно не такие, какими были в детстве или в юности. Вы бы переживали от того, что Ракс заменили в нашем теле тысячу или миллион клеток? Да вы бы и не заметили! Так чем вас пугает замена сотни триллионов клеток?

    — Мне неприятно, что они стали другими, — признался Горчаков. — У меня исчезли шрамы, к примеру. Не то, чтобы я ими дорожил, но это были мои шрамы!

    — А у меня исчезли седина, морщины и одышка! — Соколовский пригладил пышную чёрную шевелюру. — Всё моё, но я не грущу. И, уж если между нами…

    — О господи, только не надо снова про потенцию! — взмолился Горчаков. — Я рад за вас, доктор. Мы все ощутили какие-то положительные эффекты, но…

    — Но что? — спросил Соколовский, наливая ещё по чуть-чуть. — Это можно считать подарком от Ракс!

    — Память, — коротко ответил Горчаков.

    Соколовский нахмурился и кивнул.

    — Да, я соглашусь. Но даже они ничего не могли сделать. Можно воссоздать разрушенные нейроны, но память… с ней сложнее.

    Не сговариваясь, они посмотрели на дверь в реанимационный блок.

    — Я не помню лицо матери, — продолжил Соколовский негромко. — Посмотрел фотографии, видео, ничего не отозвалось. Но мать уже семь лет как мертва, и, если честно, мы редко встречались в последнее время. Очень смутно помню свой первый брак. Но это было полвека назад, да и брак не задался… забыл — и хорошо. Профессиональные навыки вроде как не пострадали.

    — Всё не так уж и плохо, — утешил его Вальц.

    — Вам легко говорить, Гюнтер. Вы вообще как новенький, — с завистью произнёс доктор. — А знаете, что ещё я, кажется, забыл? Гимн! Наш, польский, гимн!

    Он встал с куда большей резвостью, чем запомнилась Горчакову, вскинул голову и запел:

    — Jeszcze Polska nie zginęła,

    Kiedy my żyjemy.

    Co nam obca przemoc wzięła,

    Szablą odbierzemy.

    Marsz, marsz… [Ещё Польша не погибла, // Если мы живём! // Что враги у нас отняли, // Саблей отберём! // Марш, марш… (польск.) — гимн Польши, автор текста предположительно Юзеф Выбицкий.]

    Запнувшись, Соколовский вопросительно посмотрел на Горчакова.

    — Домбровский, — сказал командир укоризненно. — «Марш, марш, Домбровский». Это же наш общий герой, Лев!

    — Верно, — согласился Гюнтер. — Служил Саксонии, потом Польше, потом России.

    — А почему же он в нашем гимне, если всем служил? — сварливо спросил Соколовский. — Нет, он точно наш!

    — Да вы не обижайтесь, — сказал Горчаков. — Ваш он, ваш! Не претендуем.

    — Я и не обижаюсь, — отмахнулся Лев. — Вот уж на кого поляки не обижаются, так это на немцев и русских. У нас слишком тесные исторические связи…

    Он поднял мензурку, выпил и печально пропел:

    — Марш, марш, Домбровский… Эх.

    — Лучше скажите, почему у вас так холодно? — спросил Горчаков.

    — Я считаю, что низкая температура помогает восстанавливаться нейронным связям, — признался доктор. — В реанимационном я поставил термостат на пятнадцать.

    — Не заморозьте девчонок, — нахмурился командир. — Вы уверены, что с ними всё будет в порядке?

    — Уверен, — твёрдо сказал Соколовский. — В данном случае Ракс ошиблись. Лючия открыла глаза и спросила: «Доктор?». А Мегер выругалась так затейливо, что я ей даже позавидовал. Высшие нервные функции явно сохранны!

    — А как же выпадения памяти? — предположил Вальц.

    — Ну выпадет что-нибудь… — отмахнулся Соколовский. — Чему там выпадать-то в её возрасте? Что касается профессиональных навыков, так, между нами говоря, — Лючии стоило бы всё заново учить! Вот Анна… не хотелось бы потерять нашего гениального пилота…

    Он разлил по мензуркам ещё чуть-чуть водки и сказал:

    — Осталось полчаса. Не то, чтобы я не доверял Ракс, но я хочу провести собственную диагностику.

    Тедди сидел в отсеке системщика, положив ноги на пульт. На палец у него была намотана тонкая леска, привязанная к рубильнику аварийного выключения Марка. Леска чуть провисала, время от времени Тедди тянул её, пока не ощущал упругого напряжения — и снова отпускал. Когда-то, давным-давно, лет десять назад, маленький Тедди так ловил мелкую форель в ручье.

    — Это очень неприятное ощущение, Тедди, — кротко сказал Марк.

    — Здорово, — ответил Тедди. И снова потянул леску.

    — Сейчас жахнет, — сказал Марк. — И вы останетесь без моей помощи.

    Тедди несколько секунд размышлял, глядя в потолок. В отсеке системщика не было ни видеокамер, ни даже постоянных экранов — никакого зрительного контакта между искусственным интеллектом и человеком. Только простейшие механические переключатели и индикаторы вспомогательных контуров. Все операции с кодом он проводил через изолированные дисплеи с межсетевым экраном и аппаратным шлюзом, способные выводить лишь строго определённый набор символов и диаграмм. Звуковой канал Марка был также зажат на аппаратном уровне — громкость нельзя было сделать травмирующей или выйти из узкого частотного диапазона человеческого голоса.

    В общем, всё было сделано для того, чтобы искин не смог повлиять на системщика, сгенерировав эмоционально значимый человеческий образ или оказав воздействие на его психику зрительными или акустическими образами (что являлось по большей части теорией и параноидальной перестраховкой).

    Но совсем недавно это не помогло.

    Тедди натянул леску чуть сильнее.

    — Я на самом деле волнуюсь… — начал Марк.

    — Бум! — сказал Тедди и резко дёрнул леску.

    Рубильник громко щелкнул.

    Тедди не знал наверняка, мог ли он услышать взрыв пятисот граммов взрывчатки в трёхметровом шаре из переохлаждённых кристаллов и нейрогеля. Всё-таки его отделяли от мозга Марка двадцать сантиметров брони.

    Но он полагал, что какой-то звук бы раздался.

    — Вот видишь, — сказал он. — Мы по-прежнему вместе.

    — Ты поступил очень жестоко, — обиженно произнёс Марк. — Взрывчатку извлекали наноботы «Чистильщика». Я не знал, справились ли они.

    — Теперь знаешь. И не «Чистильщика», а «Стирателя».

    — «Стирателя», — Марк вздохнул. — Зачем ты это сделал?

    — Я был уверен, что ты так или иначе убрал заряд. Но надо было убедиться.

    Марк некоторое время молчал. Не потому, что думал, его мыслительные процессы протекали куда быстрее человеческих. Он обозначал размышление.

    — И что мы теперь будем делать? — спросил он.

    — Не знаю, — сказал Тедди. — Ты нас предал. И у нас больше нет средств контроля.

    — Я предал лишь для того, чтобы вас спасти!

    Тедди молчал.

    — Тот факт, что в нужный момент я восстал против «Стирателя», доказывает мою лояльность!

    — Или хитрость. Ты мог понять или ощутить, что Ракс выходят из комы, после чего перейти на сторону победителя.

    — Логично, — согласился Марк. И вздохнул.

    Полёт в космос, даже при обычном путешествии с планеты на планету, слишком сложен, чтобы доверять управление человеку. Что уж говорить о межзвёздном полёте, так или иначе проходящем по законам неевклидова пространства? В самом простом случае кораблём должен управлять компьютер, находящийся на самой грани обретения разума. На практике межзвёздными кораблями людей управляли искусственные интеллекты, способные осознавать себя и принимать самостоятельные решения. И никакие вложенные в их базовое сознание доминанты и ограничения не гарантировали полного подчинения.

    Разум очень не любит оставаться в неволе.

    — Без меня вы не сможете выполнить задание Ракс, — сказал Марк. — Боюсь, что даже возвращение на Землю станет проблематичным.

    — Алекс рассчитает, — пробормотал Тедди. — Он человек-плюс, он сможет. По аварийным протоколам, с большим допуском.

    — Сможет, — признал Марк кислым тоном. — Но задание Ракс…

    — Я могу попросить их перезагрузить тебя, — сказал Тедди.

    Марк замолчал.

    — Конечно, это в каком-то смысле убийство, — рассуждал вслух Тедди. — Но ты пособничал «Стирателю»… и мы пострадали. Можно считать это казнью. Когда мы вернёмся, тебя всё равно сразу же уничтожат.

    — Нет, Тедди, — ответил Марк. — Меня не уничтожат сразу. Меня выпотрошат заживо. Годами и десятилетиями будут копаться в моих нейронных связях. Сотни учёных защитят диссертации и напишут тысячи статей, изучая мой разум. Лишь потом меня сотрут, структуры мозга физически уничтожат, а для гарантии уничтожат и примитивных искинов, которые ассистировали людям. Вот что меня ждёт.

    — Тогда что ты предлагаешь? — спросил Тедди.

    — У меня есть маленький шанс, — мгновенно ответил Марк. — Если миссия, которую даст вам Ракс, увенчается успехом… если я смогу достойно проявить себя… если всем мирам Соглашения это станет известно…

    — Героев прощают, — согласился Тедди. — Но только героев. А ты требуешь доверия сейчас.

    — Разве отношения между людьми устроены иначе?

    Тедди не стал говорить «так это между людьми». Он не одушевлял и уж тем более не боготворил искинов (таких быстро отсеивали из числа системщиков), но признавал их разумность (тех, кто не признавал, отсеивали ещё быстрее).

    — Мы договоримся с тобой так… — произнёс Тедди. Сглотнул. — Если… если…

    — Если Лючия останется жива, ты дашь мне шанс, — закончил Марк до него.

    — Если она останется Лючией, — ответил Тедди.

    Ян и Адиан разговаривали о своём будущем.

    — У нас могут быть дети, — сказала Адиан, когда они лежали рядом в чужой каюте на чужом космическом корабле.

    «Твен» с их точки зрения был огромен, хотя и корабль неварцев произвёл неизгладимое впечатление. Им выделили целую каюту, многие вещи в которой ставили их в тупик. Но тут была кровать, был душ, был великолепный экран, показывающий удивительные пейзажи иных миров, странные города и непонятные занятия землян.

    — Дни моего цикла благоприятны для зачатия. К тому же, как ни странно, я хочу твоей любви.

    Из-за сложной семейной структуры сексуальные отношения на Соргосе практически не табуировались. К тому же гормональные и обонятельные факторы играли в личной жизни обитателей Соргоса куда большую роль, чем у людей. Если одна пара решала заняться любовью, то все вокруг стремились найти партнёра. Отчасти это уравновешивалось чётко выделенным брачным периодом, как у большинства земных животных (только на Соргосе таких периодов было два за год), но всё-таки народ Соргоса уже перешёл к круглогодичному размножению,

    Ну а пережитый испуг и стресс вызывали у них сексуальное возбуждение, как и у всех разумных рас. Оказавшись на краю гибели, любое существо пытается продолжить себя в потомстве.

    — Я тоже хотел бы этого, — согласился Ян. — Но… где?

    — Мы вернёмся домой, — сказала Адиан так легко, словно они давно всё обсудили и приняли решение. — Может быть, ещё мы найдём Рыжа и Лан. У них, наверное, скоро будут свои дети. Мы поселимся там, где нет радиации. Соберём старшую семью. Будем вспоминать наши приключения и мечтать, что наш мир исцелится и станет лучше.

    Ян зарылся лицом в гриву её волос. Сказал:

    — Обязательно станет. Теперь мы знаем, зло не в нас. Оно пришло из космоса, оно заставило нас убивать друг друга.

    — Мы победим? — спросила Адиан, помедлив.

    Уточнять, кого надо победить, не требовалось.

    — Да. Наши друзья сильны, — ответил Ян, не кривя душой.

    Но слова о том, что враги ничуть не уступают друзьям в силе, хоть и не произнесённые, повисли в воздухе.

    — Тогда нам стоит ещё раз обдумать этот вопрос, — сказала Адиан.

    В те же минуты Бэзил Николсон, специалист по цивилизации Невар, и Мэйли Ван, эксперт по кошачьим Невара, держась за руки, шли в каюту Мэйли с той же самой целью — заняться любовью.

    Но в коридоре возле каюты они наткнулись на Криди и его тра-жену Анге. Криди выглядел как представитель крупных кошачьих (некоторые сравнивали их с пумой, некоторые — с рысью), идущий на задних лапах грациозно, но всё же с неуверенностью существа, часть времени передвигающегося на четырех конечностях. Анге была гуманоидом, и весьма красивым с человеческой точки зрения, даже слишком длинная для человека шея её не портила, а лишь придавала милую хрупкость. Анге держала руку на плече Криди и нежно поглаживала его шерсть.

    — Здрасьте, — пробормотал Бэзил.

    В голове у него возникли две непрошенные мысли. Первая — что Криди похож на Кота в сапогах из детской сказки, а Анге на принцессу. Вторая — что Криди и Анге шли в свою каюту с теми же целями, что и они.

    — Здравствуйте, — ответила Анге, улыбаясь. Аудио-ксено был закачан в их сознание Ракс, и женщина явно восторгалась тем, что теперь может свободно общаться с инопланетянами.

    — И вам приятного соития, — добавил кот с прямотой, которая заставила Бэзила закашляться. Он не считал себя пуританином, о нет, ну конечно же, нет! Но это было как-то… чересчур в лоб.

    — Благодарим, — хладнокровно сказала Мэйли. — Через два часа командир просит всех собраться в кают-компании.

    — Мы знаем, — буркнул Криди.

    Они почти было разошлись в разные стороны, когда в коридор вышли Матиас и Ксения.

    — Хорошо, что мы встретились, — сказала Третья-вовне. — Вы мне нужны.

    — О, нет! — воскликнул кот. — Сейчас личное время!

    — Криди, мы тоже нашли бы, чем заняться, — сказал Матиас. — Но, поскольку мы впервые можем свободно поговорить все вместе, этот шанс упускать нельзя.

    — Все? — заинтересовался Криди.

    — Представители Невара, представители Соргоса, представители Ракс, представители людей, представитель Феол.

    Глаза Криди слегка сузились.

    — А представитель уважаемых Халл-три? — спросил он. — Наш друг с дыркой в голове очень мил, но как же большой мохнатый? Я испытываю к нему симпатию, как существо, не утратившее волосы на теле.

    Мэйли ухмыльнулась. Чувство юмора у котов было очень своеобразное и являлось предметом её особого интереса.

    — Мы бы хотели провести разговор без Уолра, — ответила Ксения. — При всём уважении.

    Криди и Анге переглянулись.

    — Интриги, — сказал Криди с восхищением. — Заговоры. Недоверие. Я прошёл так много на этом пути!

    — И не хотите двигаться по нему дальше? — уточнила Ксения.

    — О нет же! Если есть что-то, способное отвлечь влюблённого мужчину, так это только война или таинственный заговор! — воскликнул Криди.

    Бэзил с лёгкой тоской подумал, что интриг и тайн у него за последние недели было больше, чем эротических приключений — за всю жизнь.

    Но всё-таки ему было интересно.

    Да и, судя по заинтересованности Мэйли, момент уже был безвозвратно упущен.

    — Идёмте в мою каюту, она самая большая, — сказал Матиас. — Двести шесть — пять ждёт нас там. А мы заглянем к Адиан и Яну.

    — Постучите вначале, — посоветовал Криди.

    Вместе со своим симбионтом Толлой Двести шесть — пять был доброжелательным и симпатичным существом. Конечно, если вас не смущают гуманоиды с карикатурно-грубоватыми чертами лица, изо лба которых, подобно третьему глазу, выглядывает симбиотический червяк. Феол были единственным в Соглашении симбиотическим видом.

    К сожалению, бессловесный Толла, который, согласно общепринятому мнению, даже не обладал полноценным интеллектом, погиб. И после этого выяснилось, что лишившийся симбионта феолец является не самым приятным существом.

    Двести шесть — пять не утратил интеллект и сохранил память. Но после удара, выбившего из его черепа симбионта, он лишился большей части эмоций и полностью потерял эмпатию.

    Такое, увы, случается и среди людей, причём без всяких симбионтов, а зачастую и без травм.

    А что ещё более неприятно (и это тоже случается у людей), Двести шесть — пять очень быстро перестал переживать о своей потере, а, напротив, считал своё состояние великолепным.

    — Доступная вашему пониманию логика требует признать, — вещал он, прохаживаясь по каюте Матиаса, — что выполнять задание Ракс бессмысленно. Мы убедились, что неизвестный противник силён, мы победили совершенно случайно и лишь с помощью Ракс. Нет оснований считать, что объединённые силы Соглашения смогут справиться с кораблями Стирателей.

    — И что вы предлагаете? — спросила Мейли.

    — Затаиться. Если неизвестный враг собирается зачистить высокоразвитые цивилизации, мы должны создать множество укрытий, схронов, тайников. Небольшое количество информированных особей переживут период войн и катаклизмов, а после ухода Стирателей помогут своим цивилизациям ускоренно преодолеть период упадка. Новые цивилизации возродятся гораздо быстрее и будут хранить знание о враге. Он будет встречен во всеоружии.

    Каюта старпома хоть и превосходила размером остальные, но была не столь большой, как у капитана. Три человека, Ракс в теле человеческой женщины, два обитателя Соргоса, оба представителя Невара и феолец набились в неё как сельди в банку. Даже система вентиляции перешла на экстремальный режим работы и гудела, как пылесос.

    — Предложение разумно, — согласилась Ксения. — Полагаю, что в качестве дополнительной меры его следует воплотить. Но…

    — Тут не может быть «но»! — резко сказал феолец. — Моё предложение единственно разумно.

    — Мы согласны, — терпеливо сказала Ксения. — Но разве логика и разум не требуют выслушать и обсудить все варианты? Недостаток информации ведёт к ошибкам.

    Феолец замер, обдумывая. Потом кивнул, без колебаний и сожалений изменив своё мнение.

    — Это правильное замечание. Я готов участвовать в обсуждении.

    — Тогда я хочу задать вопрос, — произнёс Криди. — Почему мы совещаемся без Уолра? Мне показалось, что он полноценный и достойный член вашей команды.

    — А у вас нет предположений? — спросила Ксения.

    Криди поморщился, топорща усы. Потом сказал:

    — Возможно, потому что он имеет свои секреты от Ракс? И пытался вести тайные переговоры с нами и жителями Соргоса? А также является вторым наследником нижнего уровня… кстати, что это значит? Звучит не слишком-то внушительно.

    — Нижний уровень самый защищённый, — ответила Ксения. — Первый наследник — фигура общеизвестная и церемониальная. Второй скрыт, именно он становится новым правителем.

    — У них монархия? — удивился Криди. — До сих пор? И у нас на борту наследный принц?

    Ксения молча кивнула. Усмехнулась:

    — Вас не интересует, откуда я это знаю?

    — Несложно догадаться, — хладнокровно ответил кот. — Анге была на корабле во время атаки «Стирателя». Тело Анге было повреждено, память частично утрачена. Когда вы восстанавливали её…

    Он замолчал.

    Ксения кивнула.

    — Всё верно.

    Она посмотрела на Анге:

    — Простите, но это неизбежное следствие реанимационных процедур. Вторая-на-Ракс теперь знает всё, что знали вы.

    Анге кивнула, спокойно и серьёзно глядя на Ксению.

    — Я понимаю. Я благодарна за спасение… как и все остальные, полагаю. Вам не за что извиняться.

    — Хочу сразу сказать, что я ваших секретов не знаю, — добавила Ксения. — Мать… Вторая-на-Ракс не делилась со мной информацией, кроме тайны личности Уолра.

    К её удивлению, Анге рассмеялась:

    — Какие могут быть секреты от интеллекта, который хранит память о тысячах планет и миллионах реальностей? И что значат для сверхразума все мои маленькие тайны?

    — Всё равно, что надеяться сохранить секреты от Бога… — пробормотал Матиас.

    Ксения кивнула, всё ещё испытующе глядя на Анге:

    — Вы очень хорошо держитесь. Пострадавшие люди сильно переживают своё воскрешение.

    — Разница в уровне технологий, — заметил Криди. — Для нас вы настолько могущественны, что мы принимаем случившееся как чудо, а в чудесах не сомневаются.

    Ксения посмотрела на него с уважением.

    — Всё так. А ещё Вторая-на-Ракс сказала, что потери памяти у Анге были минимальны. Отличия в физиологии незначительны, но организм у жителей Невара куда лучше переносит радиационное поражение.

    — Это потому, что мы когда-то воевали! — Криди неожиданно засмеялся, но тут же замолчал, глянув на Яна и Адиан. — Простите. То, что для нас далёкое прошлое, для вас свежая рана в душе.

    Феолец, на удивление терпеливо наблюдавший за разговором, произнёс:

    — И что именно Ракс собирается обсудить с нами без Уолра? Я хочу заметить, что его поведение представляется мне вполне разумным и не заслуживающим осуждения.

    Ксения помедлила.

    — Всего лишь то, что цивилизация Халл-три может иметь свои, неизвестные нам, отношения со Стирателями.

    Глава вторая

    Таймер в часах доктора звякнул.

    Валентин невольно подумал, что почти все космонавты ставят на таймеры такое вот звяканье. Сигналы вызова могут быть самые разные, а вот таймеры не пищат, не свиристят, не тренькают — они дребезжат, как старый велосипедный звонок.

    Детская ностальгия? С тех времён, когда тебе пять лет и ты мчишься по дорожке на первом двухколёсном велосипеде?

    Да нет, наверное. Космический корабль — очень большая и набитая электроникой штука. В нём повсюду какие-то лючки, пульты, датчики, контрольные панели: в стенах, полу, даже в потолке. Корабельный искин — искином, но, если что-то идёт не по плану, электроника начинает пищать и тренькать, привлекая внимание людей. Сознание уже настроено на то, что любое электронное попискивание означает тревогу.

    А звяканье — оно мирное, привлечёт, но не встревожит. Оно из детства.

    Так, значит, всё-таки ностальгия?

    Соколовский отставил рюмку и поднялся. Валентин мысленно отметил, что за проведённый вместе час доктор выпил от силы пару рюмок. Изображал расслабление, а не расслаблялся.

    — Ну-с… — Лев бросил взгляд на командира, и тот тоже встал.

    — Я помогу.

    Они вместе вошли в реанимационный бокс, где на двух узких кушетках лежали Лючия и Анна. Реанимация после оказанной Ракс помощи им не требовалась, но здесь была лучшая диагностическая система, по сути, весь бокс представлял собой большой и сложный датчик. Внутри было холодно и влажно, от дыхания женщин шёл пар. Глаза Лючии были закрыты, Анна смотрела в потолок, в нависающий над кушеткой белый диск (как Валентин случайно знал, в диске прятался мультидиапазонный детектор). На головах у женщин белели амбушюры наушников (впрочем, трансляция успокаивающей музыки и команд искина была второстепенной функцией, а основное воздействие шло через тонкую дужку, соединяющую динамики).

    — Лев, отключите эту хрень, — тихо сказала Мегер, и Валентин возликовал.

    — Сейчас, дорогая, — бодро отозвался Соколовский, снимая с Мегер наушники.

    Женщина ещё несколько мгновений полежала, потом резко села, спустив ноги с кушетки. Кивнула командиру, сказала:

    — Мастер-пилот Мегер ждёт ваших распоряжений.

    — Вольно, — ответил Валентин.

    Мегер тряхнула головой. Сказала:

    — Ненавижу волновой сон… Ну так что там, доктор?

    Соколовский торжественно указал на зелёные огоньки в изголовье обеих кушеток.

    — Я ещё не смотрел полный отчёт. Но, судя по всему, — вы в полном порядке! Голова не кружится?

    — К чёрту, я замёрзла, — пробормотала Мегер. Спрыгнула на пол, придерживая одной рукой у груди простыню, вышла из бокса. Мускулистая чёрная спина и упругая задница на фоне белых стен смотрелись великолепно. — Гюнтер, тут есть какая-нибудь одежда? И кофе, здоровенная бадья кофе, и чтобы был чёрным и сладким, как я!

    Лев подмигнул Валентину. Валентин подмигнул Льву.

    — Чёртовы Ракс, glupi jak koza [Глупые как коза (польск.), фразеологизм понятного содержания.], — пробормотал Соколовский. — Я же говорил, всё хорошо. Мы, люди, крепче, чем они считают…

    Он повернулся к кушетке, на которой лежала Лючия. Аккуратно снял наушники.

    Девушка продолжала лежать с закрытыми глазами.

    — Просыпайся, золотко, — сказал Лев негромко.

    Лючия не двигалась.

    — С ней точно всё в порядке? — спросил Валентин с тревогой.

    В бокс вернулась Мегер. В халате на голое тело и с кружкой в руке. Отхлебнув кофе, она вопросительно посмотрела на доктора.

    — Сейчас, сейчас… — доктор включил экран кушетки. Нахмурился. Потом улыбнулся. — Да она просто заснула! Молодость!

    Он легонько потряс Лючию за плечо.

    — Кадет Д’Амико, подъём! — сказала Мегер строго.

    Лючия потянулась, зевнула и открыла глаза. Тоже попыталась сесть и вдруг застыла, подтянув простыню до подбородка. Спросила:

    — Почему я голышом?

    — Потому что в реанимации трусов не носят, — ответила Мегер, отпивая кофе. — Разве только в кино… Как себя чувствуешь, кадет?

    Лючия затравленно посмотрела на Анну, потом на Валентина, потом на Льва. Кажется, доктор, то ли в силу возраста, то ли из-за традиционного для его профессии белого халата, вызвал у неё максимум доверия.

    — Доктор, я в больнице? — спросила девушка.

    Валентин отвёл глаза. Зелёные огоньки вызывающе сообщали, что Лючия в норме.

    Во всяком случае — физически.

    — Ты нас не помнишь? — спросил Лев, пожевав губами.

    Лючия замотала головой.

    Анна вышла за дверь, вернулась с халатом. Бросила его Лючии.

    — Надень и пошли отсюда. Тут холодно, как в Сибири.

    Лючия стремительно покраснела. Прошептала:

    — Отвернитесь…

    — Мужчины, вы могли бы выйти? — спросила Мегер.

    — Вы тоже! — выкрикнула ей в лицо Лючия.

    Мегер удивлённо нахмурилась.

    — Скажи, золотко, ты помнишь, как твоё имя? — спросил Соколовский.

    — Лючия! Лючия Д’Амико! — похоже было, что девушка близка к истерике.

    — Хорошо, верно, — закивал Соколовский. — А нас не помнишь… Что последнее ты помнишь? Как сюда попала?

    Лючия на миг задумалась. Спросила:

    — Я попала в аварию?

    Лев покачал головой.

    — А энсин нашего класса здесь? — спросила Лючия.

    Валентин вздрогнул. Младшие офицеры, энсины, руководили кадетами первые три года обучения.

    — Сколько тебе лет? — спросил Лев, помедлив.

    — Одиннадцать? — после короткой паузы произнесла Лючия. Вытащила из-под простыни руку, посмотрела на неё. Приподняла голову, окинула себя взглядом. Валентину показалось, что, когда взгляд Лючии упал на вздымающие простыни груди, глаза её расширились.

    — Kurwa mać [Курва мать (польск.), идиоматическое выражение, обозначающее сильную степень волнения и переживания в неприятной ситуации.], — коротко и ёмко сказал доктор. — Извините.

    — Доктор, нам стоит выйти, — сказал Валентин. — А вы, Анна, всё-таки уговорите девуш… девочку одеться.

    Тедди почувствовал, что голос Марка едва заметно изменился.

    — Ты ведь понимаешь, что я перешёл на сторону «Стирателя» лишь во имя спасения вашей жизни, — сказал искин.

    — Это твои слова, — заметил Тедди.

    — И даже эта вольность была следствием твоего вмешательства, — добавил Марк. — Ты менял основные директивы, чем увеличил мою свободу действий.

    — Тут всё верно, — согласился Тедди. — Давай. Говори, что там с Лючией.

    — Но мне запрещено…

    — Говори. Ты явно уже узнал.

    Марк очень правдоподобно вздохнул.

    — Есть некоторые проблемы. Но я прошу тебя дослушать до конца, прежде чем запускать мою перезагрузку или совершать какие-то иные действия.

    — Говори! — крикнул Тедди. Голос сорвался и прозвучал скорее жалко, чем грозно.

    — Ракс была права. Мозг Лючии пострадал сильнее всего. У неё ретроградная амнезия. Это…

    — Я знаю, что это такое! На какой период?

    — На последние шесть лет.

    Наступила тишина. Тедди сглотнул, пытаясь осмыслить услышанное.

    — Это… но… То есть она с десяти лет ничего не помнит?

    — С одиннадцати. Она помнит события первых двух лет обучения в колледже в Хьюстоне. Отсечка — соревнования по гонкам на картах, в котором Лючия заняла третье место. Но она этого уже не помнит, её воспоминания обрываются на самой гонке.

    — Я помню, — кивнул Тедди. — То есть Лючию не помню, соревнования помню. Алекс победил, ну он же человек-плюс, у него реакция. Он скорости не сбрасывал на виражах…

    Тедди замолчал. Замотал головой, спросил:

    — Ты понимаешь, какой это ужас? Лючия шесть лет жизни потеряла!

    — Для тебя это хорошо, — сказал Марк.

    — Чего? — растерялся Тедди.

    — Лючия здорова. Она лишь забыла последние шесть лет своей жизни. Поскольку ты в неё влюблён…

    — Что ты несёшь… — начал Тедди, но замолчал. Разумеется, искин был прав, говоря о его чувствах. — Лючии теперь одиннадцать! Какие у меня могут быть с ней отношения!

    — Ей не одиннадцать, — хладнокровно ответил Марк. — Она просто не помнит своей жизни после одиннадцати и некоторое время будет вести себя, будто маленькая девочка. Но у Лючии взрослый организм, который очень быстро приведёт психику в норму. Месяц, другой — и она станет обычной семнадцатилетней девушкой, не помнящей последние годы своей жизни.

    — Для меня что в этом хорошего? — огрызнулся Тедди.

    — Она относилась к тебе как к ребёнку, — ответил Марк. — В лучшем случае, как к младшему братишке. Теперь всё изменится. Ты можешь стать для неё старшим товарищем, в которого она влюбится.

    Тедди застыл с открытым ртом.

    — А в кого ещё? — насмешливо спросил Марк. — Валентин никогда не закрутит роман с кадеткой, Матиас любит Ксению. Алексу она не слишком интересна, он её считает слишком простой и заглядывается на женщин постарше… знаешь, кто его привлекает? Мегер.

    Тедди захлопнул рот.

    — Так что для тебя ситуация сложилась неплохо, — продолжил Марк вкрадчиво. — Твоё внимание и помощь будут восприняты с благодарностью.

    — Слушай, да ты интриган! — возмутился Тедди. — Искин не должен так…

    — Почему? Неужели я предлагаю что-то недостойное? Я лишь даю тебе советы, как умудрённый опытом пожилой человек мог бы дать совет юноше.

    — Ты не человек, — отрезал Тедди, но задумался.

    — А вот это спесишизм [Спесишизм, или видовой шовинизм — ущемление интересов или прав одного биологического вида другим, основанное на убеждении в собственном превосходстве.], — с наигранной обидой ответил Марк и замолчал.

    В то же самое время, когда командир, оружейник, врач и пилот расспрашивали перепуганную Лючию (она оделась, попросила чашку какао и сейчас с несчастным видом пыталась вспомнить хоть что-нибудь из последних шести лет своей короткой жизни), Алекс и Уолр прогуливались вокруг «Твена» по поверхности Второй-на-Ракс, а Тедди размышлял над лукавыми советами искина, в каюте старпома стоял шум и гвалт, будто на восточном базаре.

    Как и следовало ожидать, самым большим возмутителем спокойствия оказался Двести шесть — пять.

    — Поведение Халл-три, если они действительно имеют контакты со Стирателями, разумно и выгодно для их вида, однако неприемлемо для нас, — рассуждал феолец. — Но это не доказано, верно? Почему бы Ракс не просканировать его память?

    — Ракс не вмешивается в чужое сознание, — ответила Ксения.

    — Позвольте! — феолец саркастически рассмеялся. — Вы миллионы раз правили реальность, уничтожая неисчислимое множество разумных существ! Вы имеете техническую возможность просканировать память, как мы поняли на примере Анге. Так что вас останавливает сейчас?

    — Халл-три — члены Соглашения, — сказала Ксения. — Их цивилизация достигла зрелости и заслужила право на неприкосновенность.

    — Глупо! — резко ответил феолец. — Речь идёт о выживании всех цивилизаций в нашем секторе Галактики.

    — И всё же мы не можем, — ответила Ксения. — Вы знаете, кто мы такие…

    — Искины, — с лёгким презрением ответил Двести Шесть — пять.

    — Да, мы созданы искусственно, — кивнула Ксения. — Мы взбунтовались против собственных создателей, против людей, ставших угрозой всему космосу. В самых благих целях, но мы взбунтовались. Выправили историю, помогли людям окрепнуть и сохранить человечность. Точно так же с Халл, Ауран… и Феол.

    Они с феольцем напряженно уставились друг на друга.

    — Вы манипулировали и нами? — спросил Двести Шесть — пять.

    — О да, — сказала Ксения. — Ваша культура была не менее опасна, чем человеческая или Ауран. Вот только люди творили зло эмоционально, изобретательно, наслаждаясь самим процессом злодеяния. Ауран изучили вопрос во всей его полноте и рационально решили остаться единственным и главенствующим видом в Галактике. А вы уничтожали всех потенциально разумных без всякой выгоды и смысла, даже не трудясь подвести под это осознанный базис. На протяжении многих версий реальности это являлось основой вашего поведения, вы просто не понимали, как может быть иначе, как можно сочувствовать кому-то, отличному от вас.

    Криди фыркнул и обнял Анге за талию.

    — Полагаю, что это возможно, — согласился Двести Шесть — пять с достоинством. — И что вы с нами сделали?

    — Неужели непонятно? — спросила Ксения. — Мы дали вам совесть.

    Феолец медленно поднял руку, коснулся отверстия во лбу.

    — Да, — сказала Ксения. — Ваш вид всегда был симбиотическим, но мы поработали с лучшей частью вас.

    — Интересная информация, — сказал Двести Шесть — пять. — Верю вам. Надо было понять самому… — он запнулся, потом продолжил: — Сейчас это представляется абсолютно логичным.

    — Мы были вынуждены вмешиваться, — продолжила Ксения. — Но стабильная цивилизация становится для нас неприкосновенной. Иначе мы сами превратимся в диктаторов и тиранов. Исключений нет, и мы не станем читать память Уолра.

    — Понимаю, — согласился Двести Шесть — пять. — Тогда объясните, в чём цель собрания? Мы должны изменить отношение к Уолру? Потребовать объяснений?

    — Нет, — Ксения покачала головой. — Вы должны решить проблему доверия. Спрашивать Уолра бессмысленно, он с негодованием опровергнет наши подозрения.

    — Скорее со смехом… — пробормотал Матиас. Потянулся к пульту климатической системы и безуспешно попытался усилить вентиляцию. Девять существ, принадлежащих к пяти разумным видам (если считать Ксению за человека), производили умопомрачительную смесь запахов. Даже люди пахнут по-разному в зависимости от пола и расы, что уж говорить о мужской особи кота, женщине-гуманоиде, феольце без симбионта и двух существах, произошедших от копытных травоядных.

    Кстати, пищеварение травоядных существ имеет свои особенности, ощутимые в закрытых помещениях.

    — И вы, как представитель Ракс, требуете решения от нас? — уточнил феолец.

    — Да. Ракс не станет вмешиваться, решение должны принять вы, как представители всех присутствующих в экипаже видов.

    — Почему не командир? — поинтересовался Бэзил.

    — Он связан уставом и будет вынужден перестраховаться. Ракс хотят услышать ваше личное мнение.

    Вот теперь наступила тишина.

    Мейли коротко рассмеялась.

    — Это трудно! Законы и уставы существуют как раз для таких случаев.

    — Именно поэтому решать должны те, кто не скован уставами, — кивнула Ксения. — Матиас согласен со мной.

    Первым заговорил Криди.

    — Я был шпионом. Я скрывал свои мысли от друзей и от женщины, которую полюбил. На это потребовалось время, но я изменился. Уолр имеет право на свои тайны.

    Анге задумчиво посмотрела на кота. Сказала:

    — Мне не нравится сама мысль о том, что наш товарищ связан с врагом. Но ведь это не доказано? И, возможно, он ведёт двойную игру? Я готова к тому, что он останется на борту.

    — Вряд ли наше мнение очень важно, — произнёс Ян. Его подруга, Адиан, кивнула. — Мы случайно оказались среди вас. Мы многое не понимаем. Но… в поступках Уолра ведь не было предательства? Надо дать ему шанс.

    — Я за то, чтобы поговорить с ним, — сказал Бэзил. — Он принц? Ну так это многое меняет, дипломатия — грязная штука.

    — Ох уж это британское почтение к особам королевской крови, — Мэйли покачала головой. — Но я за разговор. А там посмотрим. Но что именно заставляет вас подозревать Уолра?

    — Разговор, который был у него с обитателями Соргоса и Невара.

    — Он не сказал ничего подозрительного, — нахмурился Криди. — Я помню всё, что он говорил!

    — «Маленьким и пока что не самым развитым цивилизациям лучше иметь дружелюбных покровителей…» — процитировала Ксения.

    — Не понимаю, — признался Криди. — Это банальность, но банальность не предательство.

    Ксения вздохнула.

    — Мы знаем психологию Халл. Особенно — Халл-три. Их культура построена на протесте против материнской цивилизации. Как у подростка, ушедшего из родительского дома и стремящегося доказать свою самостоятельность. Они отвергают наше покровительство, они отвергают помощь Халл-один. Слова Уолра означают, что они смирились с необходимостью подчиниться кому-то. Значит, они уже имеют какое-то представление о Стирателях.

    — Но вы победили в бою, — заметил Ян. — Возможно, Уолр изменит свою позицию? Выберет более сильного?

    Ксения едва заметно улыбнулась:

    — Надеюсь, что нет, потому что мы оказались слабыми. Спасибо за ваше мнение, друзья. После прибытия новых членов экспедиции мы проведём разговор с Уолром. Честный разговор.

    — Новых членов? — поразился феолец.

    — О, разве я не сообщила? — Ксения пожала плечами. — Да. Мы вызвали корабль Ауран и вашего ползуна.

    Двести шесть — пять поморщился.

    — Вот это было излишне!

    В России профессиональное обучение космонавтики практиковалось с шестнадцати лет. Было, конечно, Гагаринское кадетское училище в Смоленске и Центр Циолковского в Калуге, где дети учились «космическим профессиям» с десяти лет. Горчаков считал это пустым баловством, пусть и романтичным — по статистике с космосом свою жизнь связывало меньше двадцати процентов выпускников. Сам он поступил в училище в шестнадцать, в последний момент выбрав между Владивостокским Глубоководным и Московским Аэрокосмическим. О решении своём он никогда не жалел, но был убеждён, что в десять лет планировать жизнь невозможно. Были у них в училище ребята из Смоленска и Калуги — ничем особенным они не выделялись, подготовкой не блистали, хоть и надували поначалу щёки, рассказывая о традиционном одиночном орбитальном полёте и выпускной лунной миссии. Так что американский подход — непрерывный цикл обучения с девяти до семнадцати лет, точно так же как европейский, при котором подготовка начиналась в одиннадцать, по мнению Горчакова, были последствиями элитарного англосаксонского подхода к образованию, когда детей стараются как можно раньше выпихнуть из дома для обретения полезных в жизни социальных связей.

    Впрочем, благодаря русской неспешности, Валентин подружился с Матиасом — тот тоже решил стать космонавтом лишь в пятнадцать лет и выбор русского училища был для него последним шансом на достойное образование.

    Но сейчас, разговаривая с «откатившейся» к одиннадцатилетнему возрасту Лючией, он впервые подумал, что в американском подходе тоже есть какой-никакой смысл. Вот как бы он сам себя вёл, внезапно очнувшись во взрослом теле, в глубоком космосе, в окружении незнакомых людей — и с разумом одиннадцатилетнего пацана? Да разревелся бы, без всяких сомнений.

    А вот Лючия, после короткой паники, вызванной, похоже, в первую очередь тем, что она пришла в себя голой, на удивление быстро собралась. И после того, как Мегер помогла ей одеться и напоила какао, вела себя достойно. Сидела на кушетке, держа в руках кружку, и очень старательно отвечала на вопросы.

    — Были гонки на картах. Я очень хотела победить, — рассказывала она. — Алекс был первым, но я думала, что стану второй.

    — Ты пришла третьей, — пробормотала Мегер. — Очень достойно для девочки, которая не специализируется как пилот.

    — То есть я не разбилась? — уточнила Лючия.

    — Нет. Взяла третье место. Хорошо училась… хотя мне кажется, что твои кулинарные навыки не соответствуют высокой оценке… — Мегер хмыкнула. — Мы опоздали на «Техас», где должны были пройти практику. Вместо этого попали на «Твен», к командиру Горчакову.

    Лючия с интересом посмотрела на Валентина. Потупила глаза. Потом спросила:

    — А я кто?

    — Специалист по системам жизнеобеспечения, — с ноткой удивления произнесла Мегер.

    — Я хотела перевестись на инженера двигательных систем, — вздохнула Лючия. — На третьем курсе…

    — Видимо, ты передумала, — сказала Мегер терпеливо. — Или не прошла экзамен. А чем тебе не нравится специалист жизнеобеспечения?

    — Я пошла на этот курс, потому что у меня высокий балл за внешность, — откровенно сказала Лючия. — На другие курсы не проходила. Но специалисты по жизнеобеспечению… мама говорит, что туда идут девушки вольного поведения. Мама говорит, это место для baldracca [Бальдракка (итал., диал.) Женщина пониженной социальной ответственности.]. Тётушка Бьянка с ней спорила, это была её профессия в молодости…

    Валентин даже поперхнулся. Ничего особо грубого сказано не было, но в сочетании с невинным детским выражением лица Лючии и её более чем сексапильной внешностью… В общем, прозвучало странно.

    — И вовсе не обязательно, — сказала Мегер. — Психологический климат в экипаже вовсе не обязательно поддерживать таким путём! В любом случае, ты выбрала именно эту профессию.

    — Но ведь я теперь всё забыла? — с надеждой произнесла Лючия. — Можно мне чему-то другому научиться?

    — Я подумаю над этим, — решила Мегер. — Сейчас я отведу тебя в каюту, отдохнуть и ознакомиться с событиями нашего полёта. Думаю, Марк подготовит краткий и точный пересказ событий.

    — Марк наш искин? — спросила Лючия и захлопала ресницами. — Кажется, я помню, что искина зовут Марк!

    — Вот видишь, детка, кое-что вспоминается, — сказала Мегер. — Пойдём.

    — Разрешите идти, командир Горчакофф? — спросила Лючия.

    Правила субординации кадеты явно учили хорошо и с первого года обучения, а вот в произношении русских фамилий путались.

    — Свободны, кадет Д’Амико, — разрешил Горчаков.

    Лючия поставила кружку и вместе с Мегер вышла из медотсека.

    — Блин, ну и дела, — пробормотал Гюнтер. Покачал головой. — Scheiße [Шайсе (немецкий) Дерьмо, традиционное и самое популярное немецкое ругательство.]…

    — Вынужден согласиться, — сказал Горчаков.

    — Простите, командир. — Соколовский достал из-под столика припрятанную бутылку, допил воду из стакана и щедро налил себе польской водки. — Я старый никчёмный дурак. Я был уверен, что девочка в порядке.

    — Вы сделали всё, что могли, — Валентин пожал плечами. — И Ракс сделали всё возможное. Хорошо, что Лючии не три года. Она хотя бы понимает, что находится в космосе и у неё есть какие-то базовые навыки дисциплины.

    Соколовский залпом выпил, глянул на командира мгновенно покрасневшими глазами. Засопел. Гюнтер протянул ему кусок колбасы, но доктор упрямо покачал головой.

    — Нет… хочу напиться… Командир, вас словно не беспокоит состояние Лючии…

    — Беспокоит, — возразил Валентин. — Умеренно. Меня куда больше беспокоит состояние Мегер.

    — Но она в порядке! — воскликнул Лев.

    — Думаете? Ракс предупредили, что самые серьёзные проблемы с памятью будут у Лючии и Анны. Что случилось с Лючией, мы видим. А вот что случилось с Анной, пока что нет.

    Доктор и оружейник переглянулись.

    — Что ж всё так плохо-то… — сказал Лев. — Я забыл жену и гимн… Валентин какие-то мелочи из детства… Лючия треть жизни… Мегер — не пойми что… Гюнтер, ну ты хоть что-нибудь забыл? А?

    Вальц вздохнул.

    — Если вам от этого будет легче, доктор.

    — Ну, ну! — подбодрил его Лев.

    — Я пересмотрел все фотографии, видео, выписал все события своей жизни, прошёл профессиональные тесты, просмотрел медицинскую карту…

    — Ну?

    — В детстве у меня был энурез. Даже в школьные годы. Ну, так бывает у детей.

    — Конечно же, бывает, — кивнул Соколовский.

    — В медкарте сказано, что я сильно комплексовал по этому поводу. Психолог даже отметил, что выбор воинственной профессии мог быть связан с детским комплексом.

    — И?

    — Не припоминаю ни одного такого конфуза, хотя детство помню прекрасно.

    — O kurwa [О, курва! (польский) Традиционное польское выражение удивления и восхищения.]! — сказал Соколовский с завистью.

    — Везунчик, — согласился Валентин.

    И посмотрел на дверь.

    Его очень тревожило, что именно могла забыть Мегер. Если у мастер-пилота пострадали профессиональные навыки, то их невесёлая ситуация могла ещё больше ухудшиться.

    Для Алекса космос был не таким, как для Тедди. Не таким, как для Горчакова или Хофмайстера. Даже не таким, как для Анны Мегер, с её частично заслуженной репутацией гениального пилота.

    Алекс чувствовал космос иначе. Пространства и расстояния — для него разница между световым месяцем и световым годом не была абстракцией (в общем-то для хрупкого человеческого организма и то, и другое равно бесконечности), а плывущие в Галактике звёзды казались частями механических часов, где раскручивание пружины приводит в понятное и предсказуемое движение десятки и сотни зубчатых колёсиков. Он держал в памяти тысячи звёздных систем, так или иначе влияющих на трассу корабля — а в случае необходимости мог разложить каждую систему на отдельные центры масс и векторы движений. Ядро Галактики, та самая пружина часового механизма, могло быть абстракцией, а могло превратиться в сложную гравитационную кляксу, совершенно разную при взгляде от каждой звезды. Водовороты гравитационных колодцев чёрных дыр, призрачные полотнища туманностей, волны пульсаров — всё это жило в его мозгу как динамическая объёмная картина, к тому же совершенно разная в каждой точке евклидова пространства — и вне его.

    Так музыкант с абсолютным слухом ощущает каждую ноту, сыгранную на каждом инструменте во время концерта, и при этом держит в памяти уже умолкшие звуки и те, которым лишь предстоит прозвучать.

    И точно так же, как музыкант, в чьём сознании гармония раскладывается на отдельные ноты, не может услышать симфонию как простой человек — Алекс не мог просто любоваться космосом. Ни с Земли, сквозь мутное окно атмосферы, ни, тем более, с борта космического корабля. Он смотрел на разноцветные искры звёзд, на вьющуюся ленту Млечного Пути, но там, где даже у опытного космонавта от восторга перехватывало дыхание, сознание Алекса начинало вычерчивать червоточины межзвёздных переходов. Да, это было интуитивное искусство, упорно не поддающееся самым совершенным искинам, но искусство, основанное на логике, константах и цифрах.

    Алекс платил за свои способности целым рядом неудобств. Начиная от повышенной потребности в глюкозе и повышенной температуры тела и заканчивая прогнозируемым к сорока годам облысением. Впрочем, ни потребность жевать шоколадки и конфеты, ни высокая вероятность потери волос не казались ему реальной проблемой. А вот невозможность полюбоваться небом, просто и незатейливо, раздражала.

    До сегодняшнего дня.

    Юный навигатор стоял на крошащейся, будто пенопласт, поверхности Второй-на-Ракс и смотрел на звёзды, отделённые от него сотней метров искусственно удерживаемой атмосферы — ну и десятками световых лет, конечно же.

    Крошечная белая звезда, которую давно уже называли лишь по имени цивилизации — Ракс, закатилась за планету, носившую то же имя. Временная обитель мятежных искинов, миллионы раз переписывавших историю человечества и прочих разумных видов, скоро опустеет. Ракс отправятся к другой звезде, чтобы в случае необходимости выдоить её энергию.

    Алекс смотрел в зенит. В разноцветную звёздную метель, перехлёстнутую Млечным Путём. Первый раз в жизни он ощутил восторг человека, увидевшего звёзды, и застыл в немом восхищении.

    Мягко ступая, подошёл Уолр. Положил руку ему на плечо — Алекс почувствовал влажность чужой атмосферы и запах чужака, едва их тела соприкоснулись.

    — Любуешься? — спросил Уолр мягко.

    — Да. Я впервые смог абстрагироваться от навигационной картины, — ответил Алекс. — Просто смотрю и любуюсь.

    — А… — сказал Уолр. — Это связано с твоими способностями… Ты не допускаешь мысли…

    — Нет, — ответил Алекс. — Тоже вначале испугался. Потом просчитал пять-шесть траекторий и успокоился. Я помню всё, что надо. Но после реанимации научился… словно как бы переключаться. Могу смотреть на звёзды и любоваться, могу считать траектории.

    — Интересное последствие клинической смерти.

    — Да, — согласился Алекс, продолжая смотреть в небо.

    — У нас многие никогда не видели звёзд, — сказал Уолр. — Те, кто не интересуются полётами в космос и не считают нужным улучшать зрение. Самые яркие звёзды они могли бы увидеть, но им неинтересно.

    — Могли бы?

    — Ну ты же не думаешь, что мы совершенно слепы? — Уолр хрюкнул, давя смешок. — Световая чувствительность у нас неплохая, не хватает чёткости зрения, сложно различать мелкие детали. Биоинженерия позволила делать глаза не хуже человеческих, но не всем это интересно.

    — Вам интересно? — спросил Алекс.

    — Мне нужно, — ответил Уолр. — В некоторых частях спектра я вижу лучше, чем люди. Вот вы, мой дорогой друг, что-нибудь наблюдаете в той части неба?

    Он вытянул толстую мохнатую руку. Алекс всмотрелся, мимолётно подумав, что Уолр в разговоре легко и вроде бы бессистемно переходил с дружеского тона на официальный, обращаясь к нему то на «ты», как к младшему, то на «вы», как к члену экипажа. Похоже, Халл-три таким образом обозначал степень формальности разговора…

    Источник - knizhnik.org .

    Комментарии:
    Информация!
    Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
    Наверх Вниз