Евгений Лукин: Алая аура протопарторга: Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной (сборник)

Я — фантаст. То есть человек, постоянно проверяющий на прочность прописные истины. А прописная истина — предмет сакральный. Сказали предки, что связка ломов тонет быстрее, чем отдельно взятый лом, — стало быть, так оно и есть. Поэтому препарировать освященные временем заблуждения проще с ухмылкой, нежели с благоговением.
Евгений Лукин. Из интервью, взятого у писателя Марией и Сергеем Дяченко

Предисловие автора

Наверное, любой фантаст хотя бы однажды, но сталкивался с двумя проблемами: как переместить героя в заранее подготовленную реальность и как преодолеть языковой барьер. Для решения первой проблемы приходится строить космический корабль, машину времени, изобретать способ проникновения в параллельное пространство, что неминуемо утяжеляет повествование и отвлекает от главного. Со второй проблемой тоже хлопот хватает: изволь сконструировать язык туземцев и потратить добрую пару глав на его изучение или же, будь любезен, снабди персонаж каким-нибудь электронным переводчиком.

Можно, разумеется, прибегнуть к помощи волшебной палочки, но не каждый же раз, согласитесь!

И вот году этак в восьмидесятом возникла крамольная, хотя и чертовски соблазнительная, мысль о множестве лоскутных русскоязычных государств, в каждом из которых свои законы, в том числе и физические. Соблазнительная — потому что достаточно перешагнуть пограничную черту, чтобы оказаться в ином мире, где вдобавок все изъясняются на твоём языке. Крамольная — потому что, напоминаю, шёл 1980 год, Советский Союз представлялся незыблемым, как Древний Рим, и предположить публично, будто со временем он распадётся и раздробится, означало не только нажить себе житейские неприятности, но и в каком-то смысле обрушить свой собственный внутренний мир.

Однако лет десять спустя действительность в который раз превзошла фантастику — страна и впрямь распалась. Так вышло, что меня занесло тогда в Тирасполь, где я увидел воочию, как давняя моя бредовая выдумка становится явью. Осколок России, крохотное государство с населением в несколько сот тысяч отчаянно отстаивало свою независимость и стало для меня (на какое-то время) пугающим символом будущего. Мне уже мерещилось, как дробится на отдельные районы Волгоградская область.

Так возникло Баклужино.

«Баклужина» — словцо волжское, означает то же самое, что и «бакалда». По словарю Даля: «глухой заливец, колдобина, ямина, которая наливается водой по весне и остаётся как бы озерком, глубокая зажора».

Любопытно, что за первую повесть о распавшейся Сусловской области и противостоянии Баклужино и Лыцка я взялся опять-таки лет десять спустя, когда стало ясно, что дальнейшее раздробление государства временно приостановлено. Возможно, дело тут в тайном суеверии. Я уже не раз говорил об удивительной способности фантастов наводить порчу: твердили-твердили, что коммунизм — неизбежное светлое будущее человечества, — ан и дотвердились!

Честно сказать, я не предполагал, что после «Алой ауры протопарторга» Сусловская область понадобится мне ещё раз. Однако стоило взяться за «Чушь собачью» — стало ясно: происходящее требует небольшой территории и небольшого населения. И действие перекочевало в город Суслов.

Дальше — проще. Когда окружающие, как сговорившись, кинулись чуть ли не поголовно в эзотерику, шаманство, колдовство, грех было не воспользоваться уже готовыми типажами: старым колдуном Ефремом Нехорошевым и его учеником, будущим президентом Баклужино, Глебом Портнягиным. В итоге — «Портрет кудесника в юности», а потом и «Штрихи к портрету кудесника».

Карты бывшей Сусловской области не существует. Я даже и не пытаюсь её нарисовать. С каждой новой повестью к уже имеющимся районам-государствам прилепляется ещё один (одно): Сызново, Гоблино… Со временем прибавится Понерополь.

Сейчас для меня Сусловская область — привычный полигон, где я и провожу сомнительные свои социальные эксперименты, каждый раз надеясь слепить общество, в котором бы хотелось жить.

Читатели не однажды спрашивали меня, намерен ли я когда-нибудь объединить все баклужинские истории под одной обложкой или хотя бы издать несколькими томами.

И случай представился.

Приятного чтения!

Там, за Ахероном

Пятеро в лодке, не считая седьмых [Повесть написана совместно с Любовью Лукиной.]

Мини-повесть

Часть 1

Туманно утро красное, туманно

Глава 1

— Ты что? — свистящим шёпотом спросил замдиректора по быту Чертослепов, и глаза у него стали как дыры. — Хочешь, чтобы мы из-за тебя соцсоревнование прогадили?

Мячиком подскочив в кресле, он вылетел из-за стола и остановился перед ответственным за культмассовую работу Афанасием Филимошиным. Тот попытался съёжиться, но это ему, как всегда, не удалось — велик был Афанасий. Плечищи — былинные, голова — с пивной котёл. По такой голове не промахнёшься.

— Что? С воображением плохо? — продолжал допытываться стремительный Чертослепов. — Фантазия кончилась?

Афанасий вздохнул и потупился. С воображением у него действительно было плохо. А фантазии, как следовало из лежащего на столе списка, хватило лишь на пять мероприятий.

— Пиши! — скомандовал замдиректора и пробежался по кабинету.

Афанасий с завистью смотрел на лысеющую голову начальства. В этой голове, несомненно, кипел бурун мероприятий с красивыми интригующими названиями.

— Гребная регата, — остановившись, выговорил Чертослепов поистине безупречное звукосочетание. — Пиши! Шестнадцатое число. Гребная регата… Ну что ты пишешь, Афоня? Не грибная, а гребная. Гребля, а не грибы. Понимаешь, гребля!.. Охвачено… — Замдиректора прикинул. — Охвачено пять сотрудников. А именно… — Он вернулся в кресло и продолжал диктовать оттуда: — Пиши экипаж…

«Экипаж…» — старательно выводил Афанасий, наморщив большой бесполезный лоб.

— Пиши себя. Меня пиши…

Афанасий, приотворив рот от удивления, уставился на начальника.

— Пиши-пиши… Врио завРИО Намазов, зам по снабжению Шерхебель и… Кто же пятый? Четверо гребут, пятый на руле… Ах да! Электрик! Жена говорила, чтобы обязательно была гитара… Тебе что-нибудь неясно, Афоня?

— Так ведь… — ошарашенно проговорил Афанасий. — Какой же из Шерхебеля гребец?

Замдиректора Чертослепов опёрся локтями на стол и положил хитрый остренький подбородок на сплетённые пальцы.

— Афоня, — с нежностью промолвил он, глядя на ответственного за культмассовую работу. — Ну что же тебе всё разжёвывать надо, Афоня?.. Не будет Шерхебель грести. И никто не будет. Просто шестнадцатого у моей жены день рождения, дошло? И Намазова с Шерхебелем я уже пригласил… Ну снабженец он, Афоня! — с болью в голосе проговорил вдруг замдиректора. — Ну куда ж без него, сам подумай!..

— А грести? — тупо спросил Афанасий.

— А грести мы будем официально.

…С отчаянным выражением лица покидал Афанасий кабинет замдиректора. Жизнь была сложна. Очень сложна. Не для Афанасия.

Глава 2

Ох, это слово «официально»! Стоит его произнести — сразу же начинается какая-то мистика… Короче, в тот самый миг, когда приказ об освобождении от работы шестнадцатого числа пятерых работников НИИ приобрёл статус официального документа, в кабинете Чертослепова открылась дверь, и в помещение ступил крупный мужчина с озабоченным, хотя и безукоризненно выбритым лицом. Затем из плаща цвета беж выпорхнула бабочка удостоверения и, раскинув крылышки, замерла на секунду перед озадаченным Чертослеповым.

— Капитан Седьмых, — сдержанно представился вошедший.

— Прошу вас, садитесь, — запоздало воссиял радушной улыбкой замдиректора.

Капитан сел и, помолчав, раскрыл блокнот.

— А где вы собираетесь достать плавсредство? — задумчиво поинтересовался он.

Иностранный агент после такого вопроса раскололся бы немедленно. Замдиректора лишь понимающе наклонил лысеющую голову.

— Этот вопрос мы как раз решаем, — заверил он со всей серьёзностью. — Скорее всего, мы арендуем шлюпку у одного из спортивных обществ. Конкретно этим займётся член экипажа Шерхебель — он наш снабженец…

Капитан кивнул и записал в блокноте: «Шерхебель — спортивное общество — шлюпка».

— Давно тренируетесь?

Замдиректора стыдливо потупился.

— Базы нет, — застенчиво признался он. — Урывками, знаете, от случая к случаю, на голом энтузиазме…

Капитан помрачнел. «Энтузиазм! — записал он. — Базы — нет?»

— И маршрут уже разработан?

Чертослепов нашёлся и здесь.

— В общих чертах, — сказал он. — Мы думаем пройти на вёслах от Центральной набережной до пристани Баклужино.

— То есть вниз по течению? — уточнил капитан.

— Да, конечно… Вверх было бы несколько затруднительно. Согласитесь, гребцы мы начинающие…

— А кто командор?

Не моргнув глазом Чертослепов объявил командором себя. И ведь не лгал, ибо ситуация была такова, что любая ложь автоматически становилась правдой в момент произнесения.

— Что вы можете сказать о гребце Намазове?

— Надёжный гребец, — осторожно отозвался Чертослепов.

— У него в самом деле нет родственников в Иране?

Замдиректора похолодел.

— Я… — промямлил он, — могу справиться в отделе кадров…

— Не надо, — сказал капитан. — Я только что оттуда. — Он спрятал блокнот и поднялся. — Ну что ж. Счастливого вам плавания.

И замдиректора понял наконец, в какую неприятную историю он угодил.

— Товарищ капитан, — пролепетал он, устремляясь за уходящим гостем. — А нельзя узнать, почему… мм… вас так заинтересовало…

Капитан Седьмых обернулся.

— Потому что Волга, — негромко произнёс он, — впадает в Каспийское море.

Дверь за ним закрылась. Замдиректора добрёл до стола и хватил воды прямо из графина. И замдиректора можно было понять. Ему предстояло созвать дорогих гостей и объявить для начала, что шестнадцатого числа придётся вам, товарищи, в некотором смысле грести. И даже не в некотором, а в прямом.

Глава 3

Электрик Альбастров (первая гитара НИИ) с большим интересом следил за развитием скандала.

— Почему грести? — брызжа слюной, кричал Шерхебель. — Что значит — грести? Я не могу грести — у меня повышенная кислотность!

Врио завРИО Намазов — чернобровый полнеющий красавец — пребывал в остолбенении. Время от времени его правая рука вздёргивалась на уровень бывшей талии и совершала там судорожное хватательное движение.

— Я достану лодку! — кричал Шерхебель. — Я пароход с колёсами достану! И что? И я же и должен грести?

— Кто составлял список? — горлом проклокотал Намазов. Под ответственным за культмассовую работу Филимошиным предательски хрустнули клеёные сочленения стула, и все медленно повернулись к Афанасию.

— Товарищи! — поспешно проговорил замдиректора и встал, опёршись костяшками пальцев на край стола. — Я прошу вас отнестись к делу достаточно серьёзно. Сверху поступила указка: усилить пропаганду гребного спорта. И это не прихоть ничья, не каприз — это начало долгосрочной кампании под общим девизом «Выгребаем к здоровью». И там… — Чертослепов вознёс глаза к потолку, — настаивают, чтобы экипаж на три пятых состоял из головки НИИ. С этой целью нам было предложено представить список трёх наиболее перспективных руководителей. Каковой список мы и представили.

Он замолчал и строго оглядел присутствующих. Электрик Альбастров цинично улыбался. Шерхебель с Намазовым были приятно ошеломлены. Что касается Афанасия Филимошина, то он заворожённо кивал, с восторгом глядя на Чертослепова. Вот теперь он понимал всё.

— А раньше ты об этом сказать не мог? — укоризненно молвил Намазов.

— Не мог, — стремительно садясь, ответил Чертослепов и опять не солгал. Как, интересно, он мог бы сказать об этом раньше, если минуту назад он и сам этого не знал!

— А что? — повеселев, проговорил Шерхебель. — Отчалим утречком, выгребем за косу, запустим мотор…

Замдиректора пришёл в ужас:

— Мотор? Какой мотор?

Шерхебель удивился.

— Могу достать японский, — сообщил он. — Такой, знаете, водомёт: с одной стороны — дыра, с другой — отверстие. Никто даже и не подумает…

— Никаких моторов, — процедил замдиректора, глядя снабженцу в глаза. Если уж гребное устройство вызвало у капитана Седьмых определённые сомнения, то что говорить об устройстве с мотором!

— Но отрапортовать в письменном виде! — вскричал Намазов. — И немедля, сейчас!..

Тут же и отрапортовали. В том смысле, что, мол, и впредь готовы служить пропаганде гребного спорта. Чертослепов не возражал. Бумага представлялась ему совершенно безвредной. В крайнем случае в верхах недоумённо пожмут плечами.

Поэтому, когда машинистка принесла ему перепечатанный рапорт, он дал ему ход, не читая. А зря. То ли загляделась на кого-то машинистка, то ли заговорилась, но только, печатая время прибытия гребного устройства к пристани Баклужино, она отбила совершенно нелепую цифру: «1237». Тот самый год, когда победоносные тумены Батыя форсировали великую реку Итиль.

И в этом-то страшном виде, снабжённая подписью директора, печатью и порядковым номером, бумага пошла в верха.

Глава 4

Впоследствии электрик Альбастров будет клясться и целовать крест на том, что видел капитана Седьмых в толпе машущих платочками, но никто ему, конечно, не поверит.

Истово, хотя и вразброд, шлёпали весла. В осенней волжской воде шуршали и брякали льдышки, именуемые шугой.

— Раз-два, взяли!.. — вполголоса, интимно приговаривал Шерхебель. — Выгребем за косу, а там нас возьмут на буксир из рыбнадзора, я уже с ними договорился…

Командор Чертослепов уронил мотнувшиеся в уключинах вёсла и схватился за сердце.

— Вы с ума сошли! — зашипел на него Намазов. — Гребите, на нас смотрят!..

С превеликим трудом они перегребли стрежень и, заслонённые от города песчаной косой, в изнеможении бросили вёсла.

— Чёрт с тобой… — слабым голосом проговорил одумавшийся к тому времени Чертослепов. — Где он, этот твой буксир?

— Йех! — изумлённо пробасил Афанасий, единственный не задохнувшийся член экипажа. — Впереди-то что делается!

Все оглянулись. Навстречу лодке и навстречу течению по левому рукаву великой реки вздымался, громоздился и наплывал знаменитый волжский туман. Берега подёрнуло мутью, впереди клубилось сплошное молоко.

— Кранты вашему буксиру! — бестактный, как и все электрики, подытожил Альбастров. — В такую погоду не то что рыбнадзор — браконьера на стрежень не выгонишь!

— Так а я могу грести! — обрадованно предложил Афанасий.

Он в самом деле взялся за вёсла и десятком богатырских гребков окончательно загнал лодку в туман.

— Афоня, прекрати! — закричал Чертослепов. — Не дай бог, перевернёмся!

Вдоль бортов шуршала шуга, вокруг беззвучно вздувались и опадали белые полупрозрачные холмы. Слева туман напоминал кисею, справа — простыню.

— Как бы нам Баклужино не просмотреть… — озабоченно пробормотал Шерхебель. — Унесёт в Каспий…

Командор Чертослепов издал странный звук — словно его ударили под дых. В многослойной марле тумана
ему померещилось нежное бежевое пятно, и воображение командора мгновенно дорисовало страшную картину: по воде, аки посуху, пристально поглядывая на гребное устройство, шествует с блокнотом наготове капитан Седьмых… Но такого, конечно, быть никак не могло, и дальнейшие события покажут это со всей очевидностью.

— Хватит рассиживаться, товарищи! — нервно приказал Чертослепов. — Выгребаем к берегу!

— К какому берегу? Где вы видите берег?

— А вот выгребем — тогда и увидим!

Кисея слева становилась всё прозрачнее, и вскоре там проглянула полоска земли.

— Странно, — всматриваясь, сказал Намазов. — Конная милиция. Откуда? Вроде бы не сезон…

— Кого-то ловят, наверное, — предположил Шерхебель.

— Да прекратите вы ваши шуточки! — взвизгнул Чертослепов — и осёкся. Кисея взметнулась, явив с исключительной резкостью берег и остановившихся при виде лодки всадников. Кривые сабли, кожаные панцири, хворостяные щиты… Тёмные, косо подпёртые крепкими скулами глаза с интересом смотрели на приближающееся гребное устройство.

Глава 5

Туман над великой рекой Итиль истаял. Не знающий поражений полководец, несколько скособочась (последствия давнего ранения в позвоночник), сидел в высоком седле и одним глазом следил за ходом переправы. Другого у него не было — вытек лет двадцать назад от сабельного удара. Правая рука полководца с перерубленным ещё в юности сухожилием была скрючена и не разгибалась.

Прибежал толмач и доложил, что захватили какую-то странную ладью с какими-то странными гребцами. Привести? Не знающий поражений полководец утвердительно наклонил неоднократно пробитую в боях голову.

Пленников заставили проползти до полководца на коленях. Руки у членов экипажа были связаны за спиной сыромятными ремнями, а рты заткнуты их же собственными головными уборами.

Полководец шевельнул обрубком мизинца, и толмач, поколебавшись, с кого начать, выдернул кляп изо рта Намазова.

— Мин татарчá! Мин татарчá! — отчаянно закричал врио завРИО, резко подаваясь головой к копытам отпрянувшего иноходца.

Татары удивлённо уставились на пленника, потом — вопросительно — на предводителя.

— Помощником толмача, — определил тот, презрительно скривив рваную сызмальства пасть.

Дрожащего Намазова развязали, подняли на ноги и в знак милости набросили ему на плечи совсем худой халатишко.

Затем решили выслушать Чертослепова.

— Граждане каскадёры! — в бешенстве завопил замдиректора, безуспешно пытаясь подняться с колен. — Имейте в виду, даром вам это не пройдёт! Вы все на этом погорите!

Озадаченный толмач снова заправил кляп в рот Чертослепова и почесал в бритом затылке. Услышанное сильно напоминало непереводимую игру слов. Он всё-таки попробовал перевести и, видимо, сделал это не лучшим образом, ибо единственный глаз полководца свирепо вытаращился, а сабельный шрам поперёк лица налился кровью.

— Кто? Я погорю? — прохрипел полководец, оскалив обломки зубов, оставшиеся после прямого попадания из пращи. — Это вы у меня в два счёта погорите, морды славянские!

Воины спешились и побежали за хворостом. Лодку бросили в хворост, пленников — в лодку. Галопом прискакал татарин с факелом, и костёр задымил. Однако дрова были сырые, разгорались плохо.

— Выньте у них кляпы и пусть раздувают огонь сами! — приказал полководец.

Но садистское это распоряжение так и не было выполнено, потому что со дна гребного устройства поднялся вдруг представительный хмурый мужчина в бежевом плаще. Татары, издав вопль изумления и ужаса, попятились. Перед тем как бросить лодку в хворост, они обшарили её тщательнейшим образом. Спрятаться там было негде.

— Я, собственно… — ни на кого не глядя, недовольно проговорил мужчина, — оказался здесь по чистой случайности… Прилёг, знаете, вздремнуть под скамьёй, ну и не заметил, как лодка отчалила…

Он перенёс ногу через борт, и татары, суеверно перешёптываясь, расступились. Отойдя подальше, капитан Седьмых (ибо это был он) оглянулся и, отыскав в толпе Намазова, уже успевшего нахлобучить рваную татарскую шапчонку, неодобрительно покачал головой.

Часть 2

Бысть некая зима

Глава 1

Нагрянул декабрь. Батый осадил Рязань. Помилованных до особого распоряжения пленников возили за войском на большом сером верблюде в четырёх связанных попарно корзинах. Подобно большинству изувеченных жизнью людей, не знающий поражений полководец любил всевозможные отклонения от нормы.

Над татарским лагерем пушил декабрьский снежок. Замдиректора Чертослепов — обросший, оборванный — сидел на корточках и отогревал связанными руками посиневшую лысину.

— Хорошо хоть руки спереди связывать стали, — без радости заметил он.

Ему не ответили. Было очень холодно.

— Смотрите, Намазов идёт, — сказал Шерхебель и, вынув что-то из-за пазухи, сунул в снег.

Судя по всему, помощник толмача вышел на прогулку. На нём уже был крепкий, хотя и залатанный местами полосатый халат, под растоптанными, но вполне справными сапогами весело поскрипывал снежок.

— Товарищ Намазов! — вполголоса окликнул замдиректора. — Будьте добры, подойдите на минутку!

Помощник толмача опасливо покосился на узников и, сердито пробормотав: «Моя твоя не понимай…» — поспешил повернуться к ним спиной.

— Мерзавец! — процедил Альбастров.

С ним согласились.

— Честно вам скажу, — уныло проговорил Чертослепов, — никогда мне не нравился этот Намазов. Правду говорят: яблочко от яблони…

— А что это вы всех под одну гребёнку? — ощетинился вдруг электрик.

Чертослепов с Шерхебелем удивлённо взглянули на Альбастрова, и наконец-то бросилась им в глаза чёрная клочковатая бородка, а заодно и висячие усики, и лёгкая, едва намеченная скуластость.

Первым опомнился Шерхебель.

— Мать? — понимающе спросил он.

— Бабка, — буркнул Альбастров.

— Господи Исусе Христе!.. — не то вздохнул, не то простонал Чертослепов.

Положение его было ужасно. Один из членов вверенного ему экипажа оказался ренегатом, другой…

— Товарищи! — в отчаянии сказал Чертослепов. — Мы допустили серьёзную ошибку. Нам необходимо было сразу осудить поведение Намазова. Но ещё не поздно, товарищи. Я предлагаю провести такой, знаете, негромкий митинг и открытым голосованием выразить своё возмущение. Что же касается товарища Альбастрова, скрывшего важные анкетные данные…

— Ну ты козёл!.. — изумился электрик, и тут — совершенно некстати — мимо узников проехал не знающий поражений полководец.

— Эй, ты! — заорал Альбастров, приподнявшись, насколько позволяли сыромятные путы. — В гробу я тебя видал вместе с твоим Чингисханом!

Полководец остановился и приказал толмачу перевести.

— Вы — идиот! — взвыл Чертослепов, безуспешно пытаясь схватиться за голову. — Я же сказал: негромкий! Негромкий митинг!..

А толмач уже вовсю переводил.

— Товарищ Субудай! — взмолился замдиректора. — Да не обращайте вы внимания! Мало ли кто какую глупость не подумав ляпнет!..

Толмач перевёл и это. Не знающий поражений полководец раздул единственную целую ноздрю и, каркнув что-то повреждёнными связками, поехал дальше. Толмач, сопровождаемый пятью воинами, подбежал к пленным.

— Айда, пошли! — вне себя напустился он на Чертослепова. — Почему худо говоришь? Почему говоришь, что Субудай-багатур не достоин лежать с великим Чингизом? Какой он тебе товарищ? Айда, мало-мало наказывать будем!

Глава 2

— Я его что, за язык тянул? — чувствительный, как и все гитаристы, переживал Альбастров. — Мало ему вчерашнего?..

За юртами нежно свистел бич и звонко вопил Чертослепов. Чистые, не отягощённые мыслью звуки.

— И как это его опять угораздило? Вроде умный мужик…

— Это там он был умный… — утешил Шерхебель.

Припорошённый снежком Афанасий сидел неподвижно, как глыба, и в широко раскрытых глазах его стыло недоумение. Временами казалось, что у него просто забыли выдернуть кляп, — молчал вот уже который день.

— Ой! — страдальчески сказал Шерхебель, быстро что-то на себе перепрятывая. — Слушайте, это к нам…

Альбастров приподнялся и посмотрел. Со стороны леска, хрустя настом, к узникам направлялся капитан Седьмых. При виде его татарский сторож в вязаной шапочке «Адидас» вдруг застеснялся чего-то и робко отступил за ствол березы.

Электрик осклабился и ещё издали предъявил капитану связанные руки. Капитан одобрительно посмотрел на электрика, но подошёл не к нему, а к Шерхебелю, давно уже всем своим видом изъявлявшему готовность правдиво и не раздумывая отвечать на вопросы.

— Да, кстати, — как бы невзначай поинтересовался капитан, извлекая из незапятнанного плаща цвета беж уже знакомый читателю блокнот. — Не от Намазова ли, случайно, исходила сама идея мероприятия?

— Слушайте, что решает Намазов? — отвечал Шерхебель, преданно глядя в глаза капитану. — Идея была спущена сверху.

«Сверху? — записал капитан, впервые приподнимая бровь. — Не снизу?»

— Расскажите подробнее, — мягко попросил он.

Шерхебель рассказал. Безукоризненно выбритое лицо капитана становилось всё задумчивее.

— А где сейчас находится ваш командор?

— Занят, знаете… — несколько замявшись, сказал Шерхебель.

Глава 2

За юртами нежно свистел бич и звонко вопил Чертослепов. Чистые, не отягощённые мыслью звуки.

— И как это его опять угораздило? Вроде умный мужик…

— Это там он был умный… — утешил Шерхебель.

— Ой! — страдальчески сказал Шерхебель, быстро что-то на себе перепрятывая. — Слушайте, это к нам…

«Сверху? — записал капитан, впервые приподнимая бровь. — Не снизу?»

— Расскажите подробнее, — мягко попросил он.

Шерхебель рассказал. Безукоризненно выбритое лицо капитана становилось всё задумчивее.

— А где сейчас находится ваш командор?

— Занят, знаете… — несколько замявшись, сказал Шерхебель.

Капитан Седьмых оглянулся, прислушался.

— Ну что ж… — с пониманием молвил он. — Побеседуем, когда освободится…

Закрыл блокнот и, хрустя настом, пошёл в сторону леска.

Из-за ствола березы выглянула вязаная шапочка «Адидас». Шерхебель облегчённо вздохнул и снова что-то на себе перепрятал.

— Да что вы там всё время рассовываете? — не выдержал электрик.

— А! — Шерхебель пренебрежительно шевельнул пальцами связанных рук. — Так, чепуха, выменял на расчёску, теперь жалею…

Припрятанный предмет он, однако, не показал. Что именно Шерхебель выменял на расчёску, так и осталось тайной.

Потом принесли стонущего Чертослепова.

— А тут без вас капитан приходил, — сказал Альбастров. — Про вас спрашивал.

Чертослепов немедленно перестал стонать.

— Спрашивал? А что конкретно?

Ему передали весь разговор с капитаном Седьмых.

— А когда вернётся, не сказал? — встревожась, спросил Чертослепов.

Электрик хотел ответить, но его перебили.

— Я всё понял… — Это впервые за много дней заговорил Афанасий Филимошин. Потрясённые узники повернулись к нему.

— Что ты понял, Афоня?

Большое лицо Афанасия было угрюмо.

— Это не киноартисты, — глухо сообщил он.

Глава 3

Замдиректора Чертослепову приснилось, что кто-то развязывает ему руки.

— Нет… — всхлипывая, забормотал он. — Не хотел… Клянусь вам, не хотел… Пропаганда гребного спорта…

— Вставай! — тихо и властно сказали ему.

Чертослепов очнулся. Снежную равнину заливал лунный свет. Рядом, заслоняя звёзды, возвышалась массивная грозная тень.

— Афоня? — не веря, спросил Чертослепов. — Ты почему развязался? Ты что затеял? Ты куда?..

— В Рязань, — мрачно произнесла тень. — Наших бьют…

Похолодеть замдиректора не мог при всём желании, поэтому его бросило в жар.

— Афанасий… — оробев, пролепетал он. — Но ведь если мы совершим побег, капитан может подумать, что мы пытаемся скрыться… Я… Я запрещаю!..

— Эх ты!.. — низко, с укоризной прозвучало из лунной выси, глыбастая тень повернулась и ушла в Рязань, косолапо проламывая наст.

В панике Чертослепов разбудил остальных. Электрик Альбастров спросонья моргал криво смёрзшимися глазёнками и ничего не мог понять. Зато Шерхебель отреагировал мгновенно. Сноровисто распустив зубами сыромятные узы, он принялся выхватывать что-то из-под снега и совать за пазуху.

— Товарищ Шерхебель! — видя такую расторопность, шёпотом завопил замдиректора. — Я призываю вас к порядку! Без санкции капитана…

— Слушайте, какой капитан? — огрызнулся через плечо Шерхебель. — Тут человек сбежал! Вы понимаете, что они нас всех поубивают с утра, к своему шайтану?..

— Матерь Божья Пресвятая Богородица!.. — простонал Чертослепов.

Пошатываясь, они встали на ноги и осмотрелись.

Неподалёку лежала колода, к которой татары привязывали серого верблюда с четырьмя корзинами. Тут же выяснилось, что перед тем, как разбудить замдиректора, Афанасий отвязал верблюда и побил колодой весь татарский караул.

Путь из лагеря был свободен.

Босые, они бежали по лунному вскрикивающему снегу, и дыхание их взрывалось в морозном воздухе.

— Ну и куда теперь? — с хрустом падая в наст, спросил Альбастров.

— Товарищи! — чуть не плача, проговорил Чертослепов. — Не забывайте, что капитан впоследствии обязательно представит характеристику на каждого из нас. Поэтому в данной ситуации, я считаю, выход у нас один: идти в Рязань и как можно лучше проявить себя там в борьбе с татаро-монгольскими захватчиками.

— Точно! — сказал Альбастров и лизнул снег.

— Вы что, с ума сошли? — с любопытством спросил Шерхебель. — Рязань! Ничего себе шуточки! Вы историю учили вообще?

Альбастров вдруг тяжело задышал и, поднявшись с наста, угрожающе двинулся на Шерхебеля.

— Христа — распял? — прямо спросил он.

— Слушайте, прекратите! — взвизгнул Шерхебель. — Даже если и распял! Вы лучше посмотрите, что делают ваши родственнички по женской линии! Что они творят с нашей матушкой Россией!

Альбастров, ухваченный за локти Чертослеповым, рвался к Шерхебелю и кричал:

— Это ещё выяснить надо, как мы сюда попали! Небось в Хазарский каганат метил, да промахнулся малость!..

— Товарищ Альбастров! — умолял замдиректора. — Ну нехристь же, ну что с него взять! Ну не поймёт он нас с вами!..

На том и расстались. Чертослепов с Альбастровым пошли в Рязань, а куда пошёл Шерхебель — сказать трудно. Налетела метель и скрыла все следы.

Глава 4

Продираясь сквозь колючую проволоку пурги, они шли в Рязань. Однако на полпути в электрике Альбастрове вдруг заговорила татарская кровь. И чем ближе к Рязани подходили они, тем громче она говорила. Наконец гитарист-электрик сел на пенёк и объявил, что не сдвинется с места, пока его русские и татарские эритроциты не при

дут к соглашению.

Чертослепов расценил это как измену и, проорав сквозь пургу: «Басурман!..» — пошёл в Рязань один. Каким образом он вышел к Суздалю — до сих пор представляется загадкой.

— Прииде народ, Гедеоном из тартара выпущенный, — во всеуслышание проповедовал он на суздальском торгу. — Рязань возжёг, и с вами то же будет! Лишь объединением всея Руси…

— Эва! Сказанул! — возражали ему. — С кем единиться-то? С рязанцами? Да с ними биться идёшь — меча не бери, ремешок бери сыромятный.

— Братие! — возопил Чертослепов. — Не верьте сему! Рязанцы такие же человеки суть, яко мы с вами!

— Вот сволок! — изумился проезжавший мимо суздальский воевода и велел, ободрав бесстыжего юродивого кнутом, бросить в подвал и уморить голодом.

Всё было исполнено в точности, только вот голодом Чертослепова уморить не успели. Меньше чем через месяц Суздаль действительно постигла судьба Рязани. Победители-татары извлекли сильно исхудавшего замдиректора из-под обломков терема и, ободрав вдругорядь кнутом, вышибли, к шайтану, из Суздаля.

А электрик Альбастров болтался тем временем, как ведро в проруби. Зов предков накатывал на него то по женской линии, то по мужской, толкая то в Рязань, то из Рязани. Будь у электрика хоть какие-нибудь средства, он бы от такой жизни немедленно запил.

И средства, конечно, нашлись. На опушке леса он подобрал брошенные каким-то беженцем гусли и перестроил их на шестиструнку. С этого момента на память Альбастрова полагаться уже нельзя. Где был, что делал?.. Говорят, шастал по княжеству, пел жалостливо по-русски и воинственно по-татарски. Русские за это поили мёдом, татары — айраном.

А через неделю пришла к нему белая горячка в ржавой, лопнувшей под мышками кольчуге и с тяжеленной палицей в руках.

— Сидишь? — грозно спросила она. — На гусельках играешь?

— Афанасий… — расслабленно улыбаясь, молвил опустившийся электрик. — Друг…

— Друг, да не вдруг, — сурово отвечал Афанасий Филимошин, ибо это был он. — Вставай, пошли в Рязань!

— Ребята… — Надо полагать, Афанасий в глазах Альбастрова раздвоился, как минимум. — Ну не могу я в Рязань… Афанасий, скажи им…

— А вот скажет тебе моя палица железная! — снова собираясь воедино, рёк Афанасий, и электрик, мгновенно протрезвев, встал и пошёл, куда велено.

Глава 5

Однажды в конце февраля на заснеженную поляну посреди дремучего леса вышел человек в иноческом одеянии. Снял клобук — и оказался Шерхебелем.

За два месяца зам по снабжению странно изменился: в талии вроде бы пополнел, а лицом исхудал. Подобравшись к дуплистому дубу, он огляделся и полез было за пазуху, как вдруг насторожился и снова нахлобучил клобук.

Затрещали, зазвенели хрустальные февральские кусты, и на поляну — бывают же такие совпадения! — ворвался совершенно обезумевший Чертослепов. Пониже спины у него торчали две небрежно оперённые стрелы. Во мгновение ока замдиректора проскочил поляну и упал без чувств к ногам Шерхебеля.

Кусты затрещали вновь, и из зарослей возникли трое разъярённых русичей с шелепугами подорожными в руках.

— Где?! — разевая мохнатую пасть, взревел один.

— Помер, как видите, — со вздохом сказал Шерхебель, указывая на распростёртое тело.

— Вот жалость-то!.. — огорчился другой. — Зря, выходит, бежали… Ну хоть благослови, святый отче!

Шерхебель благословил, и русичи, сокрушённо покачивая кудлатыми головами, исчезли в февральской чаще. Шерхебель наклонился над лежащим и осторожно выдернул обе стрелы.

— Интернационализм проповедовали? — сочувственно осведомился он. — Или построение социализма в одном отдельно взятом удельном княжестве?

Чертослепов вздрогнул, присмотрелся и, морщась, сел.

— Зря вы в такой одежде, — недружелюбно заметил он. — Вот пришьют нам из-за вас религиозную пропаганду… И как это вам не холодно?

— Ну, если на вас навертеть пять слоёв парчи, — охотно объяснил Шерхебель, — то вам тоже не будет холодно.

— Мародёр… — безнадёжно сказал Чертослепов.

— Почему мародёр? — Шерхебель пожал острыми монашьими плечами. — Почему обязательно мародёр? Честный обмен и немножко спасательных работ…

В третий раз затрещали кусты, и на изрядно уже истоптанную поляну косолапо ступил Афанасий Филимошин, неся на закорках бесчувственное тело Альбастрова.

— Будя, — пробасил он, сваливая мычащего электрика под зазвеневший, как люстра, куст. — Была Рязань, да угольки остались…

— Что с ним? — отрывисто спросил Чертослепов, со страхом глядя на сизое мурло Альбастрова.

— Не замай, — мрачнея, посоветовал Афанасий. — Командира у него убило. Евпатия Коловрата. Какой командир был!..

— С тех самых пор и пьёт? — понимающе спросил приметливый Шерхебель.

— С тех самых пор… — удручённо подтвердил Афанасий.

Электрик Альбастров пошевелился и разлепил глаза.

— Опять все в сборе… — с отвращением проговорил он. — Прямо как по повестке…

И вновь уронил тяжёлую всклокоченную голову, даже не осознав, сколь глубокую мысль он только что высказал.

За ледяным переплётом мелких веток обозначилось нежное бежевое пятно, и, мелодично звякнув парой сосулек, на поляну вышел безукоризненно выбритый капитан Седьмых. Поприветствовал всех неспешным кивком и направился прямиком к Чертослепову.

— Постарайтесь вспомнить, — сосредоточенно произнёс он. — Не по протекции ли Намазова была принята на работу машинистка, перепечатавшая ваш отчёт о мероприятии?

Лицо Чертослепова почернело, как на иконе.

— Не вем, чесо глаголеши, — малодушно отводя глаза, пробормотал он. — Се аз многогрешный…

— Ну не надо, не надо, — хмурясь, прервал его капитан. — Минуту назад вы великолепно владели современным русским.

— По моей протекции… — с надрывом признался Чертослепов и обессиленно уронил голову на грудь.

— Вам знаком этот документ?

Чертослепов обречённо взглянул.

— Да, — сказал он. — Знаком.

— Ознакомьтесь внимательней, — холодно молвил капитан и, оставив бумагу в слабой руке Чертослепова, двинулся в неизвестном направлении.

Нежное бежевое пятно растаяло в ледяных зарослях февральского леса.

Глава 6

— Ему снабженцем работать, а не капитаном, — с некоторой завистью проговорил Шерхебель, глядя в ту сторону, куда ушёл Седьмых. — Смотрите, это же наш рапорт в верха! Где он его здесь мог достать?

Действительно, в неверных пальцах Чертослепова трепетал тот самый злополучный документ, с которого всё и началось.

— О господи!.. — простонал вдруг замдиректора, зажмуриваясь. Он наконец заметил роковую ошибку машинистки.

— В каком смысле — господи? — тут же спросил любопытный Шерхебель, отбирая у Чертослепова бумагу. — А? — фальцетом вскричал он через некоторое время. — Что такое?!

Пошатываясь, подошёл очнувшийся Альбастров и тоже сунулся сизым мурлом в документ.

— Грамота, — небрежно объяснил он. — Аз, буки, веди… глаголь, добро…

— Нет, вы только послушайте! — В возбуждении снабженец ухватил электрика за короткий рукав крупнокольчатой байданы. — «Обязуемся выгрести к пристани Баклужино в десять ноль-ноль, шестнадцатого, одиннадцатого, тысяча двести тридцать седьмого». Печать, подпись директора… А? Ничего себе? И куда мы ещё, по-вашему, могли приплыть с таким документом?

— Что?! — мигом протрезвев, заорал электрик. — А ну, дай сюда!

Он выхватил бумагу из рук Шерхебеля и вонзился в текст. Чертослепов затрепетал и начал потихоньку отползать. Но Альбастров уже выходил из столбняка.

— А-а… — зловеще протянул он. — Так вот, значит, по чьей милости нас угораздило…

Он отдал документ Шерхебелю и, не найдя ничего в перемётной суме, принялся хлопать себя по всему, что заменяло в тринадцатом веке карманы.

— Куда ж она, к шайтану, запропастилась?.. — бормотал он, не спуская глаз с замдиректора. — Была же…

— Кто?

— Удавка… А, вот она!

Шерхебель попятился.

— Слушайте, а надо ли? — упавшим голосом спросил он, глядя, как Альбастров, пробуя сыромятный арканчик на разрыв, делает шаг к замдиректора.

— Людишки… — презрительно пробасил Афанасий, и всё смолкло на поляне. — Кричат, копошатся…

В лопнувшей под мышками кольчуге, в тяжёлом побитом шлеме, чужой стоял Афанасий, незнакомый. С брезгливым любопытством разглядывал он из-под нависших бровей обмерших членов экипажа и говорил негромко сам с собой:

— Из-за бумажки удавить готовы… Пойду я… А то осерчаю, не дай бог…

Нагнулся, подобрал свою железную палицу и пошёл прочь, проламывая остекленелые дебри.

Не смея поднять глаза, Альбастров смотал удавку и сунул в перемётную суму.

— Слушайте, что вы там сидите? — сказал Шерхебель Чертослепову. — Идите сюда, надо посоветоваться. Ведь капитан, наверное, не зря оставил нам эту бумагу…

— Точно! — вскричал Альбастров. — Исправить дату, найти лодку…

— Ничего не выйдет, — всё ещё обижаясь, буркнул Чертослепов. — Это будет подделка документа. Вот если бы здесь был наш директор…

— А заодно и печать, — пробормотал Шерхебель. — Слушайте, а что, если обратиться к местной администрации?

— Ох!.. — страдальчески скривился замдиректора, берясь за поясницу. — Знаю я эту местную администрацию…

— А я всё же попробую, — задумчиво сказал Шерхебель, свивая документ в трубку.