Дмитрий Леонидович

Мстительный мертвец. Заслон в степи

1. Мертвая деревня

«Кто-то должен за это ответить!!» — меня трясло от ярости.

Передо мной лежала совсем молоденькая, лет шестнадцати, женщина. Руки раскинуты в стороны. Из-под длинной юбки торчит маленькая босая пятка. Ее открытые мертвые глаза смотрят в небо. На ее худеньком теле живот кажется громадным. Ей пора было рожать… Было. Теперь уже нет.

«Кто-то должен ответить!» — клялся я себе, сжимая кулаки.

* * *

Мое пробуждение не было страшным. Скорее странным. Первым ощущением стали комки земли, которые давят на спину. И прохладные травинки, которые щекочут щеку. Я раскрываю глаза — а надо мной синее небо.

Поднял голову. Вокруг — поле. Рядом со мной — перепаханное, а дальше — трава по колено, а где-то и по пояс.

На мне — полотняная рубаха.

Мне кажется это странным. Всё это — и рубаха, и поле, и мое лежание на земле.

Поворачиваюсь — лошадь лежит, мертвая. Моя лошадь. И это тоже странно, с какой точки зрения ни глянь. И то, что у меня лошадь, и то, что мертвая.

Наконец встал, огляделся вокруг.

Я действительно посреди поля. Это мой участок. Он распахан. Рядом — еще несколько, а вокруг — степь.

Около меня мертвая кобыла. Она показалась мне какой-то мелкой. Вроде лошади должны быть намного крупнее. И не такие лохматые. К хомуту привязана толстыми пеньковыми веревками деревянная решетка. Сверху на ней — несколько крупных камней, положенных для веса, снизу — деревянные зубья. Борона. Это называется борона.

У меня мозолистые грязные руки и босые ноги. На теле — белая полотняная рубаха и такие же штаны, узкие, длиной до щиколоток. Поверх рубахи — кожаный узкий поясок, завязанный узлом. На нем висит нож в ножнах и мешочек для всякой полезной мелочи, он вместо карманов.

Я крестьянин. Это всё странно, но я — крестьянин, мертвая лошадь — моя, и поле — тоже мое.

* * *

В сознании растворяется смутная память о сне, который мне снился перед пробуждением.

В нем — смуглый мужчина с ближневосточной тоской в миндалевидных глазах. Я почему-то решил, что он сириец, хотя может еврей или турок, я в сортах ближневосточных мужчин не разбираюсь. Он сидел за массивным письменным столом и говорил мне:

— Ты неудачник. Поэтому погиб слишком рано, не успел реализовать свой потенциал. Но ты не совсем безнадежен. Старался, стремился. Потому тебе дается второй шанс. Ты возродишься в теле младенца и всё забудешь. Начнешь с начала.

«Это просто странный сон», — думаю я.

Потому что я же не младенец. Я — Боден, мне уже восемнадцать лет, в прошлом году я женился на Ласе и выделился в собственное хозяйство. Хотя при этом мне кажется, что я не на своем месте, это всё вокруг — не мое. И даже руки и босые ноги — не мои.

А теперь у меня пала лошадь… и это тоже странно. Лошади сами собой не дохнут.

* * *

Я осматриваю мертвую скотину. Она лежит так, как будто у нее разом подкосились ноги. Даже на бок не перевернулась, как упала на землю, голову уронила вперед, так и лежит.

Ран на ней нет. От болезни мгновенно не умирают.

Магия. Ее убили магией. И не просто магией, некромантией. Только она убивает мгновенно и без следов.

Некроманту незачем убивать мою лошадь. И это страшно, потому что значит — моя лошадь попала под случайный удар.

Но тогда и я должен быть мертв. А я жив.

«А что в деревне? Надо идти смотреть!» — в животе свивается узлом страшное предчувствие.

Я иду. Деревня недалеко, она прячется за перегибом склона пологого холма.

Ноги ступают мягко, чтобы не отбить пятку и успеть перенести босую стопу, если под нее попадет колючка. Крупные комья земли под ногами меня не беспокоят, кожа на ступне достаточно грубая, привычна к неровностям. От границы поля начинается тропинка. Идти по теплой гладкой утоптанной земле приятно.

* * *

Вот и деревня. Из-за склона показались первые дома. Они глинобитные, под толстыми соломенными крышами.

Я помню, как строил свой дом. Мы вкапывали столбы, оплетали их лозой. Потом, пока мужчины делали крышу, женщины обмазывали этот плетень глиной, перемешанной с конским навозом. Посреди двора сделали неглубокую яму, в нее навалили глины, залили водой, и моя жена, высоко подоткнув юбку, так что было видно колени и край рубахи, месила ее ногами. Ей помогали сестры. Мы с отцом и братьями поднимали на несущие столбы тяжелую балку-матицу, а я поглядывал на жену. Она мне улыбалась.

Еще не дойдя до деревни, на полях, я увидел первые тела. Не один я в момент удара работал на своем наделе. Вон лежит тело дядьки. На соседнем участке — малознакомый мужик с дальнего конца и его жена с грудным ребенком на перевязи. Чуть дальше — целая семья с пятью детьми, дети помогали родителям сеять. Не только люди лежат — и лошади рядом.

Я еще надеялся, но надежда слабела с каждым шагом, с каждым увиденным телом.

На улице — стайка мертвых кур, мелких, пестро-коричневых, среди них — крупный рыжий петух.

За забором-тыном, сплетенным из виноградной лозы, — тело женщины, рядом свинья, утки. Мертвые.

Тишина. Ни одна корова не мычит, собаки не лают, дети не кричат. Даже птицы не щебечут.

Неужели все погибли?

* * *

И вот — моя хата. Она стоит с краю, потому что самая новая.

Я захожу во двор и у крыльца вижу тело Ласы. Она выглядит необычно юной и очень беременной. У нее девчачье лицо, безмятежно уставившееся в небо. Ее смерть была легкой и мгновенной.

Вокруг нее лежат мертвые цыплята, мелкие совсем, еще в желтом пуху.

«Точно некромант!» — вздохнул я.

Наверное, я должен был бы рыдать при виде погибшей любимой. Но эти чувства казались не совсем моими. Не настоящими. Почему я должен страдать от ее смерти? А если и страдать — почему я должен это как-то показывать? Всё равно никто не видит. Нет никого, кто мог бы увидеть.

Нет. Я не страдал. Меня распирала ярость. Я был в бешенстве, потому что беременные женщины и дети не должны умирать. Не должны вот так вот!

* * *

Я постоял над телом жены и своего не рожденного ребенка, сжимая кулаки. Я злился. Но злостью тут не поможешь, даже если зубами скрежетать, пока не сточатся под корень.

Надо что-то делать. Что?

Посоветоваться не с кем. Надо самому решать. Теперь многое придется делать самому. В одиночку.

Похоронить надо Ласу. Но сначала — проверить, может кто выжил.

Я дошел до двора своих родителей. Потом — до родителей Ласы. На всякий случай — на противоположный край деревни заглянул, вдруг там не зацепило. Покричал на тихих улицах, звал

выживших. Вспомнил, что мог уцелеть пастух со стадом. Дошел до луга.

Нет, никого. Совсем никого живого. Только я.

* * *

Пока я метался по улицам, успокоился, задумался. Надо было понять, что случилось. Вдруг опасность сохраняется?

Два дня назад мимо деревни прошел отряд княжеских дружинников. Остановились, поспрашивали, не видел ли кто чего. Сказали — пришел сигнал о набеге, они едут проверить.

Значит, набег был. Значит, состоялся бой, в котором участвовал некромант, или использовали сильный амулет. Смерти крестьян никому не были нужны, деревню зацепило ударом случайно — такое бывает. Магия, если ее специально не ограничивать, бьет невзирая на расстояния и преграды. Вот нас и зацепило.

Кто победил в том бою? Сразу не скажешь, но, если со стороны степняков был некромант или человек с сильным амулетом, — их отряд должен быть большим. Значит, княжеский дозор он разбил, там всего пара десятков воинов была. Разбил и пойдет дальше. Через нашу деревню.

Нельзя попасть им на глаза — уведут в полон. В рабство. Они и приходят в набеги ради пленных, ради рабов.

Мне в рабство нельзя. Мне еще отомстить надо.

* * *

Ласу я похоронил. Взял в сарае деревянный заступ, окованный по краю железом, вырыл неглубокую могилу за домом, на краю огорода, и похоронил.

Сверху могильный холмик завалил прошлогодней соломой, чтобы степняки не заметили, что в деревне остался кто-то живой.

Родителей хоронить не стал. Если их закапывать, то и братьев-сестер, если младших — то и старших, если старших — то и их семьи… так всю деревню хоронить придется. Надо на чем-то остановиться. Всех в одиночку не похоронишь, да и нельзя — степняки поймут…

Спрятав могилу, я задумался о том, как теперь выжить. Где прятаться? Чем питаться?

Вытащил мешок крупы и мешок муки, спрятал их в траве за огородом. Несколько куриц туда же бросил. Курам горло перерезал, чтобы кровь стекла, иначе вкус мяса испортится. Прикрыл листьями лопуха от

солнца.

Забрался на чердак по лестнице, глянул на юг — а там кто-то уже скачет вдалеке.

Я отошел в сторону от домов, залег в высокую траву на холмике. Так, чтобы видеть, что в деревне происходит.

Теперь — ждать и смотреть.

2. Степняки

Сначала у меня была надежда, что возвращаются княжеские дружинники. Отряд, появившийся с юга в степи, был небольшим, явно не орда.

Всадники приближались. Скоро я разглядел, что вместо блеска славских кольчуг и шлемов вижу цветастые халаты и островерхие шапки хунгыров.

«Степняки разведчиков послали, — решил я. — Пока остальная орда остановилась на отдых и сбор трофеев после боя».

Вооружены хунгыры были легкими копьями, на некоторых у наконечника болтались волчьи хвосты. Одеты в широкие халаты из плотной шерстяной ткани. Под халатами — свободные штаны и рубахи. Обуты все в сапоги. На груди у воинов — стальные нагрудники. На головах — шлемы-шишаки с открытым лицом и кольчужной бармицей, обвязанные темными шарфами. К седлам приторочены луки с двойным изгибом и колчаны со стрелами. На поясах — чуть изогнутые короткие сабли.

Кроме всадников в отряде было много повозок. Двухколесные арбы, с большими, почти в рост человека, колесами с деревянными спицами и окованными железом ободьями. На таких колесах удобно ездить по степи. Вместо привычных нам оглобель — длинные толстые горизонтальные жерди, которые намертво крепятся к повозке, являются основой для ее каркаса. Возницы арб сидят не на облучках, как принято у нас, а верхом на лошади, которая арбу тащит.

Несколько конных с гиканьем рассыпались по деревне. Искали выживших.

Арбы без спешки проехали по единственной улице, останавливаясь по одной у каждого двора. Степняки спешились, верхом осталось только два наблюдателя. Разбрелись по дворам. Стали ходить по дворам и что-то тащить в повозки.

Когда эта суета приблизилась, я рассмотрел больше. Степняки собирали продовольствие. Тащили мешки с зерном и мукой, бочонки с медом и маслом, собирали в корзины тушки кур, несли целиком поросят, коз, телят.

На крышки корзин и туши скотины они прикрепляли какие-то клочки кожи. «Магические печати, — догадался я. — Чтобы мясо не испортилось».

С крупным скотом, коровами и лошадьми, большими свиньями, они поступали по-другому. Его разделывали прямо на месте гибели. Шкуры снимали не со всех, разборчиво. Потом я понял — свиные и коровьи кожи их интересуют, а лошадиные — нет. Лошадей у них своих хватает. Мясо брали не все, только самое ценное. Срезали большими ломтями и складывали в корзины, под печати сохранения. Костяки, жилистые части, головы, внутренности — бросали на месте разделки.

Солнце уже клонилось к закату. Все повозки загрузили так, что лошади их еле тащили. Наш конец деревни обобрать не успели.

Перегруженные повозки развернулись и потянулись на юг. С ними ускакало большинство всадников. Перед отъездом степняки набрали воды из деревенских колодцев, напоили своих лошадей.

Один важный хунгыр с двумя сопровождающими задержался. Он обошел не ограбленные еще дворы, прикрепляя к тушам печати сохранения. Видно, или завтра придут сборщики за остатками, или вся орда пойдет через деревню и по дороге подберет.

Наконец, степняки убрались восвояси. Я опять остался один.

* * *

Сразу бросился к колодцу. Безумно хотелось пить. Я не думал, что придется лежать в траве так долго, и не догадался взять с собой воду. Солнце, жара, а воды нет. Весь измучился.

Нахлебавшись свежей прохладной воды, остаток из ведра вылил себе на голову и тело. Мысли прояснились. Я осмотрелся.

Мне ведь надо как-то жить. Надо чем-то питаться. Мешка крупы и мешка муки мне хватит… пусть на месяц, два. А мясо? Хранить его негде. Зато степняки оставили мне много туш с уже закрепленными печатями сохранения. Корову я, конечно, не уволоку. А вот свинью, не слишком большую, или козу — вполне. Коза — это еще и шерсть, и кожа. Свинья — сало и прочная кожа. Надо брать. Не слишком много, чтобы не заметили, но надо.

У моего свояка были свиньи. Он держал целое стадо, больше десятка. Небольшие, шустрые, пятнистые. Вот от него я пару тушек и возьму. Авось, не заметят.

Я выбрал пару свинок, каждая весом с человека, поднял их по очереди на плечи, чтобы не оставлять на земле следов волочения, и перенес за сарай. Там положил под стену, горла разрезал, чтобы кровь хоть немного слилась, сверху соломой забросал. Потом перебрался к соседям, у них были козы. Одну козу себе позаимствовал. Может, на зиму тулуп сделаю, или сапоги теплые.

Кстати о тулупах. Пока степняки в крестьянских сундуках не копались, знали, что ничего ценного там не найдут. А ведь там зимние вещи есть, у кого-то новые, хорошие. Если орда будет через деревню проходить, они всё подчистую из домов выметут, а что не выметут — сожгут, наверное. Надо спрятать то, что мне пригодится.

Где что нужного можно найти, я знал. Деревня небольшая, всё на виду. Пробежался быстро, припрятал хорошей зимней одежды два набора, рубах и штанов себе набрал, сапоги нашел на свою ногу. Инструментов набрал. Топоры, долота, пилу, мотыгу, косу, ножи… Посуду взял хорошую, котелки, сковороды, глиняные миски и тарелки, полотенца и полотнища ткани. Вроде ерунда — а как жить без этого? Рогатину взял и кинжал, которым свиней колют, лук охотничий и к нему тул с запасом стрел.

Пока обшаривал хаты, вспомнил, что мне на первое время продукты нужны всякие — хлебов несколько, сыр, масло, соль, травы и сушеные ягоды, всё то, что долго хранится. Набрал, сколько съем. Какая-то зелень на огородах уже высажена. От голода не умру.

Всё, что находил, я далеко не таскал, прятал в траве за огородами. Под громадными лопухами или в кустах высокой конопли, чтобы сверху конные степняки заметить не могли. Лишнего не брал. Зачем тратить время на то, что не понадобится? Да и чем больше я возьму, тем больше шанс, что хунгыры заметят мои следы. Нельзя жадничать.

* * *

Всё ценное для меня, что было в деревне, я собрал быстро. До заката еще осталось время.

Я перекусил хлебом с сыром, запил молоком утренней дойки. Задумался.

И тут понял — бой степняков с дружинниками где-то недалеко произошел. Они, наверное, с утра выехали и задолго до обеда уже были в деревне. Если быстрым шагом и бегом — за пару часов добраться можно.

Можно сходить, ночью незаметно на лагерь хунгыров глянуть.

А можно на поле боя поискать — там оружие какое-никакое найдется. А мне оружие надо. То, что есть в деревне, — оружие не боевое, охотничье. С ним против опытных и хорошо снаряженных воинов не выйдешь. Если повезет, найду тело, не замеченное и не обобранное победителями, тогда можно и деньгами разжиться, и доспех снять, и меч нас

тоящий. Это для крестьянина большая ценность. Очень большая. Крестьянским трудом на булатный меч или саблю за всю жизнь не скопишь.

«Решено! Пойду в разведку».

3. Ночная разведка

Я вышел из деревни перед самым закатом. Вышел и побежал экономным легким бегом по следу степняков.

Степь шаг за шагом ложилась мне под ноги. Трава шуршала. Я непривычно громко топал — перед разведкой я надел сапоги. Бегать по высокой траве босиком — плохая идея, ноги посечь можно, без сапог — никак.

В сумерках я постоянно поглядывал вокруг, чтобы заметить первым, если где-то появятся хунгырские всадники. Потом стемнело. Широкая полоса травы, примятой колесами и копытами, была хорошо заметна даже при свете звезд. Небо оказалось ясным, на нем не только звезды, даже Соляной Путь легко было рассмотреть.

За время бега мысли и чувства успокоились, остыли. В душе всплыли сомнения — куда я бегу, зачем? В конечном итоге я честно признал — я бегу, потому что надеюсь отомстить. Как именно? Я не знал. Может, смогу освободить какого-нибудь пленника. Может — убить зазевавшегося хунгыра. В любом случае, для мести нужны сведения о врагах и оружие. Вот за ними я и бегу.

* * *

Костры я увидел, когда поднялся на вершину пологого холма.

Много костров. Они растянулись по степи длинной широкой полосой.

Идти дальше в темноте было опасно. Я остановился, стал ждать, пока выйдет луна. Заодно и костры пересчитал. Насчитал несколько сотен, потом сбился.

По рассказам старших я знал, что степняки в набегах ездят и воюют десятками и сотнями. Это не значит, что в каждом десятке ровно десять воинов. Может быть меньше, но не сильно. А значит — у каждого костра спит сейчас до десяти хунгыров. Если я насчитал несколько сотен костров — это несколько тысяч воинов. Может, и десять тысяч, и больше, я же не обязательно вижу все огни.

Большой набег. Очень большой.

Ночь в степи стояла тихая, совершенно обычная. Природе безразличны человеческие войны. В воздухе жужжали весенние жуки, они были такими крупными и медлительными, что их легко можно было заметить на фоне неба. Иногда вверху рваными пируэтами металась летучая мышь. Охотилась на жуков. Изредка издалека доносилось ржание коней. Ветер тихо шелестел травой.

Спокойно так вокруг. Зачем умирать и убивать, когда так спокойно?

* * *

Луна вышла. Ее диск светился примерно наполовину.

При ее свете я приблизился к ближайшей ко мне стоянке. Совсем вплотную не подходил — страшно. Вдруг степняки выставили вокруг стоянки охрану? Да и что мне сейчас делать у их костров? Мне бы для начала найти место, где был бой…

Я попытался осмотреться. Заметил пятна примятой травы чуть в стороне. Перебрался туда. Место боя заявило о себе запахом. Запах вспоротых животов, дерьма, мяса, немного — тухлятины.

Первой мне попалась разделанная туша лошади. Потом еще одна.

Рядом с этой лежал мертвый всадник. Он был раздет до рубахи и штанов. На груди — расплывшееся пятно засохшей крови. Черты лица — славские. Хотя и хунгыры всякие бывают, некоторых от славов не отличить — слишком давно они угоняли наших девушек, которые рожали им не только будущих рабов, но и законных сыновей. С другой стороны, наверное, своих погибших они собрали и похоронили, а наших бросили. Значит этот был нашим. Да и рубаха у него льняная, степняки одеваются в шерсть и хлопок. Шерсть своя, хлопок привозят из-за южного моря.

Я осмотрел тело павшего воина. Ничего полезного не нашел. Двинулся дальше. Где-то ориентировался по запаху, где-то по примятой траве, а где-то — зрением. Трава вымахала высотой по бедро, местами кусты и повыше, но в большинстве — по бедро. В такой траве тушу лошади видно, а человека можно не заметить. Вот я находил очередную разделанную лошадь и искал вокруг нее — есть ли всадник. А может — оружие какое потеряли.

Такая тактика дала результат. Около одной лошади я нашел хунгырский лук. У них луки хорошие, лучше наших. Бьют далеко и сильно. Сделаны красиво и сложно — из дерева и рога. Такой лук стоит ненамного меньше булатного меча.

«Стрел бы найти к нему, — вздохнул я. — Или хоть наконечников».

Стрелы кое-где торчали в земле. Видно, при сборе трофеев их не заметили в траве, или просто поленились искать. Если мне попадались, я брал. Уже десяток нашел.

* * *

Когда я подошел к очередному телу, я услышал тихий стон.

Воин-слав лежал неподвижно на боку. На его груди растеклось кровавое пятно, уже засохшее.

— Ты жив? — наклонился я к нему.

Он еле-еле прохрипел:

— Некромант? А ведьма есть?

Он почти не дышал. Около рта у него был потек засохшей крови. С такими ранами не выживают. Без помощи ведьма — точно не выживают, а с ней — не знаю.

— Нет ведьмы. Никого нет, кроме меня.

— Прокол сделай, — он шептал так тихо, что я его с трудом понимал.

— Какой еще прокол?

Умирающий глянул на меня, как на неразумного дитя. Вздохнул.

— Сесть мне помоги.

Я осторожно поднял его, подпер своим коленом под спину, чтобы не завалился на землю.

— Нож дай, — руку протянул.

Я вложил ему в ладонь свой нож.

Тут воин меня удивил. Он уткнул острие ножа себе в бок и нажал на него. Замычал от боли. Из раны хлынула темная кровь.

Воин сидел, ждал. Кровь текла. Конец ножа торчал в ране.

— Льется кровь? — спросил он меня. Сам не мог наклонить голову, чтобы посмотреть.

— Льется.

— Хорошо…

Скоро раненый задышал лучше, свободнее. И говорить ему стало легче.

— Ты некромант? — глянул он на меня.

— Нет. Крестьянин я, — удивился.

Воин помолчал, глаза прикрыл, потом уверенно сказал:

— Некромант ты. И силы немалой. Что, не заметили и совсем не учили тебя?

— Получается, не заметили.

Раненый вздохнул. Закашлялся, сплюнул кровью. Ему явно стало лучше — раньше дышал еле-еле, а теперь вот вздыхает полной грудью, хоть и хрипит.

— Слушай. Я не жилец. Без ведьмы мне жить несколько часов, не больше. Если уж мне всё равно умирать, я хочу, чтобы ты меня призвал призраком.

Я испугался. Как это — призывать?

— Я не умею!

— Я научу. Смотри, я сам начерчу круг призыва, скажу, что делать. Тебе надо будет только активировать схему.

— Так не умею же я!

— Я научу. Это несложно. До рассвета управимся. Надо управиться!

* * *

Раненый стал учить меня.

Сначала учил видеть магическую энергию. Говорит, очень удачно, что сейчас ночь, в темноте это проще. И действительно, я, по его советам, почти сразу стал видеть энергию, которая окружает живые тела. Сначала энергию своего учителя рассмотрел — он близко, и она у него яркая, потому что он маг-некромант. Потом свою энергию увидел, ее центр в животе прячется. Затем я заметил отблески энергии у костров орды. Раненый сказал, там не только живые тела, но и защитные амулеты светятся. Чуть в стороне от костров тоже были пятна энергии — там лошади степняков паслись. А в траве мелкие грызуны шуршали, их энергию через траву видно.

Когда я начал достаточно уверенно видеть энергии, некромант стал учить меня активировать амулеты и магические схемы. Он начертил ножом на земле простую схему из трех загогулин и приказал мне часть своей энергии направить в нее. Не сразу, но получилось.

Я долго тренировался раз за разом активировать схемы. Когда и я, и раненый некромант убедились, что это происходит без ошибок, началось настоящее колдовство.

Я расчистил небольшой участок земли, траву выдергал, почву разгладил и утрамбовал. Снятый с этого места дерн я не выбрасывал, положил рядом. Когда закончим, прикрою им проплешину, чтобы не заметили.

Некромант ножом начертил два круга, окружил их вязью из магических рун. Отрезал клок своих волос, положил в первый круг. Во второй попросил положить что-то металлическое.

Я не сразу сообразил, он подсказал — лучше всего отодрать подкову с останков ближайшей мертвой лошади. Подкову я отковырял, гвоздики из отверстий выбросил, от земли почистил, в круг для ритуала положил. Эта подкова станет предметом, к которому в нашем мире будет привязан призрак. Без него он долго не удержался бы, а с привязкой — будет тут, пока не отпустят или подкова не проржавеет.

Пока мы со всем этим возились, небо уже начало светлеть.

— Слушай, — вздохнул некромант. — Я еще могу долго протянуть, а тебе надо до света уйти отсюда подальше. Придется тебе меня убить.

— Ножом? — засомневался я.

Я и свиней-то не колол ни разу.

— Нет, — улыбнулся он. — Не ножом. Ты некромант, хоть и необученный, а я без защитного амулета. Просто представь, что ты мою жизненную энергию гасишь, как будто огонек лампады. А как я умру — сразу призывай меня призраком, хватай подкову и уходи.

Я у него прощения попросил на всякий случай и сделал, как он велел. Погасил его жизнь.

Погасил, и сам удивился. До тех пор я как-то не верил, что я действительно некромант. Мало ли, что я там в темноте вижу. А вот когда я мысленно рукой повел, и человек умер — это доказательство явное и неопровержимое.

Удивлялся и радовался я недолго. Спохватился, что время идет. Активировал схему призыва. Над подковой появился светящийся энергией призрак.

— Получилось! — удовлетворенно сказал он мне. — А теперь убирай следы и топай отсюда, пока нам хвосты не прижали.

4. Знакомство с призраком

Возвращение домой прошло без эксцессов. Я бежал легкой рысцой по степи, по вытоптанному отрядом степняков следу. Призрак некроманта следовал за мной. Иногда он предупреждал, что улетает на разведку и исчезал. Возвращался и отчитывался:

— Рядом с тобой никого нет, в лагере хунгыров начинают разжигать костры.

К тому времени, как я вернулся в деревню, степняки успели позавтракать. Первые отряды орды выдвинулись в путь. Они следовали в нашу деревню.

— Пора прятаться, — вернулся призрак с очередной разведки.

Я, наученный вчерашним опытом, прихватил с собой воды, немного пищи, и даже кошму взял — под себя положить. Сначала я хотел устроиться на вчерашнем месте. Оттуда видно деревню, удобно.

— Не-не-не! — остановил меня призрак. — Тут тебя опытный некромант или ведьма могут по свечению энергии заметить. Спрячься за гребень холма.

Я послушался опытного спутника. Залег под кустами акации. Пришлось заползать в них по земле, по-пластунски, чтобы не подрать кожу о колючки. Зато укрытие получилось более чем надежным. Никто не увидит со стороны, и уж точно никто не сунется внутрь.

Деревню мне видно из укрытия не было, зато призрак периодически осматривался и говорил, что происходит снаружи.

* * *

У нас наконец-то появилось время спокойно поговорить.

— Как зовут тебя?

— Боден.

— А я — Сугран. Дипломированный магистр, некромант, служил в княжеской дружине.

Призрак помялся немного, потом сказал:

— Я вот тебе что должен сказать. Я использовал обычную форму призыва, в нее заложено несколько свойств. И одно из них — ты теперь мой господин. Я не способен ни предать тебя, ни отказаться от выполнения твоего приказа. Поэтому ты, когда говоришь мне что-то, будь осторожен в выражениях. А то ляпнешь что-нибудь вроде «оставь меня в покое» — я и оставлю. А ты потом даже не будешь знать, как меня обратно вернуть.

— А как вернуть?

— Просто позвать по имени. Я из любого места к тебе перенесусь. Мгновенно.

Мы помолчали. Нам обоим нужно было какое-то время привыкнуть друг к другу. Потом я спросил:

— Расскажи, что случилось с вашим отрядом.

Рассказ оказался недолгим.

В княжеском кремле есть комната с сигнальными амулетами. Стоят там миски с водой. Если вода потемнела — значит в том направлении, к которому амулет этот привязан, движутся степняки. Иногда это бывает небольшой отряд разведки. Иногда посольство или купцы. Частенько малыми силами молодежь хунгыров в набег идет — одну деревню захватит, покуражится, несколько девок уведет себе в наложницы и ускачет обратно в степь. Чтобы разобраться, кто и какими силами пришел из степи, отправляют небольшой отряд дружинников. Вот как сейчас отправили. Сил у этого отряда достаточно, чтобы молодежь или разведчиков отогнать. А если крупные силы идут — тут никакой отряд не поможет. От крупных сил единственная защита: крестьянам — прятаться, горожанам и князю с дружиной — запереться в городских стенах или в кремле.

В этот раз отряду не повезло. Сначала столкнулись с небольшой группой всадников. Подумали — молодежь шалит. А это был передовой отряд большой орды. Пока наши за разведчиками погнались, те стрелами часть лошадей побили, часть дружинников ранили. А потом уже поздно было убегать — из-за рощи вывалился большой отряд. Да и не убежишь от хунгыров в степи. У них лошади выносливые, и в седле они сидят с раннего детства. Кто-то сдался в плен. Кто-то погиб. Суграну в самом начале стрела в грудь прилетела. Кольчугу пробила. Пластинчатый нагрудник у него только спереди, а стрела сбоку вошла. Еще и лошадь пала, он о землю ударился, сознание потерял.

Очнулся, когда его раздевали. Стрелу выдернули, чтобы не мешала. Наконечник остался в ране. Доспехи сняли. Не только кольчугу, шлем, наручи и поножи забрали, но и стеганый камзол с защитными вставками, вшитыми в ворот и на груди. Меч, секиру, копье, кинжал, лук со стрелами — все оружие забрали. Кольца, медальоны, амулеты. В общем, всё ценное. А тело бросили, решили, что он уже не жилец, вот-вот умрет.

Когда степняки отошли, Сугран свое состояние оценил, повернулся на бок, чтобы застоявшаяся в груди кровь дышать меньше мешала. Так и лежал почти сутки, ждал то ли помощи, то ли смерти. Дышать уже почти не мог, думал, что задохнется с минуты на минуту. А тут я пришел и помог.

* * *

— Господин, а как получилось, что ты остался необученным некромантом? И откуда ты вообще пришел?

Я рассказал. Как в деревне жил. Как потерял сознание. Как потом встал и увидел, что все мертвы. И про жену мертвую.

— Что с деревней случилось — понятно. В отряде хунгыров во время боя кто-то амулет активировал. Нашим воинам он вреда причинить не смог, все были с защитой. Видно — использовали или по незнанию, или в надежде, что у кого-то амулет защитный неисправен.

Призрак недовольно щекой дернул и объяснил:

— У степняков нет магических академий, как у нас, у них знания передаются от учителя к ученику. Потому образование у магов отдельными кусками получается, как одеяло лоскутное, да еще и дырявое. Они многих вещей не понимают. Например, могут не понимать, что воздействие надо ограничивать, чтобы не зацепить лишний лю

дей. Им кажется — нет никого вокруг, степь пустая кругом. Они и лупят магией. А где-то за горизонтом — деревня стоит и под удар попадает.

— А зачем вообще некроманты в бою, если у воинов противника есть защита?

Призрак поморщился.

— Честно? Если крестьяне бузить начинают, некроманта как пугало используют. Беззащитных крестьян он может хоть целой деревней сразу упокоить. Вот как с твоей деревней и случилось. Если у владетеля есть некромант — крестьяне боятся бунтовать. Если разбойники какие завелись в лесу — тоже некромант их легко перебьет, у разбойников обычно амулетов не бывает. А в настоящем бою — мы бесполезны. Главная наша роль в дружине — за защитными амулетами следить, призраков вызывать, когда надо мертвеца допросить. Еще магические печати от порчи продуктов и прочую полезную магию делать.

— А я почему не погиб, когда по деревне ударили?

Призрак ответил не сразу. Сначала подумал, только потом заговорил:

— Вообще, странно это. Если ударили неожиданно, должен был умереть.

Я вспомнил и рассказал о странном сне, где мне говорили, что дается второй шанс и я стану младенцем.

— Ах вон оно как! — обрадовался призрак. — Значит ты таки умер. Просто в твое тело вселилась другая душа.

— А почему во взрослого?

Призрак помялся и предложил версию:

— Может, ты в младенца своей жены должен был вселиться? Душа прибыла, а ребенок мертв. И хуже того — если даже ты в него вселился, родиться из мертвой матери он не может. Тогда ты и память потерял, у младенцев мозги еще не способны память хранить. Душа воскресла, тут же снова умерла, и полетела искать подходящее тело. А кто лучше родного отца подойдет? Вот и вселилась в это тело.

— Так я не он? Не крестьянин Боден?

— Душа другая. Но память души потеряна. Память тела сохранилась. Так что ты скорее он, чем не он.

Стало грустно. Получается, я не знаю, кто я, кем я был, что умел, кого любил. Хотя насчет любил — это может и лучше, что не помню. Помнил бы — жалел о потере, а так — нет никого. Ни в том мире, ни в этом…

— Кажется я вообще из другого мира, — неожиданно понял я.

— Это возможно, — согласился мертвец.

— А почему я некромант? — вспомнил я, с чего начался разговор.

— А вот тут интересно. Если бы ты вселился в младенца, его средоточие силы было бы еще не закоснелым. Твоя сила срослась бы с силой тела. Получился бы обычный человек, разве что удачливее других. А вот когда душа в тело взрослого вселяется, ее собственное средоточие остается на изнанке. И между ним и телом образуется связь, канал энергии. Вот эта связь и дает магическую силу.

5. Проход орды

Мы с Суграном слегка заболтались. То, что он рассказывал, оказалось важным и интересным. И обстановка способствовала разговору — под кустарником тихо, тепло, солнце в голову не печет, в воздухе стоит пьяняще-сладкий запах цветущей акации.

Не сразу я опомнился — у нас же тут под боком враг деревню разоряет. Разговоры можно и потом говорить.

Призрак стал время от времени вылетать на разведку и пересказывать мне, что происходит.

Орда, растянувшаяся длинной лентой, рысью шла мимо деревни. Почти каждый всадник имел одну, а то и две запасные лошади. Как объяснил Сугран — одна заводная, чтобы пересесть, когда лошадь под всадником устанет, вторая — вьючная, добычу возить. Простые степняки всё свое должны возить с собой, это командиры специальный обоз могут себе позволить.

Орда проходила мимо. В саму деревню заехало несколько арб фуражиров. Они быстро собрали те туши, которые не смогли увезти вчера.

— Еще один небольшой отряд в деревню поскакал, — сообщил призрак. — Молодые, глупые. По домам пошли, всякую утварь, что получше, на вьюки тащат.

— Почему глупые?

— Так с крестьян взять нечего. Ни денег, ни ценностей, ни железа хорошего, даже одежды дорогой тут не водится. Они потом всё, что здесь возьмут, бросят, чтобы вьюки освободить, когда доберутся до любого города и найдут более

ценную добычу. Зря время теряют.

Видно большинство степняков считало так же, на деревню больше никто внимания не обратил.

Я задумался. Действительно ведь — брать нечего. Почти вся утварь — сделана своими руками. Да, у кого-то мелкие монеты под полом припрятаны, но если даже все их найти и собрать — со всей деревни и рубля серебряного не наберется. Воинам ради такой добычи времени терять нет смысла.

Я почему-то думал, что после грабежа хунгыры сожгут деревню. Крыши у домов и сараев соломенные — сунуть под стреху факел недолго. Не сожгли, просто ускакали. Потом и я задумался — почему решил, что жечь станут? Зачем им это делать? Пожар дымит, дым издалека видно, всем вокруг станет понятно — набег идет. Получается, нелогично поджигать, и чего мне это в голову пришло? Может, моя душа раньше, до смерти, такое видела?

— А сколько хунгыров в этой орде? — поинтересовался я.

— Кто ж их знает. Их там целая тьма.

— Так посчитай?

— Как же я буду считать? Меня заметят. И долго это.

— А если в воздух высоко подняться? Там тебя не заметят, а ты всю орду будешь видеть и отряды пересчитаешь. Каждый отряд — примерно сотня, так ведь?

Призрак неожиданно удивился:

— В воздух подняться?

— Ну да. Ты же призрак, земное тяготение на тебя не действует.

Сугран исчез. Потом вернулся радостный.

— И точно, не действует! А ведь никто не догадывался, что можно взлететь так высоко и всю степь осматривать! Знал бы — призраков на разведку отправлял бы.

— А что, у вас не отправляют? — удивился я.

— Нет! Теперь уже и мне поразительно, почему такое применение призраков у нас раньше не изобрели.

Да уж. Вроде так просто — а они не догадались. А догадались бы — не пришлось бы отряду Суграна в степи погибать. Призрака послали бы — и готовились встречать орду в удобном месте.

— Ну, я полетел, бунчуки посчитаю! — Сугран с удовольствием опробовал новую возможность.

* * *

В орде степняков оказалось тысяч двадцать всадников. Много. Такая орда сможет захватить и разорить не один город.

Я предложил призраку слетать к местному князю, сообщить численность и маршрут хунгыров. Оказалось — не всё так просто. Призрак не мог ориентироваться в пространстве вдалеке от подковы, к которой я его привязал во время призыва. Оказалось, само понятие трехмерного пространства для

призраков существует только вблизи предмета привязки.

— Говорят, призрак может перескакивать в те места, где он уже бывал после смерти. Или перескакивать по линиям родства. Но я пока так не умею, — смущенно оправдывался Сугран. — Линии вижу, но от них только в глазах рябит.

Потом призрак махнул рукой:

— Но это и неважно. Князь уже знает о большой орде.

— И что он станет делать?

— А что тут поделаешь? Город оставит на разграбление, а сам в кремле с дружиной запрется.

— А люди?

— А что люди? Степняки по-любому пленных наловят столько, сколько способны увести. Вопрос в том, где они их будут ловить — по деревням отряды посылать, или в городе скопом возьмут.

— И что, князь ничего не сделает? — возмутился я.

— А что тут поделать? Ни князь, ни даже царь не могут справиться с этой напастью. Вон, два года назад был большой набег. Тысяч восемьдесят степняков пришло. Так они прямиков до столицы, до Пранева, дошли. Царь со своими полками столицу бросил и в укрепленном монастыре отсиделся. Степняки пограбили, пленных в рабство набрали, да и обратно ушли.

— Как же так? — мне это в голову не укладывалось. — Почему раньше такого не было?

Призрак вздохнул. Воздух ему не нужен, а привычка вздыхать осталась.

— История эта долгая…

— А мы никуда не спешим.

— Тогда слушай…

В отличие от простого крестьянского парня Бодена, в тело которого меня занесло, Сугран был человеком образованным. И историю он знал, тем более, что был он немолод и значительная часть этой истории происходила при его жизни и даже на его глазах.

6. Немного истории

Славские летописи велись последние лет пятьсот. Что было до того — теряется во мраке.

Судя по всему, предки славов пришли в эти края чуть раньше начала летописной истории народа. Они двигались с волной переселения кочевников, шедших по степи с востока на запад, но отклонились от основного потока племен, нашли местность с хорошим климатом, осели в ней и начали заниматься земледелием. Славское племя обосновалось в полосе между степью и лесами. Тут много рек и озер, плодородная земля, мягкий теплый климат, есть древесина для строительства и печей. А самое главное — отлично растет пшеница.

Источник - knizhnik.org .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5