Роман Злотников, Антон Корнилов

Арвендейл Обреченный

Трое из Утренней Звезды

Часть первая

Глава 1

Толстяк-трактирщик оказался необычайно проворен для своей комплекции, он катался туда-сюда за стойкой, будто наполненный воздухом шар из просмоленных шкур.

Раз — замер у бочонка, подставив кружку под упруго жужжащую струю. Два — вот уже бочонок ловко заткнут пробкой, а трактирщик на другом конце стойки, угодливо подает кружку, тяжелую, потеющую холодом.

Тот, кому предназначалась эта порция выпивки, верно, и являлся причиной повышенной резвости толстяка. Как тут не побегаешь, когда перед тобой аж цельный капитан личной гвардии герцога Арвендейла его светлости сэра Руэри Грира?

Степенно сняв украшенный красным перьевым султаном шлем, капитан пригладил на лысоватой макушке свалявшиеся мокрые пряди, сосредоточенно покашлял и только после этого принял кружку. Медленно опорожнил ее в несколько мощных и шумных глотков…

— Так-таки не появлялся в ваших краях Мартин Ухорез? — не в первый, видимо, раз осведомился он скрипучим после холодного пива голосом.

— Да упаси нас Сестры-помощницы! — всплеснул руками трактирщик. — Я ж вам толкую, добрый господин! Да коли б я прознал, что он рядом шастает, разве я остался тут? Сбег бы куда подальше, отсиделся бы где понадежней, пока от него след простынет! Нам, торговым людям, с энтим душегубом никакой надобности встречаться нет!.. Жарко-то как нынче, добрый господин! — добавил он совсем другим тоном. — Еще пивца изволите?

— Мгм… — отирая с усов белую пену, изволил капитан, и трактирщик снова укатился к бочонку.

Время было еще полуденное, рабочее, для увеселительных заведений самое спокойное, но этот трактир, удобно расположенный на дороге меж двумя большими деревнями графства Утренней Звезды, уже ощутимо подрагивал многоголосым шумом. Правда, шум тот был не всегдашний — развеселый, дымно-пьяный, — а непривычный, тревожный. Капитан, понятно, явился сюда не один. Шестеро гвардейцев обыскивали комнаты для проезжающих на втором этаже, гулко переругиваясь и сотрясая сапожищами потолок трапезной, а за стенкой, на кухне, громыхали посудой еще трое служивых; и в дверях, закрывая копьями проход, завязла пара ратников… Полдюжины посетителей — судя по одежде, зажиточные крестьяне из местных — притихли за длинными столами, опустив физиономии в свои кружки и миски.

— Ну, а народишко тутошний что брешет? — оглянувшись на посетителей, поинтересовался капитан.

— Да что? — откликнулся от бочонка толстяк. — У Кривого Тита, говорят, корова двухголового теленка принесла. То — к морозной зиме, не иначе. На Кабаний хутор стая оборотней наведалась, дюжину свиней унесли да хозяйской дочке башку отгрызли. Знамо дело, отправили весточку его сиятельству сэру Альве, пущай своих Полуночных Егерей высылает. Да уж дошла весточка, выслал поди… Сами понимаете, была б одна тварь или две-три — своими силами бы справились, а стаю-то в полтора десятка рыл не одолеть…

— Не тарахти! — сурово поморщился капитан, берясь обеими руками за поднесенную вновь кружку. — Не о том спрашиваю! Про Мартина Ухореза — что брешут? Вдруг кто видел чего, кто чего слышал? Не может же он со своими ублюдками не жрамши столько времени бегать, хоть раз-то к людям выходил…

— Так-то оно, добрый господин, так, — согласился трактирщик. — Только Мартина не зря Ухорезом кличут. Провиантом ему, конечное дело, кто-то и помогает — потому как хрен откажешь, когда тебя среди ночи разбудят и нож к горлу сунут… Но трепаться про то ни один дурак не станет. Либо стража за подмогу лиходеям загребет, либо — что вернее — сам Мартин за донос ухи отчекрыжит тебе да всем твоим родным. Он ведь, гад, такими погаными делами и прославился больше, чем грабежами и разбоями.

Капитан после второй кружки малость размяк, утратил суровую степенность.

— Это верно, — доверительно вздохнул он. — Ухорез — малый отчаянный. А народишко у нас — бздиловатый. В этом-то и проблема. Ну-ка… дай мне чего-нибудь на зубок. И это… налей еще холодненького…

— А ведь как не бояться-то, добрый господин?.. — заговорил снова трактирщик, вернувшись к капитану с очередной порцией пива. — Я слыхал, Ухорез Сумрачным сестрам душу заложил. Он им службу служит, кровь невинных льет, а они его за то от мечей и стрел берегут… да следы за ним заметают. Потому Ухореза и взять никто не может. Темная сила ему дадена!..

— Брехня! — Капитан пренебрежительно сплюнул на пол. — Тебя дело спрашивают, а ты сказки бормочешь… Обычный бандюган этот Мартин Ухорез. Таких по дорогам Арвендейла сколько шатается! Обычный, говорю, бандюган. Разве что знает пару фокусов… — неохотно признался капитан. — Из тех, которыми любой деревенский колдун владеет. А к настоящей магии Ухорез неспособен. Потому как крови он не благородной, а самой что ни на есть плебейской. Сила ему дадена… Тьфу! Надо ж такое ляпнуть! — он скривился и снова сплюнул. — Дурни! Хвостокруты! Деревня!

И тут в глазах толстяка-трактирщика коротко мелькнуло что-то такое… Досада, что ли? Обида за себя, «деревню»?

— Вишь ты… добрый господин, — негромко выговорил он, ставя на стойку плошку с калеными лесными орехами и миску вяленого мяса. — Кабы был Мартин обычным бандюганом, вы бы за ним из самого Золотого Рога не дотопали сюда. Знать, не обычный… А правду говорят… — трактирщик совсем приглушил голос, — что тот Мартин иэллии, эльфийские священные рощи жгет?

— Ну, — буркнул капитан, запуская корявую коричневую лапу в плошку с орехами. — Есть такое дело, жгет.

— Во! — выдохнул, округлив глаза, трактирщик. — И я о том! Зачем ему, душегубу, иэллии жечь? Ведь не заради выгоды же, а? Выгоды тут ему никакой. А вот что те, которые Сумрачным сестрам служат, Высоких или Могучих не преминут кусануть, это всем известно. Сумрачным сестрам истинно Светлые расы ненавистны…

— Как поймаем гада, тогда и узнаем, чего это он на длинноухих затаил, — залихватски пообещал капитан и икнул. — Тащи еще пива! Эх, и жара, пью-пью, не напьюсь никак…

И снова что-то высверкнуло в глазах толстяка. Не досада уже и не обида, что-то другое. Какая-то дерзкая хитринка.

— А поймаете ли? — вкрадчиво спросил он, метнувшись за очередной порцией пива и вернувшись. — Ведь с Золотого Рога за ним идете, почитай, недели две, если не больше, никак взять не можете… Сюда, на самый край мира, забрели…

— Куда он от нас денется, сволочуга! — махом ополовинив кружку, раздухарился капитан. — Мы его уж у Волчьего лога прищучили пятого дня! Половину банды перебили, я этого Ухореза… вот как тебя сейчас видел… Не дотянулся только. До сих пор рожа его костлявая, паскудная перед глазами стоит. Чудом ускользнул! М-м-х… — Капитан оскалился, покрутил головой, разбрызгивая капельки пота со лба и ошметья пены с усов. — Тварь рыжая! Ничего, достанем! В другой раз не уйдет! Ну-ка, долей холодненького! Эх, и жара!..

Жара и вправду стояла несусветная. Небывалая для осени, хоть и ранней, стояла жара. Листья на деревьях погодили жухнуть и облетать. Утратившие уже летний цвет — наливались солнечной желтизной да краснотой, как плоды; а не успевшие отцвести — зеленели себе и дальше. Из-под посохшей травы пробивалась травка новая, сочная, нежно-изумрудная. Того и гляди вся растительность снова взбухнет почками, бутонами и колосьями — хоть еще один урожай собирай.

Только по ночам воздух, как и следовало, стекленел холодом, и глупые людские сомнения насчет того, что время отчего-то повернуло вспять, мигом выстужало: все, лето кончается, и холода не за горами.

Но то ночами. А сейчас пеклось в зените гигантским яйцом полуденное солнце, на дорогах калилась белая пыль, и подрагивало между небом и землей марево удушливого зноя. От которого было лишь одно спасение: прохладная тень крыши и стен да глоток-другой доброго пива…

Капитан, сладострастно фыркая и притоптывая от удовольствия, как раз досасывал свою кружку, когда из кухни выскочил ратник — судя по желтому султану на шлеме, гвардейский десятник. Ратник, придерживая у бедра длинный меч, рысцой проскакал через весь зал, сунул губы в ухо своему командиру и что-то возбужденно прошептал, наверняка что-то очень важное, потому что капитан мгновенно встряхнулся, проморгался и ткнул посуровевший взгляд в толстяка-трактирщика:

— А ну-ка, поди сюда!

Трактирщик испуганно выполз из-за стойки. Крестьяне в зале встревоженно зашевелились, когда капитан, ущемив в ручище розовое ухо толстяка, бесцеремонно поволок его к кухне.

Кухня оказалась разгромленной, будто только отшумела там масштабная пьяная потасовка. На полу, усеянном разнокалиберными осколками и обломками, кучкой топорщился мокрый соломенный половичок, используемый, видимо, как средство от жара очага. Рядом с половичком виднелся четырехугольный люк без ручки.

— Эт-то что такое? — загремел капитан, дергая туда-сюда толстяка за ухо, отчего тот смешно жмурился и повизгивал. — Я ж тебя, жаба пузатая, допрашивал: есть в трактире потайные комнаты? А ты мне что говорил?..

— Дак то не потайная… — простонал толстяк. — То ж просто ледник!.. Мясо там храним, чтоб не портилось, молоко, овощи…

— Открыть! — приказал капитан, выпустив ухо трактирщика и отправив того пинком в угол кухни.

Десятник обнажил меч, поддел клинком крышку люка, резко опустил рукоять вниз. Крышка отвалилась в сторону, из распахнувшейся черной дыры пахнуло сырой прохладой.

— Хорек! — позвал десятник одного из гвардейцев, низкорослого, шустрого, с острой мордочкой. — Ну-ка, глянь!

Со светильником, зажженным от пламени очага, спустился в люк вышеозначенный Хорек… И очень скоро вынырнул обратно.

— И впрямь мясо, — доложил он, поеживаясь от подземного холода. — Свиные туши, штук пять-шесть. Только зачем-то сваленные прямо на пол. Что ж ты, дурья башка!.. — презрительно обратился он к поскуливавшему в углу трактирщику. — Мясо хранить не научен? На крючья туши следует вешать! А не валить в кучу! И кровь надо беспременно выпускать… Там вот такенные лужищи на полу, — сказал он командирам.

— Не успели управиться, добрые господа! — пискнул толстяк, на всякий случай проворно закрывая оба уха пухлыми ладошками. — Мужики поутру поросей-то пригнали на убой. Мы закололи, свежатинкой только стали заниматься, как вы на дороге показались. Ну, я и велел посваливать туши в ледник… Чтоб беспокойства вам не было… Мужики те вона — в трапезной сидят, можете у них спросить!..

— Чтоб беспокойства не было! — передразнил капитан трактирщика. — Образина жадная! Небось думал, что славные воины его светлости покусятся на твоих вонючих поросей? Такого ты, значит, мнения о славных воинах его светлости? А может, и самом герцоге?..

— И в мыслях не было! — истово заверил толстяк. — Вот пусть я провалюсь на месте, ежели…

— В таком разе, — распорядился капитан, — приготовь для нас два… три бочонка пива! Ребятам тоже пить охота. Закругляемся, парни! Ни черта тут нет, дальше пойдем!

— Это я всенепременно! — засуетился трактирщик. — Три бочонка! Какого ни на есть лучшего! Холодненького! Я и сам хотел предложить, только не осмеливался!..

Тем временем к трактиру, окруженному цепью из трех десятков гвардейцев, подкатила, грохоча, вышибая из дороги клубы белой пыли, большая телега, грубо разукрашенная травяными и цветочными венками, запряженная мощным мохнатым битюгом. В телеге той помещались четверо крестьянских парней, развалившихся в разухабисто вольных позах, да на облучке еще восседал, подбоченившись, мужик постарше, пышнобородый, широкоплечий, в разодранной на груди рубахе, в коротких штанах, обнажавших могучие икры. Парни, не обращая никакого внимания на пространство за пределами телеги, орали какую-то песню и заткнулись только тогда, когда здоровяк-возница, натянул поводья, остановив разбежавшегося битюга.

Ближайшие гвардейцы лениво подтянулись к телеге.

— Поворачивай! — качнул копьем один из них. — Не велено!

— Чегой-то? — удивился мужик на облучке. — Кого? Куда поворачивать?

— Обратно! — кратко объяснил гвардеец.

— Почему? — непонимающе раскрыл рот здоровяк.

— Сказано тебе — не велено. Мартина Ухореза ловим, слыхал о таком? Обыскивают твой трактир.

— Дак а мы-то тут при чем? — все не мог взять в толк мужик. — Мы с душегубами никаких дел не имеем, ага. Мы со свадьбы едем! Нам в трактир надобно, у нас выпивка кончилась… Во! — перегнувшись назад, он поднял со дна телеги и продемонстрировал, покултыхав вниз горлышком, пустой кувшин.

— Не велено!

— Да недопили мы! — всплеснул руками, дивясь непониманию служивых, здоровяк-возница. — Со свадьбы едем и недопили. Нам бы еще по кружке на брата! Медяки имеются, тут не сомневайтесь…

— Вот дубины деревенские… — вздохнул гвардеец. — Толкуешь им, а они все свое… Поворачивай! — повысил он голос.

Кто-то из парней затянул было снова песню, но его не поддержали. Более того, проникнувшись трагизмом происходящего, треснули по затылку, чтоб замолчал.

— Что же это, братцы?! — возопил возница. — Ведь медяки-то есть! И трактир — вон он! А выпить не дают!..

Гвардейцы, слышавшие этот полный неподдельной скорби вопль, дружно заржали:

— Дома допьете, болезные!

— Дома жены… — вздохнул мужик. — Они разгуляться не дадут.

— А почему вы решили, что Мартин в этот трактир мог сунуться? — спросил вдруг с телеги светловолосый парень, который, кажется, был потрезвее своих товарищей.

— То не мы решаем, а капитан, — пояснил подошедший на шум вислоусый гвардеец, видно, заскучавший в карауле. — Да и решать тут особо нечего… Куда ж ему еще податься? В окрестных деревнях не укроется, там все друг друга знают, а за его рыжую башку такая награда объявлена — десять семей два года кормить можно. В северные леса ему путь заказан — длинноухие, которым он так насолил, враз его вычислят. К Длинной реке, на юг, Ухорез тоже не двинет. Он, чай, не дурак, чтобы решиться по воде сплавляться, где — на просторе-то — он как на ладони будет. Одна ему дорога: к Утренней Звезде. Там поселений побольше, и покрупнее они будут, есть надежда затеряться среди местных да по предгорью Драконьей гряды улепетнуть, обратно в центр Арвендейла. Только силы у Мартина уже не те. У Волчьего лога — слыхали, наверное? — мы его здорово потрепали, коней постреляли, а на своих двоих до Утренней Звезды ему так скоро не добраться. Тут он где-нибудь, поблизости. Нашел укромное местечко и пережидает, сил набирается… А уж такого места, как трактир, где жратвой разжиться можно, он вряд ли миновал бы…

— Верно, — внимательно выслушав, качнул головой светловолосый.

При ближайшем рассмотрении он все-таки здорово отличался от своих товарищей, этот светловолосый. Не такой ражий, но, тем не менее, крепкий, подвижный, он имел черты лица не простовато-грубые, а тонкие, легкие. Даже определение «парень» не вполне подходило ему. «Юноша» — вот как следовало бы его называть… А если уж совсем внимательно к нему приглядеться, можно было заметить еще кое-что: какую-то трудно-уловимую невинную ясность в пронзительно голубых глазах да и во всем облике; ту ясность, что часто встречается у совсем малых детей и бесследно исчезает со взрослением.

— А ты ничего! — подмигнул светловолосому юноше гвардеец, переложив копье с одного плеча на другое. — Ишь какой серьезный. Жидковат, правда, но, видать, ловкий. Чем в деревне навоз месить, подался бы в Золотой Рог. Глядишь, и в гвардию его светлости возьмут. Нам такие нужны…

Из трактира один за другим потянулись ратники. Первые трое тащили в руках по объемистому бочонку. Показался и капитан, взмахнул рукой, подзывая десятников. Гвардейцы зашумели, задвигались.

— Ну, счастье ваше, мужички, — сказал висло-усый. — Снимаемся. Эх, видно, никаких следов Ухореза не отыскали ребята. Вон у господина капитана рожа унылая… И сколько нам еще сапоги трепать, покуда этого головореза не отыщем?..

— Пива нам, хозяин! — возгласил мужик в разорванной рубахе, когда вся его компания с шумом ввалилась в трактир. — Ай, сказывают, хорошее пиво у Круглого Бубы! Пива!.. — требовательно повторил он и осекся. — А чего это вы делаете?..

Толстяк-трактирщик, именовавшийся, как выяснилось, Круглым Бубой, рывком развернулся на голос здоровяка-возницы, выронил тяжелый мешок, который волок из кладовой к центру трапезной, где громоздился уже внушительный курган из мешков, свертков, узлов, корзин и бочонков. Мужички-посетители, с суетливым энтузиазмом помогавшие Бубе, тоже настороженно замерли, обернувшись: кто с поклажей в руках, а кто ту поклажу уронив.

— Будто переезжаете, ага!.. — добродушно предположил возница. — Ну, пивца-то нам между делом наплещете, да?

— Да расслабьтесь! — хохотнул один из парней с телеги. — Чего столбами застыли? Думали, герцогские солдафоны вернулись? А это мы!..

Трактирщик раздраженно притопнул и пихнул ногой мешок:

— Тьфу на вас, голытьба! Не до вашего пива сейчас! Проваливайте, пока мы по шеям вам не накостыляли!

— Новое дело! — горько поразился здоровяк. — Медяки есть, в трактир прорвались, а выпить все равно не выходит! Что за день сегодня такой?!

— Валите отсюда, кому сказано! — рыкнул, выступая из-за плеча Круглого Бубы, мужик, тоже очень даже нехилого телосложения. — Куда грязными копытами в приличное заведение?

Показавшись полностью, он недвусмысленно продемонстрировал кривой нож за поясом. И товарищи его угрожающе задвигались, являя из-под одежды ножи и короткие дубинки.

— Ну? — грозно нахмурился Буба; из длинного рукава его высунулся шипастый шар кистеня. — Два раза повторять надобно, рванина?

Но пятеро из телеги, на которых, кстати, никого оружия заметно не было, почему-то не испугались. Не попятились, отдавливая друг другу пятки, к выходу, а наоборот — стали медленно растекаться по трапезной. Вооруженные мужики недоуменно запереглядывались, а на роже Круглого Бубы из-под гримасы нетерпеливого раздражения проклюнулось удивление:

— Да вы кто такие будете-то?

— Издалека мы, — охотно пояснил мужик в разорванной рубахе. — С хуторов у Драконьей гряды. Где замок Утренняя Звезда, ага. На свадьбу сюда приезжали, угостились, а на обратной дороге добавить пожелали. Нельзя, что ли?

— Что-то не слыхал я ни про какую свадьбу… — буркнул Буба, как-то, впрочем, неуверенно. — Утренняя Звезда, говоришь… Неблизкий путь! Дней пять пехом… А если вы издалека, то меня откуда знаете?

— Да кто ж Круглого Бубу не знает! — хмыкнул возница. — Сказывают, ты один такой в тутошних краях… Сказывают, как-то ты на спор цельного барана стрескал! А ежели весь твой жир вытопить, так на сотню-другую светильников хватит!

— Ну довольно… — поморщился трактирщик.

Тот мужик, что первым показал пришельцам свой нож, вдруг бросил взгляд в окно, за которым выстроившийся уже в две колонны отряд гвардейцев удалялся по дороге на восток. То ли мелькнула у него мысль позвать солдат обратно, то ли какая другая — неизвестно. А Круглый Буба, уже не таясь, полностью выпростал из рукава кистень:

— Сдается мне, вовсе не пиво вам нужно…

Возница вопросительно глянул на светловолосого юношу из своей компании, тот — все время, пока компания находилась в трактире, внимательно присматривавшийся и прислушивавшийся к происходящему — отчетливо ему кивнул. Будто утверждая что-то.

— И то правда, — подтвердил здоровяк, и голос его вдруг изменился, опасно сузился до лезвийной тонкости. И сразу стало видно, что нисколько он не пьян. — Гвардейцы, знать, Мартина Ухореза ищут? Где-то тут неподалеку Мартин прячется… Скажу тебе по секрету, что он сейчас куда как ближе, чем служивые думают…

Парни из телеги тоже подобрались, пьяная разухабистость вмиг слетела с них. Круглый Буба заметно побледнел. Поджав губы, он отступил на шаг, взмахнул кистенем. Мужики его сгрудились еще теснее, похватали свои ножи и дубинки…

— Ну, чего вы расшиперились-то? — развел руками возница, снова расплывшись в добродушной ухмылке. — От пива-то мы не отказываемся! А насчет денег не сомневайся! Во! Медяков хватает!

Вытащив из-за пазухи увесистый кожаный кошель, он подбросил его на широкой ладони и перекинул стоящему рядом парню. Тот, словно играясь, хмыкнул и швырнул кошель товарищу, каковой перекинул кожаный тяжелый мешочек дальше…

В трактирной трапезной натянулась тишина, дрожащая, напряженная, балансирующая. Круглый Буба со своими людьми, не опуская оружия, настороженно, выжидающе следил за перемещениями кошеля, пока тот не оказался в руках светловолосого юноши.

И юноша прекратил дурацкую игру. Улыбнувшись, будто извиняясь, он подмигнул трактирщику и бросил ему кошелек.

Вернее, как бросил…

Метнул — без размаха, но сильно и точно. И бросок этот произвел потрясающий эффект.

Круглый Буба не сумел увернуться — кошель угодил ему прямо в лоб. Громадное жирное тело трактирщика нелепо кувыркнулось, Буба взбрыкнул ногами к потолку и башкой вниз воткнулся в груду мешков, узлов, бочонков и корзин, сразу его и засыпавших.

Это словно послужило сигналом для всех присутствовавших в трапезной трактира. В следующую секунду обе группы накинулись друг на друга, молча, не тратя времени и сил на боевые крики.

Здоровяк в разорванной рубахе вступил в схватку первым. В голову ему метнулась тяжелая дубина, каковую здоровяк встретил своим могучим кулаком, разнеся увесистое деревянное орудие в щепки. Не успели те щепки осыпаться на пол, как бывший владелец несуществующей уже дубины полетел к ближайшей стене, чертя за собой в воздухе быстро тающий след кровавых брызг из размозженного носа.

Светловолосый юноша, на которого бросились сразу двое (видимо, соблазнившись его совсем не устрашающим видом), тоже долго рассусоливать с противниками не стал. Первого нападавшего он опрокинул молниеносным тычком ребра ладони в горло, предварительно вышибив из его руки нож, а второго… а второго светловолосому даже и тронуть не пришлось. Выбитый нож глубоко вонзился второму нападавшему в бедро, и вряд ли это была простая случайность…

Круглый Буба чудесным образом очухался от страшного удара через несколько секунд после начала схватки. Расшвыряв во все стороны кучу скарба, он вскочил на ноги. Но вступать в бой не стал, видно, сразу оценил ситуацию — у его вооруженных людей против безоружных противников нет никаких шансов. Буба отшвырнул бесполезный кистень, причем под взметнувшимся рукавом его рубахи обнаружилось несколько амулетов, самых разных форм и цветов. Он содрал с запястья один, похожий на черную тряпичную бабочку.

Непонятно как, но светловолосый юноша в пылу драки сумел углядеть действия трактирщика.

— Осторож!.. — успел крикнул юноша.

Буба сжал амулет в кулаке. И что-то внутри «бабочки» тонко, почти неслышно треснуло. И тут же трапезная ухнула в непроглядный мрак.

— …нее!.. — закончил светловолосый уже в совершенной черноте, залившей помещение, будто густые чернила.

Две или три секунды чернота колыхалась стуком, возней, болезненными вскриками и проклятиями. Затем что-то коротко прошипело, и нежданная тьма, словно черная кошка с обожженным хвостом, свилась в клубок, шарахнулась вверх, втянулась в потолок, освободив помещение.

Круглому Бубе, успевшему на ощупь добраться к окну, не удалось сигануть наружу. Одним прыжком настиг его светловолосый юноша, мазнув босой ногой под коленки, сшиб на пол и ударом кулака по жирной шее вторично лишил чувств.

В трапезной стало тихо. Здоровяк-возница стряхнул с ладони костяные осколки — остатки использованного им только что амулета.

Люди Круглого Бубы валялись тут и там вперемешку с растерзанной поклажей. Все они выглядели сильно покалеченными, но никто из них, кажется, не был мертв… Чего нельзя было сказать об одном из парней, прибывших сюда на телеге — он лежал поодаль, у самого выхода, и, судя по неестественно вывернутой голове, шея его была сломана. У левой руки погибшего валялся окровавленный кривой нож, видимо, отобранный им у противника.

Четверо сгрудились вокруг бездыханного товарища. Каждый из них умудрился выйти из схватки невредимым, вот только на спине у светловолосого алела — в разрезе рубашки — длинная кровавая полоса. Он, светловолосый, при общем напряженном молчании приблизился к мертвецу последним, остановился, опустив голову, закусив губу. Парни некоторое время переглядывались, с каждой последующей секундой все чаще вскидывая удивленно-вопросительные взгляды на понурившегося светловолосого. Наконец заговорил здоровяк, который, кажется, был у этих людей за главного:

— Эвин?

Светловолосый Эвин пошевелился.

— Не могу понять, как так вышло… — запнувшись, проговорил он, не поднимая головы. — Когда упал Черный Полог, Гаг был у меня за спиной. Значит, мне не стоило беспокоиться, что кто-то нападет сзади. И тут — удар. Я в последний момент успел почуять движение, увернулся — клинок только скользнул по ребру. И я сразу же провел ответный выпад. Локтем… В полную силу… Метили-то мне в сердце…

Эвин поднял-таки голову, посмотрел на здоровяка-возницу. Во взгляде светловолосого ясно чувствовалась тоскливая вина, но еще больше — недоумение по поводу того, что произошло. И это-то недоумение в полной мере разделяли его товарищи.

— Хочешь сказать, Гаг тебя нарочно пырнул? — вскинулся один из парней, широколицый, курносый и веснушчатый. — Бред! Промахнулся сослепу! А ты его…

Эвин хотел что-то ответить. Кажется, возразить хотел, но… промолчал.

— Товарища? В спину? В бою? — помотал головой другой парень, небольшого роста, кряжистый и чернявый. — Ни за что не поверю! Это ж наш Гаг! Брат наш! Сколько лет мы все вместе из одного котла едим?! Сколько раз он тебя от верной смерти спасал?! А? И вдруг такое!..

— Это-то и странно, — тихо выговорил все-таки Эвин. — Вы знаете меня, Манго и Мюр, я не буду врать… — он просительно позвал здоровяка-возницу. — Крэйг? Я сказал, как было…

Здоровяк передернул могучими плечами, медленно стащил с себя рубаху, в пылу схватки разорванную уже до самого пупа, вытер ею лоб. На правой стороне груди его обнаружился чудовищный шрам, багровый, рваный, страшный — будто здоровяка когда-то пытались перепилить пополам дурно заточенной пилой.

— Что сделано, то сделано, — взяв в кулачище бороду, рассудил возница. — А с мертвого не спросишь. Что тебя, Эвин, что Гага — я еще сопляками знал, но… в темноте иногда творятся диковинные вещи. Даже если та темнота длится всего несколько мгновений.

— Каждый может ошибиться… — проговорил Эвин. — Это так, конечно, но…

Крэйг положил ему руку на плечо. Затем в наступившей тишине обвел взглядом своих людей и сказал:

— Гаг, наш брат, погиб в бою. И — точка. Пасть в бою — лучший способ отправиться к праотцам для всех нас, и пусть боги уготовят нам тот же дар… И пусть никто и никогда не скажет о нем худого слова…

Здоровяк, видно, хотел добавить что-то еще, но осекся.

Невесть откуда взявшийся ледяной сквозняк зашелестел по ногам четверых. И бесчувственные тела, разбросанные по трапезной, вдруг зыбко заколыхались. Будто отражения в забеспокоившейся воде, они то вытягивались, то укорачивались — черты лиц поверженных мужиков дико заплясали, неузнаваемо меняясь. Сквозняк сошел на нет скоро и бесследно, а на полу теперь лежали совершенно другие люди, походившие на зажиточных крестьян разве что только одеждой — поджарые, хищно мускулистые, с угрюмо-зверскими, испещренными шрамами физиономиями лежали на полу люди. Разительнее других изменился Круглый Буба. Вовсе не громадный толстяк валялся теперь у окна, а тощий, длиннорукий и длинноногий хлыщ, на лице которого даже сейчас, когда он был без сознания, угадывалась стальная жестокость. И топорщились жесткими космами ярко-рыжие волосы на его голове.

Эта чудна́я метаморфоза (не коснувшаяся, впрочем, тела Гага) совсем не удивила четверку. Похоже, они ждали чего-то подобного.

— Зеркало Шута, — констатировал Крэйг. — Серьезное заклинание. Мартин Ухорез и впрямь неслабый маг… Как ты догадался? — спросил он у Эвина.

Тот встряхнулся, через силу оторвав свой взгляд от мертвого Гага:

— А?

Здоровяк повторил свой вопрос.

— Да ничего сложного, — пожал плечами Эвин. — Магия может изменить лишь облик человека, но сам-то человек остается прежним. Настоящий Круглый Буба нипочем не сумел бы двигаться так же проворно, как похитивший его внешность Мартин. А если бы каким-то образом и исхитрился — то на этой жаре истек бы потом. Между тем рубаха его была почти совершенно суха…

— Действительно просто… — бормотнул Крэйг.

— Просто-то просто, — почесал в затылке чернявый крепыш Манго, — а вот поди сложи из этаких мелочей целую картину. Мастак, брат Эвин!

— В мире вокруг нет мелочей, — сказал Эвин, как-то привычно и необязательно сказал, будто говорил это уже много-много раз. — Потому что каждая мелочь имеет свое значение, каждая мелочь исключительно важна… Мне только одно непонятно, — повысил он голос, — куда подевались настоящий Круглый Буба и те, чьи обличья приняли на себя его разбойники?..

Крэйг вдруг поднял палец вверх, привлекая внимание товарищей.

Те насторожились, прислушиваясь.

Хорек шлепал в самом конце колонны. Меч с лязгом бил ему по бедру; на спине болтался, натирая шею острой кромкой, тяжелый щит; копье оттягивало плечо; простой, без султана, шлем не по размеру то и дело сползал на глаза; в нос лезла вздымаемая сапогами впереди идущих белая пыль. Но то были неудобства привычные, поэтому почти не ощущаемые. А вот походный мешок, заметно потяжелевший после посещения Хорьком трактира, все-таки здорово мешал гвардейцу.

Хорек несколько раз перевешивал мешок с одного плеча на другое и в конце концов не выдержал.

— На-ка! — протянул он на ходу мешок вислоусому товарищу, тому самому, что с четверть часа назад предложил Эвину попытать счастья в герцогской гвардии. — Подмогни маленько! Понеси, сколько сможешь, а потом я. А потом опять поменяемся!

— С какой стати? — удивился вислоусый. — Нашел тоже дурака! Сам тащи свои пожитки.

— Значит, не подмогнешь?

— Значит, не подмогну.

— Ладно, — легко согласился Хорек. — Эй, братцы, кто возьмет?

— Да пошел ты, — откликнулись «братцы».

— Ну-ну!.. — обиделся Хорек. — На вечернем привале, небось, попомните, как отказали-то мне… С другим десятком ужинать стану!

— А чего у тебя там, в мешке-то? — заинтересовался вислоусый. — А-а!.. — сообразил он. — Опять свистнул что-то? Ну ты и… Одно слово — Хорек. Все тащишь, что плохо лежит. Смотри, доиграешься когда-нибудь, спустят тебе шкуру со спины за твои штучки.

— Не для себя же стараюсь! — отбрехался Хорек. — Для вас же! А вы — вона как! Никакой благодарности!

— Ладно, — решился вислоусый. — Давай сюда. Ох, тяжело… Что упер-то?

— Поросятинки кусок! — с удовольствием сообщил Хорек. — Из ледника вытащил. Пока господа командиры жиробаса-трактирщика пинали, а наш брат гвардеец бочонки с пивом тягал, я опять в тот ледник нырнул, быстренько ногу поросячью отчекрыжил да в мешок ее! Славная похлебка получится, наваристая!

— Это да! — повеселел вислоусый. — А то на походных харчах-то ноги протянешь. Пустая каша да сухари… И сколько топать, пока Ухореза не поймаем, неизвестно.

— Нам бы до Утренней Звезды дотянуть! — сладко вздохнул Хорек. — Там гужанемся от души! Не пивом, а благородным винишком задарма побалуемся! Пирогами дармовыми пузо набьем! Надолго той гужевки хватит.

— А с чего ты взял, хорячья твоя рожа, что нас задарма поить и кормить будут?

— Пф… А вы ничего не слышали, что ли?

— А что мы должны слышать? Это ты только носом по ветру покрутишь, уже все и разнюхаешь. Выкладывай давай, чего узнал!

— Дак праздник большой будет в Утренней Звезде-то! — уверенно объявил Хорек. — Тамошний лорд, сэр Альва Сторм, в права владения вступает!

— В права владения — чем? — не понял вислоусый.

— Замком Утренняя Звезда, конечно! Ну и всем графством, само собой…

Гвардеец, шагавший прямо перед Хорьком, не поленился развернуться, чтобы щелкнуть тому в лоб:

— Ты ж сам сказал, что он тамошний… вернее, тутошний лорд! Да и весь Арвендейл о том прекрасно знает. Сэр Альва уж лет десять Утренней Звездой правит. Зачем ему вступать в права владения тем, чем он и так владеет? Чего ты брешешь-то?

— А вот и не брешу! — вякнул Хорек, нахлобучивая на голову едва не слетевший шлем. — Сэр Альва — он, конечно, лорд. Но лорд того… ненастоящий как бы. Он этот… егерь, что ли?

— Какой тебе граф — егерь! Такого сроду не бывало! Совсем заговорился!

— Регент! — вдруг вспомнил вислоусый. — Вот правильное слово. Ага, точно, я тоже слышал. Лорд-регент. Тот, который, значит, временно правит. Бывший лорд Утренней Звезды, сэр Адам Сторм, на охоте с коня навернулся, когда его сыновья совсем мальки были. Один из них, старший который, по закону и править должен был, да только как править — сопливому мальчугану? Тем более что Утренняя Звезда — замок особенный, не такой, как другие. Он на самом краю мира стоит, в скалах Драконьей Гряды. Гномы его строили, говорят, Могучий народ. По одну сторону Драконьей Гряды наш Арвендейл, а по другую — Тухлая Топь, а уж что за Топью, никто не знает… Было время, когда из Тухлой Топи перли орды Темных тварей, только им проход-то закрыли и в том месте замок воздвигли, ну… над тем, то есть, ущельем в Гряде, через которое из Топи проход был. И с тех давних времен и по сю пору Утренняя Звезда оберегает земли Светлых рас от Темных тварей. Так и получается, что на лорде Утренней Звезды великая ответственность лежит… Никакой герцог не позволит, чтобы замком малек несмышленый правил. Вот сэр Альва и взялся, пока племянники-то его в сознательный возраст не войдут…

— Во! — обрадовался Хорек. — Я ж говорю! Два сына Адама Сторма до совершеннолетия не дотянули, один остался. А самое главное, что ровно через пять дней, в пятницу, значит, этому самому парню, отпрыску Адама Сторма, семнадцать лет исполняется. Местные говорят, сын Адама лордом Утренней Звезды становиться не собирается. Отказывается от родового замка в пользу дядюшки. Ну а тот и рад стараться… В общем, братцы, торжество будет невиданное! Уж сэр Альва на радостях-то гвардейцев его светлости герцога Арвендейла не откажется угостить…

— Знамо дело, не откажется!.. — загудели с воодушевлением участвовавшие в разговоре. — Почетными гостями будем!..

— Тем более, — присовокупил Хорек, — я слышал, сам его светлость герцог Руэри обещался Утреннюю Звезду в день праздника навестить! Впервые за долгое время! Лет за десять, что ли…

Вислоусый гвардеец почесал в затылке, сдвинув шлем:

— У Адама Сторма вроде как не один, а два брата были…

— Все верно, — авторитетно подтвердил Хорек. — Два. Сэр Альва и мастер Аксель. Только и Аксель тоже лордом Утренней Звезды никогда не изъявлял желание становиться. Он — маг-ученый, живет в своей башне затворником, всякими такими магическими делами занят, и до простых людишек ему дела мало… Ну, говорят так, по крайней мере. А сэр Альва — он настоящий лорд!

Вислоусый кивнул:

— Это верно, граф Альва крепко свое дело знает. Сами, небось, слышали, как в Золотом Роге говорят: мол, у Драконьей Гряды, где Утренняя Звезда, Темные твари так и рыскают, потому что Тухлая Топь рядом. А мы все графство протопали, почти что до самой Звезды добрались, а ни одну тварь не встретили. Только раз один слушок прошел…

— Ага, про стаю оборотней на каком-то там хуторе местные треплются, — поддакнули ему. — Кабаньем, что ли?.. Дак и у нас, у Золотого Рога, иной раз Темные появляются, что с того?…

— А какие селения здесь, братцы, обратили внимание? — продолжил вислоусый. — Большие да богатые. Я таких и в окрестностях Золотого Рога не видел, а ведь лорд Рога — правитель всего Арвендейла! И народ тут сытый, веселый… Так оно и выходит: хорошо, что сэр Альва и дальше будет графством Утренней Звезды владеть. А мастер Аксель в своей башне сидеть. А пацан… кто его знает, какой из него выйдет лорд?..

— Какой бы ни был, а он полное право имеет замок у своего дяди забрать, — подал голос кто-то из гвардейцев. — Я бы вот лично хрен отказался от цельного замка, к которому еще и земель прилагается — в две недели не объехать. Дурак тот молодой Сторм, вот и все.

— Храбрец! — хмыкнул Хорек по адресу высказавшегося. — Ты это самому парню скажи. Он ведь — знаешь кто? Егерь!

Вокруг Хорька заржали. Да так, что сам десятник выбился из строя, поотстав, чтобы проверить, чего это там веселятся его подчиненные.

— Опять заговариваешься, тупая башка! Егерь! — хохотали гвардейцы.

— Регент, во как правильно!..

— Да и то, не молодой Сторм, а его дядя, сэр Альва — регент! До следующей пятницы!..

— Егерь! Надо ж такое болтануть? Где видано, чтобы виконт, наследник Утренней Звезды, был простым егерем?..

— Не простым! — со значением проговорил Хорек. — А — Полуночным. Полуночным Егерем.

Тут весельчаки приутихли. Кто такие Полуночные Егеря, они знали хорошо.

— Ну? — удивился вислоусый гвардеец. — Самый настоящий Полуночный Егерь? Говорят, их теперь меньше десятка осталось. А ведь когда-то, давным-давно, когда Утреннюю Звезду еще строили, их несколько сотен было. Сейчас-то Темные поутихли — по сравнению с былыми временами, — нужда в Егерях не такая, вот и не готовят их в большом количестве… Ай! — вдруг вскрикнул он, с размаху остановившись.

— Что там у тебя? — строго прикрикнул на него десятник.

— Будто… — проговорил вислоусый, — в спину как ледяным ветром ударило… Ай! — снова заорал он, подпрыгнув. — Шевелится! В мешке кто-то шевелится!

Гвардеец содрал с себя походный мешок — тот самый, который передал ему Хорек, — швырнул ношу на землю и тут же отпрыгнул от нее, как от змеи. Мешок и вправду несколько раз крупно дернулся. И затих.

Солдатский строй смешался.

— А ну подтянуться! — зарявкал десятник. — Чего поклажей разбросались?! Поднять и продолжать марш!

— Пусть Хорек сам свой мешок тягает! — заявил вислоусый. — А я к этой дряни и пальцем не прикоснусь, пока не увижу, что там такое дрыгается!

— Болван! — бросил вислоусому десятник и лично наклонился, чтобы развязать мешок.

Развязал и, надрывно булькнув горлом, шатнулся в сторону. Лицо его побледнело мгновенно и жутко, будто кто-то сунул десятника рожей в бочажку с мукой. Отплевавшись и откашлявшись, десятник схватил оторопевшего Хорька за ремень, на котором висел закинутый за спину щит:

— Ты где мешок взял, выродок?

— М-мой… — промычал Хорек.

— А то, что в нем?! Откуда?

— Я… это… — окончательно растерялся Хорек. — В трактире… Он мне сам дал! Сам дал, я не воровал! Жирный трактирщик дал!

Десятник оттолкнул его и зычно закричал, развернувшись к голове колонны:

— Господин капитан! Вертаться надо назад!

Крэйг поднял палец вверх, привлекая внимание товарищей.

Те насторожились, прислушиваясь.

За стенами трактира что-то происходило. Через пару минут стало возможным понять — что именно. Приближался многоногий дробный и тяжкий топот, резкие голоса, как вороны, заметались над крышами трактира.

— Служивые возвращаются, — сказал Крэйг. — Чего это они спохватились?..

Гвардейцы ворвались в трапезную через дверь и окна. Окружив четверку, они направили на них копья:

— Стоять смирно!

— Не шевелиться, скотина!

— Только попробуй дрыгнуться, гад!..

Парни и не думали сопротивляться. Только Мюр, поморщив усыпанный веснушками курносый нос, пальцем небрежно отвел маячившее у лица копейное острие, пробурчав:

— Ослобони маленько…

А Манго, прищурившись на гвардейца, оказавшегося напротив, значительно произнес:

— Поспокойней, ладно? А то отберу палку твою да засуну тебе же кое-куда…

— Не советую, братцы-гвардейцы, горячку пороть, — внес свою лепту могучим басом Крэйг. — Попортим вас, не ровен час.

И так веско это было сказано, что гвардейцы мигом поумерили пыл. Впрочем, не только под впечатлением слов здоровяка. Полдюжины поувеченных, разбросанных тут и там недвижимых тел тоже произвели вполне определенный эффект. К тому же, разглядев тела повнимательней, служивые, опустив копья, попятились: кто прижался спинами к стенам, а кого и вовсе выдавили во двор — гвардейцы явно узнали тех, за кем шли по пятам с самого Золотого Рога:

— Гляди-ка, Мартин!..

— Сам Ухорез, собственной персоной!..

— А вон энтот — Рамси Лютый! А вон тот — Стю Одноглазый!..

— Вот тебе и пьянь деревенская! Всю банду положили…

— Что-то не шибко они теперь пьяные-то… Быстро протрезвели.

— Где капитан-то? Сказано: хватать всех, кто в трактире… А как их похватаешь, таких?.. Что делать?..

Капитан не заставил себя долго ждать. Он влетел в трактир, растолкав солдат, с обнаженным мечом в руках:

— Подайте мне сюда этого жирного сукина сына!.. Где он?

— Мне было б тоже интересно это знать… — не-громко заметил Эвин.

Капитан, едва не споткнувшись о мертвого Гага, остановился как вкопанный, распахнув глаза и ра-зинув рот, в котором моментально онемел гневный вопль. Взгляд его ошалело запрыгал от одного валявшегося тела к другому. Углядев рыжие космы лежащего у окна Мартина, капитан выронил меч.

— Эт-то как понимать? — как-то беспомощно выговорил он, озираясь. — Ухорез? Откуда?.. Что тут происходит?..

— Ничего не происходит, — степенно сообщил Крэйг. — Все уже произошло.

— Было куда как проще, чем с оборотнями на Кабаньем хуторе, между прочим, — вставил Мюр.

— Эт-то… вы их так?

— Ну не вы же… — брякнул чернявый крепыш Манго. — Сам профукал Мартина, сам теперь удивляется!

Крэйг укоризненно помотал головой, а капитан от заявления парня побагровел, затопал ногами, нашаривая пустые ножны на бедре, разинул уже рот, наверное, для того, чтобы отдать приказ солдатам… И кто знает, чем закончился бы для него и его людей этот день, если б не подоспевший вовремя десятник, который повис на плече своего командира, что-то горячо шепча ему в ухо и опасливо поглядывая при этом на четверку, совершенно спокойно стоявшую в центре трапезной — видимо, что-то насчет того, что неразумно связываться с теми, кто без особого труда разобрался с грозной бандой неуловимого Ухореза. Скоро лицо капитана обмякло, кровь отлила от кожи. Он принял меч, услужливо поданный одним из гвардейцев, с лязгом швырнул клинок в ножны и прокашлялся.

— Вот что, мужички, — сказал он, явно делая над собой усилие, — не знаю, что здесь случилось и, если честно, знать не хочу. Вы, видно, храбрые люди, добрые подданные графства Утренней Звезды, верные слуги его сиятельства сэра Альвы, раз душегубов этих положили — ворон ворону-то глаз не выклюет. А раз так, разойдемся по справедливости. Я ваших слов поганых не слышал, а вы их не говорили. Вот вам… — он развязал кошель на поясе, — за ваши труды ратные. Это на закуску. А выпивку берите сами — сколько вместить сможете. Этот трактир именем его светлости отдается вам на целый день и целую ночь. А? Как?..

Бросив под ноги Крэйгу три золотых, капитан подбоченился, готовый выслушать слова благодарности за свою беспримерную щедрость.

Четверо переглянулись, не торопясь ни поднимать монеты, ни благодарить за них.

Капитан протяжно вздохнул и качнул красным султаном на шлеме в сторону десятника:

— Душегубов — в цепи! Забираем!

Манго и Мюр синхронно присвистнули.

— Ловко! — сказал Манго. — Явился на все готовенькое…

— Никого вы никуда не забираете, господин капитан, — отреагировал Крэйг.

— Что? — не поверил своим ушам капитан. — Опять?.. Да со мной почти полсотни бойцов! Пусть вам каким-то образом удалось семерых разбойников положить, но против нас-то никак вам не выстоять! Берите деньги и радуйтесь, что все так удачно обошлось!.. За дерзость неслыханную полагается вас, вообще-то, плетьми высечь… А то и на виселицу вздернуть просушиться! Вы вообще кто такие?!

— С этого и надо было начинать… — заговорил было Крэйг, но задира Манго снова вылез вперед него:

— Цену голове Мартина Ухореза мы и без тебя очень хорошо знаем, — начал объяснять он. — А золотишко получит тот, кто Мартина поймает, сам герцог так сказал…

— Сожалею, господин капитан, — вступил в разговор Эвин; ничуть не вызывающе звучала его речь, а вполне даже добродушно. — Ухореза вы не получите. И дело не в золоте. Я дал слово дядюшке доставить Мартина в Утреннюю Звезду, коли этот душегуб попадется мне на пути. Разве человек чести может нарушить данное им слово? Мартин Ухорез достанется моему дядюшке, господин капитан.

Капитан свирепо запыхтел, явно едва сдерживаясь, чтобы снова не взорваться.

— Дядюшке, говоришь? — прошипел он, скаля зубы. — А кто у нас дядюшка-то, а? Небось, лавочник какой-нибудь? Или ростовщик. Велика птица — Ухореза ему подавай! Ишь, умник, чужими руками жар загребает… А знаешь ли ты, что мне только гонца послать в Утреннюю Звезду, сэру Альве, верному вассалу его светлости герцога, как твоего премудрого дядюшку упекут на веки вечные в вонючий подвал?! А? И вас, всех четверых, вместе с ним! Потому что вы не кто другие, как — пособники Мартина Ухореза! А? Кому его сиятельство граф Альва поверит: мне, капитану гвардии властителя Арвендейла, или кучке оборванцев? Отвечай, наглец белобрысый! Или я тебя сейчас лично на куски порублю!

Манго и Мюр уставились на Эвина с каким-то непонятным предвкушением. И в бороде Крейга блеснула странная улыбка.

— Отвечаю, — кивнул светловолосой головой Эвин. Спокойно кивнул, хотя в голосе его зазвенели мальчишеские нотки оскорбленной гордости. — Его сиятельство граф Альва, безусловно, поверит кучке оборванцев. Потому что он мой дядюшка и есть.

— Да ты сумасшедший, что ли? — выпучил глаза капитан.

А десятник вдруг ахнул и присел с видом человека, только что осознавшего досадную ошибку.

— Не сумасшедший! — простонал он. — Так вот оно что, господин капитан! А я-то думал, как они умудрились душегубов Ухореза того-этого… Кто ж на такое способен, кроме Полуночных Егерей?! А коли они — Егеря, значит, парень…

— Виконт Эвин Сторм, — с достоинством представился Эвин. — Сын Адама Сторма из рода Стальных Орлов.

— И по поводу «на куски порублю»… — добавил Крэйг. — Ты же знаешь, что Полуночные Егеря по праву считаются самыми лучшими бойцами во всем Арвендейле?.. А возможно, и во всей империи. Конечно, знаешь. Так вот, Эвин Сторм — лучший боец среди Полуночных Егерей. Так что… не советую даже пытаться… Идите-ка обратно в Золотой Рог подобру-поздорову.

Капитан окаменел. Десятник вытянулся во фрунт. Рядовые гвардейцы тоже притихли, опасаясь шелохнуться. Впрочем, немая сцена длилась всего несколько секунд — в трапезную втолкнули Хорька, который, постоянно поправляя сползающий на переносицу шлем, по инерции продолжал оправдываться, малосвязно бормоча что-то про ледник и поросей.

— Ну, конечно! — хлопнул в ладоши Эвин. — Ледник!..

Он метнулся на кухню, откуда тотчас раздался скрип открываемого люка. Вернулся парень скоро и заметно помрачневший.

— Там они… — сказал он. — Все, кому не повезло оказаться в трактире, когда сюда Мартин Ухорез явился. И Буба, конечно, там… Правда, почему-то без ноги…

Глава 2

Отряд Полуночных Егерей возвращался в Утреннюю Звезду.

Вряд ли теперь кто-нибудь сумел узнать в Егерях тех подгулявших парней, что устроили разгром в придорожном трактире бедолаги Круглого Бубы.

Первым ехал командор Крэйг. Верхом на необычайно крупном — под стать себе — вороном жеребце командор смотрелся настоящим великаном. Его борода, уже аккуратно расчесанная и смазанная маслом, солидно ниспадала на добротный кожаный нагрудник. За левым плечом косо торчала к небу рукоять громадного двуручного меча; серый плащ стекал с плеч Крэйга по конскому крупу, спускаясь почти до самой земли, и мертво скалилась на том плаще башка гхарка, прон-зенная копьем, — отличительный знак Полуночных Егерей.

Мюр и Манго, укрытые точно такими же плащами, ехали следом за Крэйгом, по обе стороны от той самой телеги, увлекаемой тем самым здоровенным битюгом. Теперь в телеге громоздилась большая клетка, коряво собранная из тонких прутьев, которые крепились друг к другу в нужных местах обыкновенными веревками. Выглядела клетка откровенно хлипкой, однако разбойники, заключенные в ней, не предпринимали никаких попыток освободиться. Заклинание Нерушимой Замычки обуславливало надежность временной тюрьмы банды Мартина Ухореза.

Разбойники тихо и мрачно шелестели — переговаривались между собой. Время от времени кто-нибудь из них повышал голос сильнее обычного, тогда Мюр или Манго со своих коней лениво толкали ногой клетку:

— Тихо там! А то вот я кого-то сейчас опять пощекочу!

И грозные душегубы, совсем недавно наводившие ужас на половину великого Арвендейла, тут же надолго умолкали. Ибо пару часов назад некоторые из них испытали на собственной шкуре, что значит это самое «пощекочу» — когда рыпнулись предложить Егерям обменять свою свободу на несметные сокровища, якобы спрятанные вот именно на такой случай в неких потайных схронах.

Рыжий Мартин Ухорез с видом совершенно безучастным сидел в углу клетки. С той минуты, когда его привели в чувство, чтобы транспортировать в свежесобранную клетку, он не произнес ни слова. На лбу знаменитого разбойника красовалась внушительная сине-красная гуля, и голову он держал несколько набок.

Позади клетки темнел на телеге большой мешок, густо испачканный темной кровью.

Битюгом, тянувшим телегу с клеткой, правил Эвин.

Его свернутый в складку плащ и длинный меч в ножнах покоились на коленях — сидеть на облучке в полном облачении и вооружении было, конечно, совсем не так удобно, как в седле. Конь же Эвина трусил на привязи за скрипуче покачивающейся телегой. Трусил рядом с конем Гага, на крупе которого лежало тело самого Гага, привязанное к седлу, плотно обернутое серым плащом, который пропитали благовониями — чтобы животных не пугал запах мертвеца.

Дорога шла через негустой лесок, петляла между деревьями.

Эвин сидел на облучке, поджав ноги. Было что-то наивно мальчишеское в этой позе, и в том еще, как он постоянно с внимательным интересом чуть поворачивал голову на малейший звук и малейшее движение вокруг себя, как делают дети, попавшие туда, где никогда не были. Хотя маловероятно, конечно, что Эвину раньше не приходилось бывать в таких вот лесках…

Дорога была неровной, она то подпрыгивала, то стремилась вниз. Красное закатное солнце, раз за разом выныривая из-за верхушек разноцветных крон, бросало пригоршни ярчайшего света в глаза людям, на секунду озаряло лесок новыми красками. И Егеря, и разбойники от этого недовольно щурились, а Эвин, подлавливая моменты изменения освещения, напротив — шире распахивал глаза, приподнимаясь и оглядываясь вокруг. Должно быть, его отчего-то интересовало абсолютно все, что происходило с миром, в котором он жил…

Отряд остановился на привал, когда до сумерек оставалось немногим более часа. К тому времени лесок уже закончился, сменившись диким полем, на котором дорожная колея едва была видна за буйными побегами пыльного чертополоха. Егеря спешились и занялись приготовлением лагеря.

Они вытоптали немалую поляну, в центре которой выкопали яму глубиной по колено человеку, развели в этой яме костер из припасенных заранее сучьев, набрали воды из ручейка, бежавшего в близлежащей низинке… Поставили на огонь большущий котел, куда опустили вариться изрядный шмат мяса. Вскоре из котла потянулся приятственный парок, и разбойники в клетке зашевелились, захлюпали носами, зачмокали… А уж когда Крэйг сыпанул в котел пригоршню каких-то трав, запах стал таким соблазнительным, что душегубы не выдержали.

— Эй, сторожа-приглядчики! — осторожно подал голос бандит с замотанным окровавленной тряпкой бедром. — Нам ужин полагается ай нет?

— Я что говорил по поводу шума? — с притворной свирепостью обернулся к нему Манго. — Пощекотать?..

— Нет, правда же… — втянув голову в плечи и вцепившись руками в прутья клетки, проскулил разбойник. — В любой тюрьме узников кормят, нет такого закона, чтоб людей голодом морить. Жрать охота!

— А есть такой закон, чтобы невинных убивать-грабить? — осведомился Манго. — Или чтобы эльфийские иэллии для забавы жечь?

— Нам законы не писаны, — ответил на это бандит с черным провалом вместо правого глаза. — На то мы и вольные молодцы, чтоб жить по своей воле. А вы законов держаться должны. Иначе чем вы от нас отличаетесь?

— Верно Стю Одноглазый говорит! — зашумели разбойники, осмелев, потому что всякий человек смелеет, почуяв за собой какую-нибудь правду. — Жрать давайте, сторожа-приглядчики!

— Нет, в самом деле, зачем вы иэллии жгли? — спросил Мюр. — Какая вам от того польза?

Этот вопрос Егеря задавали банде Мартина Ухореза и раньше и не единожды, но разбойники всякий раз угрюмо отмалчивались.

Ничего не ответили они и теперь. Только все как по команде повернулись в сторону отстраненно недвижимого Ухореза, точно безмолвно прося разрешения… Тот разрешения не дал: усмехнувшись, запрещающе качнул головой.

— Ну, коли языки развязать не хотите, так и сидите голодными! — пожал плечами Мюр.

Разбойники приглушенно забухтели, однако полемику продолжать не посмели.

Эвин, прихватив кожаные мехи, направился к ручью — набрать воды, чтобы напоить коней, пасущихся стреноженными неподалеку. Крэйг сосредоточенно помешивал варево в котле, а Мюр и Манго в ожидании ужина затеяли фехтовать на ножнах от мечей. Поединок этот был вовсе не шуточный, парни явно тренировались и отдавались этому делу со всей серьезностью. Не ограничиваясь общеизвестными приемами, они скакали друг вокруг друга, выдавая замысловатые финты, и ножны их мелькали в предночной полутьме почти неразличимыми зигзагами. Увлекшись, парни принялись выделывать такие кувырки и кульбиты, что Стю Одноглазый из своей клетки с мрачным удивлением заметил:

— Правду говорят, что Полуночных Егерей никому в Арвендейле в честном бою не одолеть. Да и в нечестном, видать, тоже… Это что же было б, если они против нас с оружием пошли б? От нас бы в секунду мелкое крошево осталось…

Кажется, никто и не заметил, как Крэйг, оставив варево побулькивать на огне, покинул лагерь. Отправился в ту сторону, где паслись кони.

Стало уже совсем по-ночному темно. Отдалившись порядочно от костра в заранее избранном направлении, Крэйг притормозил, слепо моргая, прислушиваясь. И сразу уловил ухом конское усталое пофыркиванье, треск травы, а секунду спустя и услышал голос Эвина:

— Ты меня ищешь?

— А то кого ж?.. — отозвался Крэйг.

Он прошел еще несколько шагов, совершенно неслышно ступая в густой непроглядной темноте. И остановился, почувствовав, что юноша стоит прямо перед ним.

— Глаза у тебя, как у кошки, — заметил Крэйг.

— Глаза у меня, как у всех, — сказал Эвин из тьмы.

— Ну, значит, слух, как у совы.

— И слух обычный, человеческий. Твой Черныш забеспокоился, тебя почуяв, — в этом дело… Да ведь, по-моему, ты о чем-то другом хотел поговорить?

— Да.

Крэйг ненадолго замолчал.

— Это уже начинает происходить, — проговорил он. — Первая кровь уже пролилась. Помнишь мои слова?..

— Три дня назад, — подтверждая, что помнит, ответил Эвин, — примерно в этот же час.

— Верно…

— Я все посчитал! — заявил Гаг, подбросив в огонь только что переломленный надвое пук сухих веток. Пламя, съежившись на мгновение, вдруг пыхнуло ярче, осветив лица сидящих вокруг костра.

Гаг бухнулся на траву между Манго и Мюром и продолжал:

— Какого-нибудь обыкновенного домика мне не надо! Я хочу, чтоб… по-настоящему! Большой добротный каменный дом, такой… башенкой! И не где-нибудь, а на месте отцовской лачуги. Была лачуга, а станет — дом! С двускатной крышей, а на крыше высоченный шпиль, а на шпиле флюгер. Знаете, какой флюгер будет? Наш знак — голова гхарка и копье… Пусть все видят, чей дом-то! Я ведь из родной деревеньки уходил — голь голью! Как мать померла, отец все подчистую пропил. Даже одежку мою. Поверите, в соломенной повязке вместо порток уходил я из родной деревеньки! Вот соседи-то веселились! Отправился мальчонка в Утреннюю Звезду в Полуночные Егеря проситься! В соломенной повязке, с голым пузом!

Манго и Мюр с готовностью заржали, хотя историю эту слышали уже не в первый и даже не в десятый раз. Рассмеялся и Эвин. Командор Крэйг усмехнулся, погладив бороду.

— А я им тогда сказал, соседям-то: я, мол, вернусь еще! — говорил дальше воодушевленный реакцией аудитории Гаг. — А как вернусь, кланяться мне будете! Да еще и за честь это почитать! Да… Я все посчитал! Еще два года мне жалованье копить осталось, и тогда — моя очередь смеяться придет! Это ведь, братцы, такое счастье, — доверительно выдохнул он, — когда не в казарме обитаешь, а свое жилище имеешь, свое собственное! Когда жрачка своя, а не казенная, когда одежда своя… Да что там говорить! У меня ведь сроду ничего своего не было. Но будет, братцы, будет!.. — Гаг словно захмелел от предвкушения, заговорил быстро и горячо. — Человек — он только тогда человек, когда у него свое место в мире есть, свой кусок мира. Человек только тогда человек, когда он — хозяин! И вот за это-то — я зубами глотки готов грызть! Хоть гхарку, хоть оборотню, хоть увурту, хоть таргану… кому угодно!

Манго и Мюр снова засмеялись. А вот Эвину стало не до смеха. Неприятно укололи Эвина слова Гага.

Последнее время он часто задумывался о том дне, когда стукнет ему семнадцать лет. Когда по закону Империи он получит право сместить дядю-регента и стать лордом Утренней Земли. И как-то… не умещалось у него в голове, что же это на самом деле такое — быть лордом. Не мог он охватить разумом, как это так: легендарный замок, сотни лет защищающий земли Светлых рас от Темных тварей, необъятная земля вокруг, все люди, что ходят по этой земле, — все это будет его. То есть может быть его. Как-то не чувствовал он себя — лордом. Хозяином — не чувствовал он себя.

Верно, прав дядюшка Альва, с малых лет заменивший ему отца: не пришло еще время Эвину править Утренней Звездой. Конечно, прав дядюшка Альва. Разве когда-нибудь дядюшка Альва бывал неправым?

Но отчего тогда в душе юноши зловредным сорняком зреет досада? Отчего он, думая о скором дне совершеннолетия, неизменно чувствует себя… обокраденным, что ли?

Эвин поднялся, чтобы отойти по нужде. Честно сказать, не очень-то ему и хотелось, просто тошно было слушать захлебывающиеся откровения брата-Егеря.

Вышедши из светового круга, он услышал, как голос Гага вдруг сполз до жирного шепота. А чуть погодя приглушенно затарахтели Манго и Мюр.

«Обо мне ведь говорят!» — с неудовольствием догадался Эвин.

Двигаясь тихо, он вернулся на несколько шагов.

— …куда ему!.. — поймал он, словно рыбу за хвост, окончание фразы. — Наш графенок-то, как телок. Куда поведут, туда и пойдет. Ну, сами посудите, какой из него лорд?..

Это говорил Гаг.

Эвин болезненно поморщился. И вышел на свет.

Гаг тут же примолк. Смущенно кашлянул, опустил глаза и принялся с неестественной сосредоточенностью ковырять ногти кинжалом.

— За моей спиной меня и обсуждаете? — деревянным голосом осведомился Эвин.

— Да ладно… — буркнул Гаг.

— И чего мы такого страшного сказали? — проговорил Манго. — Обиделся, что ли? Зря. Брось, брат-Егерь!

— На правду не обижаются, — миролюбиво поддакнул Мюр. — Мы ж того… любя.

«Так и есть… — стукнуло в голове Эвина. — На правду не обижаются…»

Он все еще стоял, путаясь в мыслях, не находя, что ответить им.

— Садись, садись! — позвал Крэйг. — Сейчас похлебка поспеет.

Эвин остался стоять. Тогда Крэйг полностью развернулся к нему:

— Ну а коли не сидится — принеси еще пару охапок хвороста. Ночь, видно, холодная будет.

Эвин вздохнул. Обида понемногу отпускала. Он направился было снова в темноту, но тут у костра затрещал, стремительно разрастаясь, как колючий шар, многоголосый смех.

— Вот об этом мы и толковали! — воскликнул Мюр, хлопнув себя ладонями по коленям. — Какой же ты, к болотным троллям, лорд, ежели для нас — простых мужиков — за хворостом готов броситься по первому зову! Ну?

— А еще обижается! — присовокупил Манго.

— Правду никому неприятно слышать, — важно кивнул Гаг.

— Простите великодушно, ваше сиятельство! — дурашливо искривил спину в неуклюжем поклоне сидящий Мюр. — Не гневайтесь на чернь низкородную…

— Можеть, енто-того… — ломая язык, затараторил задира Манго, — нам убраться подальше от вашего сиятельства? Можеть, в вашем благородном носе от мужицкого духа свербить?.. Не извольте беспокоиться, мы это мигом…

А Гаг, чуть приподнявшись, выдал задом протяжную руладу и тут же исказил физиономию в притворном ужасе:

— Не велите казнить, благородный лорд!.. Не нарочно!..

Подобные изысканные шутки в этой компании были делом обычным, но на этот раз Эвин, вместо того чтобы рассмеяться вместе со всеми, вдруг даже похолодел на секунду от неожиданной обиды. Эвин метнулся к шутникам — и мгновенная ярость проступила на его лице — как взлетает из-под спокойной воды морда речного чудища. Трое повскакивали со своих мест. Только Крэйг остался сидеть.

— Охолонь! — твердо проговорил он. — Чего ты взбесился, Эвин? А вы, жеребцы, хорош ржать! А ну успокоились все! — уже громко, командно прикрикнул он. — Сядьте!

И все сели.

— Вам, троим, — строго сказал здоровяк, — поменьше трепаться надо бы. А тебе, Эвин, нелишне было б уяснить: каждый человек стоит того, чего он на самом деле стоит. А не того, что фантазирует о себе.

— Мы же… Полуночные Егеря! — Эвин еще взволнованно дышал. — Мы же братья друг другу! Что с того, что я за хворостом пошел?! Каждый из вас не пошел бы, если его попросят?

— Конечно, пошел бы, — мирно проговорил Крэйг и погладил бороду. — В этом-то и дело. Ты — Полуночный Егерь, Эвин. Воин, наученный сражаться с Темными тварями.

— Я — виконт Эвин Сторм! Сын Адама Сторма из рода Стальных Орлов! Полноправный наследник Утренней Звезды! И — если на то будет мое желание — я стану лордом в день своего семнадцатилетия! У меня есть на то законное право!

На этот раз никто не засмеялся. На Эвина, своего парня Эвина, брата-Егеря, посмотрели с удивлением.

— Никто с этим не спорит, — сказал Крэйг. — Все правильно, все так и есть. Только вот… Пять лет ты учился владеть всеми видами оружия, используемого человеком, пять лет ты изучал повадки Темных тварей, пять лет учился сражаться с ними, пять лет ты постигал особые заклинания боевой магии, доступные лишь Полуночным Егерям. А каким еще опытом овладел ты за эти годы?

Эвин промедлил с ответом, и Крэйг задал новый вопрос:

— А что будет, если лорда Утренней Звезды, сэра Альву Сторма, твоего дядюшку и нашего господина, поставить против стаи тарганов? Или против парочки пещерных увуртов? Одолеет ли он тварей?

— Под командованием сэра Альвы гарнизон Утренней Звезды, — воскликнул Эвин, — да еще две сотни Стражей из Крадекрама и Эллосиила! Сэру Альве незачем лично сражаться!

— Вот ты и ответил на свой вопрос, — прервал его Крэйг. — Сэр Альва — лорд, а вовсе не простой воин. Думаешь, править огромным замком и обширными землями — проще, чем сражаться с Темными?

— Понятно, не проще…

— Сэр Альва Сторм, лорд Утренней Звезды, — веско проговорил здоровяк, — не выстоит в бою один на один с Темной тварью. Как сэр Эвин Сторм, Полуночный Егерь, не справится с обязанностями лорда.

— Справлюсь! — не подумав бухнул юноша. — Я рожден лордом!

— Сейчас не разум твой говорит, — нахмурился Крэйг, — а оскорбленное самолюбие. Хорошенько запомни одну вещь: если профан взваливает на себя великое дело, жди великих несчастий. Жди большой крови…

Эвин снова молчал. Что-то непонятное творилось в его душе. Он отлично понимал все, что говорил ему Крэйг, но какая-то часть сознания юноши бурно протестовала против этого понимания. Вероятно, впервые в жизни он в самом деле почувствовал себя лордом. Точнее — ощутил, что может почувствовать себя лордом, ощутил, что имеет на это право. Так всегда и бывает: когда у тебя что-то пытаются отнять, тебе это что-то сразу становится нестерпимо дорого…

— Если будет на то мое желание, — упрямо повторил Эвин, — я не отдам дядюшке Утреннюю Звезду.

— Послушай, Эвин, я хочу тебе добра… Я хочу предостеречь тебя. Послушай! Графство Утренней Звезды процветает исключительно потому, что им правит сэр Альва! Во всем Арвендейле нет владений, где бы людям жилось так хорошо и сыто, как здесь. И всем нам, кому выпало родиться в этом графстве, преступно даже думать о возможных переменах!

— Эвин, брат, пошутили и хватит! — вякнул было Мюр.

— Муха тебя какая-то, что ли, укусила? — предположил Гаг. — А ну дай лапу!..

— Я не хочу больше говорить об этом, — отрезал Эвин и сам подивился тому, как это вышло у него внушительно… естественно внушительно.

Протянутая к нему рука Гага неловко повисла в воздухе.

Крэйг тут же замолчал, вздернув косматые брови высоко на лоб.

— Как вам будет угодно, ваше сиятельство, — не-громко проговорил он.

И снова никто из сидящих вокруг костра не засмеялся. И Крэйг в тот вечер более не продолжал этого разговора.

Поотдаль лизали мглу нервные языки костра. Искры взлетали к небу, на котором вовсю уже спели холодные звезды, искры взлетали к небу да еще глухой перестук сталкивающихся ножен, да еще задорные выкрики Манго и Мюра. Только голоса Гага не было слышно. Потому что Гаг, неподвижный, бездыханный, неживой, лежал закутанным в пропитанный благовониями плащ на сырой от ночной росы траве, недалеко от костра, на границе света и тьмы.

— Помнишь мои слова? — спросил Крэйг невидимого в темноте юношу. — Если профан взваливает на себя великое дело, жди великих несчастий. Жди большой крови. И первая кровь уже пролилась…

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то ты не понимаешь. Гаг…

— Брат-Егерь Гаг погиб в бою! Ты ведь сам говорил, командор!.. Ты говорил, что в темноте…

— Гага убил ты, — коротко произнес командор, и Эвин тут же замолчал. — Потому что он пытался убить тебя. Разве не так? Ты это знаешь. И я это знаю. И Мюр с Манго это знают.

— Зачем же ты тогда?..

— Чтобы поставить точку в этом происшествии. Потому что иначе неизменно будут всплывать вопросы, ответы на которые никому не принесут ничего хорошего. Почему сейчас я снова — наедине с тобой — поднимаю эту тему? Чтобы еще раз предостеречь тебя: когда профан взваливает на себя великое дело, жди великих несчастий. Ты рожден лордом, брат-Егерь Эвин, а значит, у тебя достанет ума и воли поступать так, как необходимо во благо твоей земли и твоего народа. Род Стальных Орлов — древний и славный род, Адам Сторм, твой отец, был великим воином, лордом Утренней Звезды и командором Полуночных Егерей. Я сражался под его началом, когда был таким же юным, как ты сейчас… Славные времена! Грозные времена… Темные твари были все еще достаточно многочисленны, противостоять им стоило значительных усилий, поэтому неудивительно, что основное внимание и время сэр Адам тратил на войну с ними. Замок Утренняя Звезда оставался непреодолимой преградой на пути Темных в Арвендейл, а вот земли графства находились в бедственном положении. Твой отец с честью исполнил свое предназначение, большинство тварей было истреблено, их гнезда и логова в ближайших пределах Тухлой Топи — разорены, и поток Темных окончательно иссяк. После смерти сэра Адама долг править Утренней Звездой взял на себя сэр Альва. Кто скажет, что сэр Альва — скверный лорд?

— Сэр Альва — рачительный хозяин и талантливый управитель! — с гордостью сказал Эвин.

— Нужен ли Утренней Звезде иной лорд? — спросил его командор Крэйг. — Можешь ли ты сейчас стать лордом лучшим, чем твой дядюшка?

— Я… — начал было Эвин и замолчал, не закончив.

— С того времени, как Утренней Звездой владел сэр Адам, все изменилось. Война с Темными завершена. Твари иногда еще показываются в Арвендейле, выбираясь из тайных логовищ, но страшной угрозы, исходящей с Тухлой Топи, места основного обиталища Темных, уже не существует. Мы подбираем недобитков. Нашим землям уже не нужен лорд-воин. Нашим землям нужен лорд — как ты верно сказал — рачительный хозяин и талантливый управитель. И это понимают все.

— И Гаг?.. — тихо спросил Эвин. — Понимал?..

Командор Крэйг не ответил на этот вопрос. Он сказал только:

— Думаешь, случайность, что этот… неприятный инцидент произошел сразу после того, как ты во все-услышание объявил о своем намерении?

— Ты имеешь в виду… — не дождавшись ответа, сызнова начал юноша, — Гаг, улучив удобный момент, ударил меня в спину ножом, потому что не хотел, чтобы я становился лордом?

— Разве ты не думал об этом?.. — заговорил Крэйг. — Впрочем, вряд ли простой парень Гаг, пределом мечтаний которого был домик в родной деревне на зависть соседям, обуреваем столь высокими думами о судьбе графства…

— Ему заплатили? — спросил Эвин, и по голосу его ясно было, что он ужаснулся. — Ему заплатили, чтобы он наблюдал за мной и, в случае, если я?..

— Нельзя с уверенностью отметать этот вариант.

— Да не может быть! Это же… Гаг! Наш Гаг! Брат-Егерь Гаг! Не верю! И не понимаю…

— Ты еще мальчик, Эвин, — просто ответил Крэйг. — Ты многого пока не понимаешь.

— Кто мог заплатить Гагу?

— Тот, кому выгодна текущая ситуация, конечно. Тот, кто не желает ничего менять.

— Кто именно? Погоди… Дядя? — изумился юноша. — Ты с ума сошел? Мой родной дядюшка, заменивший мне отца, воспитавший меня? Хочешь, сказать, это он? Может быть, ты еще скажешь, что и братья мои, Элиан и Эдгард, сгинули по его вине?! Я его прямой наследник, рано или поздно я все равно сяду на престол Утренней Звезды, какой смысл ему убивать меня?!

— Не кричи. Не нужно, чтобы ребята нас услышали, ни к чему это… Почему сразу сэр Альва? И кроме него в землях Утренней Земли есть достаточно тех, кому по сердцу правление твоего дядюшки и кто опасается того, что ты станешь лордом.

— Но кто же?!

— Откуда я знаю, Эвин? Повторяю, я завел этот разговор, чтобы предостеречь тебя. Как бы то ни было, но, если ты не откажешься от своего… дурацкого намерения, прольется еще кровь, прольется еще много крови. Ибо есть истина истин: если профан взваливает на себя великое дело, жди великих несчастий. Вот и все, что я хотел тебе сказать.

Эвин молчал.

— Послушай… — негромко проговорил Крэйг. — Почему ты так жаждешь Утренней Звезды именно теперь? Тебе еще нет семнадцати, а ты хочешь взвалить на себя этот тяжеленный груз, почему? Впереди у тебя долгая жизнь. Да, в конце концов ты все равно станешь лордом родового своего замка, сменив сэра Альву, одряхлевшего и обессилевшего. Но — вот что я скажу тебе — я вижу, что у тебя другой путь. Ты воин, Эвин, прирожденный воин. Тебе дарован особый, редкий по мощи талант. И глупо будет зарыть этот талант в землю. Ты уже сейчас лучший из лучших, что же будет, когда возмужаешь? У каждого свой путь. Кому-то предначертано стать лордом-хозяином, кому-то воином. А кому-то, как твоему дядюшке Акселю, выдающимся магом, способным проникать умственным взором в самые глубины чародейских премудростей…

Эвин молчал.

— Тебе нет нужды заботиться о пропитании, — добавил Крэйг. — Если тебя не прельщает путь воина, ты всегда можешь оставить бранное поприще, вернуться к спокойной и обеспеченной жизни. Охотиться, путешествовать, пировать… Да что угодно! Жениться! Юные леди Арвендейла в очередь выстроятся, объяви ты только о намерении найти супругу. Его сиятельство ведь обещал тебе любой замок в графстве, какой захочешь…

— Любой, — подтвердил Эвин, — только не Утреннюю Звезду.

— Да свет, что ли, клином сошелся на той Звезде!.. — с досадой поморщился командор. — Почему все-таки?

— Потому что она моя по праву, и потому что пришло мое время… — тихо ответил юноша. — Зачем мне другой замок? Помнишь, как говорил Гаг? Человек только тогда человек, когда у него свое место в мире есть. Утренняя Звезда — разве не мое место? Ничего другого-то у меня нет. И никогда не было. У меня вообще нет ничего своего…

— Как и у многих из нас, — вставил командор.

— Да я не об этом! Не о материальном. Вернее, не только о материальном. Я и сам по себе — как бы не свой. Непонятно, какому миру принадлежу. Разве братья-Егеря воспринимают меня ровней? Для них я — графенок, которому вздумалось приключений поискать, высокородный баловник, у которого почему-то все легко получается. А для придворных в родном замке, наоборот, я — чудак, шатающийся с мечом в руках по медвежьим углам графства, вместо того чтобы… — Эвин прервал себя, замолчав на середине фразы. Кажется, те слова, что вырвались у него сейчас, он не собирался произносить.

— Да к болотным троллям этих твоих придворных… — подождав немного — не продолжит ли юноша речь, тихо проговорил Крэйг. — А насчет наших ребят. Не нам их судить. Люди теперь приходят в Полуночные Егеря за хорошим жалованьем, чтобы заслужить себе достойную жизнь, а не по какой-то иной причине. А когда-то все было совсем не так…

— И… я не хочу спокойной жизни в тихом замке, командор, — сказал еще Эвин. — Я хочу делать что-то, что действительно важно — не только для меня одного, но и для всех вокруг. А что может быть важнее, чем стоять на страже Арвендейла?

— А сейчас ты не стоишь на страже Арвендейла?...

Источник - knizhnik.org .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5