Черный день
постъядерный роман

Моей жене и сыну.
С надеждой, что этого не случится.

Есть высшая на свете справедливость,
И может статься, сквозь кольцо радаров
Вам отольются горестные слезы
Грозой ракетно-ядерных ударов!
"Америке". А. Харчиков

 .........

 

Часть 1

Огонь

От края до края
Небо в огне сгорает
И в нем исчезают
Все надежды и мечты…

«Ария». «Потерянный Рай»

Глава 1

«Гробовщик»
Время Ч — 14

Этот длинный и суматошный день начался для Сергея Борисовича Демьянова еще вечером дня предыдущего.

Когда раздался звонок, он был уже в полудреме. Он в последнее время и так частенько ложился рано, а в этот раз настолько умаялся на своей основной работе в заводской охране, что, придя домой, провалился в сон, только коснувшись кровати.

Демьянов не торопился отвечать. Ему и в голову не пришло, что кто-то станет искать его в пятницу в половине двенадцатого. Не такая у него была жизнь. Но настырная трель телефона не унималась, и он поднял трубку, готовый послать ошибившегося номером недоумка к чертовой матери и еще дальше.

— Алло?!

— Привет, Борисыч. Выручай, у нас тут ЧП.

— Да, Игорь Максимович?

Демьянов сменил тон на более терпимый, но без угодливости. Все-таки директор был моложе его почти на десять лет.

— Мне тут шепнули, с утреца проверка нагрянет. Из главного управления по ГО и ЧС. Наш бункер будут проверять. Мать моя женщина, целый генерал приедет.

Голос собеседника показался майору взволнованным.

— У них там наверху кому-то конкретно вожжа под хвост попала, — продолжал Игорь Максимович в своей обычной развязной манере. — Мне кореш из Нижнего звонил, работает в вашей конторе. Говорит, вечером пришла директива из Москвы и сейчас там все на ушах. В одном тракторно-бульдозерном парке всю работу парализовали. Диспетчеров, шоферов, механиков, даже дворников забрали. Предъявили ордер, взяли автокран, два бульдозера, экскаватор. Отрабатываем, мол, спасательную операцию в зоне сильных разрушений. Загоняли всех насмерть. Типа, отрабатываем действия по сигналу «Набат», так вот. По результатам составили длиннющий список нарушений и натянули базу на двести МРОТов. А твоего коллегу тамошнего — на пятьдесят. Вот и думай.

— Это как так? — не поверил Демьянов. — Сроду такого не было. Да еще и в выходной…

— Я говорю, совсем озверели. А по новому кодексу могут хоть твой тарантас забрать и из квартиры пинком под зад выбить, если чего не понравится, — то ли в шутку, то ли всерьез добавил директор.

Демьянов напрягся. Слишком свежи были воспоминания о времени, когда перед ним действительно маячила такая перспектива. Тогда он четвертый месяц сидел без работы и третий — не платил за квартиру и коммунальные услуги. Еще немного, и оказался бы на улице. Спасибо однокашнику, помог в трудной ситуации, подыскал местечко «гробовщика» на муниципальной автобазе. Это уже потом Демьянов окончил курсы частных охранников, получил лицензию и смог найти место чуть более хлебное. Но тогда без этих одиннадцати штук в месяц он протянул бы ноги.

Правда, работой это можно было назвать с большой натяжкой, особенно когда за плечами опыт реальных дел. Поначалу, после армии и МЧС, бесполезное перекладывание бумажек казалось ему даже унизительным. Но ничего, человек ко всему привыкает. Все лучше, чем бутылки собирать.

— Так что завтра ноги в руки и бегом туда, — подытожил директор базы. — На тебя вся надежда. Чтоб все по высшему разряду. Потом не забудь ко мне зайти, расскажешь. Ну все, бывай.

В трубке раздались гудки, а Демьянов еще несколько секунд сидел, переваривая услышанное. Эх, жизнь-жестянка… У него были такие планы на завтрашний день. Он собирался неспешно позавтракать, потом отправиться в гараж, поковыряться в моторе капризного «жигуленка», потом вывести его из гаража и после двух часов в кошмарных городских пробках, часа по трассе и еще одного по плохоньким районным дорогам оказаться в месте с чудным названием Рябчинка. Посидеть с удочкой над тихой речкой, а может, и с бреднем походить.

А вместо этого придется во внеурочное время заниматься играми в ГО.

Го. Есть такая древняя японская игра, заключающаяся в передвижении бусин по многоклеточному полю. Они занимались примерно тем же. Из недосягаемых штабов приходили бумаги — с требованиями «предоставить», «обеспечить», «исполнить до…». В ответ на них на местах напрягали фантазию и стряпали отчеты, доклады, создавая на бумаге же подразделения и службы, потом читали лекции, на которых народ зевал и недоумевал, зачем же это нужно; потом писали заведомо невыполнимые планы, которые все равно никто не собирался выполнять.

ГРОБ. Какое говорящее название.

За два года работы в этой сфере Демьянов хорошо уяснил главную военную тайну страны. Она заключалась в том, что никакой гражданской обороны давно нет.

Есть система пускания пыли в глаза, когда государство обманывает своих граждан иллюзией безопасности, требуя от них взамен спокойствия и подчинения. И какие бы миллионы «деревянных» ни пускались на это дело, какие бы катакомбы ни возводились под землей, система не была готова ни к чему такому, что серьезнее лесного пожара или конфликта с племенем горных пастухов.

Пусть в последние годы те, кто сидел наверху, стали малость лучше осознавать угрозы современного мира. Пусть начали в спешном порядке подыскивать силы и средства, адекватные этим угрозам. Но все это было впустую, потому что отсутствовало главное — объект защиты. Не стало народа, вместо него хрюкало оболваненное скопище своекорыстных индивидуумов, объединенных только общими праздниками.

ак что некому было защищать, нечем, да и некого.

В отличие от Демьянова, отдавшего МЧС почти пятнадцать лет жизни, на большинстве предприятий делами гражданской обороны ведали женщины и пенсионеры, в лучшем случае — совместители, для которых вся эта хрень была делом ненужным и непонятным. Что касается нештатных формирований, на которых в случае чего легла бы основная тяжесть спасения пострадавших и восстановления разрушенной экономики, то чаще они существовали только в мире документов. Их личный состав мог даже не подозревать об оказанной ему чести. В лучшем случае эти службы имелись в реальности, но были заточены сугубо под катастрофы мирного времени. О войне никто не заикался, как о том, чего не может быть, потому что не может быть никогда.

Демьянов часто ловил себя на мысли, что если о ком-то и позаботится государство в «час Ч», то только о собственных функционерах. Для них уже наверняка все построено, оборудовано и снабжается по высшему разряду. А остальных, даже персонал стратегических предприятий, оно выкинет за борт с легкой душой. Выплывут — герои. Потонут — вечная память. Но никто в высших эшелонах сна не лишится. Может, там даже вздохнут с облегчением, ведь в условиях послевоенного времени запасы продовольствия, медикаментов и фонд временного жилья будут резко ограничены.

Вот такие невеселые мысли теснились в голове руководителя структуры ГО объекта экономики.

Только идиот может думать, что войны начинаются из-за ущемления прав человека. Правда, никто не мешает этому идиоту быть президентом единственной сверхдержавы. Но при условии, что страной управляют совсем другие люди, дергая его за ниточки, как паяца.

С самого начала человеческой истории войны велись ради ресурсов, будь это охотничьи угодья, плодородные поля или нефтяные месторождения. Но это была странная война. Конечно, и в ней сырьевой фактор имел значение. Но только косвенное, второстепенное.

Война велась ради уничтожения избыточного количества землян, способных эти ресурсы потреблять. Своими методами она напоминала дезинсекцию — настолько несопоставимыми казались силы сторон. Кто объявляет войну тараканам? Их просто засыпают дустом, не вспоминая о Женевской конвенции.

Но эта страна была крепким орешком, и именно поэтому с ней нельзя было тянуть. Нет, она не набиралась сил, просто сам дезинсектор слабел с каждым годом. Вопрос стоял так: сейчас или никогда.

Тянуть было нельзя. Последние десять лет экономика планеты практически не выходила из штопора. Лишь изредка обвал сменялся плавным скольжением вниз. В такой ситуации особенно уязвимо себя чувствовал мировой гегемон.

Капитализм знал всего один выход из глобального кризиса. Войну. И чем глубже кризис, тем сильнее нужна встряска. Все знают, что почти сто лет назад не «новый курс» Рузвельта вывел США из Великой депрессии. Ее спасли военные заказы, которые посыпались из объятой огнем Европы.

История повторялась на новом витке. Исцелить экономику Соединенных Штатов от Величайшей депрессии, сбросить с них триллионные долги и сделать весь мир их должниками могла только бойня масштаба Второй мировой.

Так они думали.

Огромный — больше почившей МКС почти в два раза — спутник напоминал по форме восьмерку. Превосходил он международную станцию и по стоимости своей электронной начинки, следящей аппаратуры и вычислительных машин. Но объект, неподвижно висевший над заданной точкой земной поверхности уже второй год, не был научно-исследовательской станцией. Хотя то, что он собирался совершить, с некоторой натяжкой можно было назвать экспериментом. Не был он и метеоспутником, пусть при определенных обстоятельствах мог влиять и на погоду.

Многоцелевая боевая платформа «Дамокл-4» существовала в единственном числе. Что и немудрено. Ведь даже ресурсов всего «свободного мира» не хватило бы на строительство и эксплуатацию, скажем, десяти подобных монстров. Да в этом и не было нужды. Спутник предназначался для особых задач. Тех, которые не могли выполнить даже ракеты с тактическими ядерными зарядами.

До этого он тихо висел в безвоздушном пространстве вдалеке от бурь, сотрясавших земной шар. Висел, ожидая сигнала — неповторимой комбинации цифр, которая вовлечет его в процесс всепланетной трансформации материи, называемый войной.

Не он ее начал. Этот маховик был запущен внизу, в кабинетах политиков и военных штабах. Ему лишь отведена роль застрельщика, оружия первого удара.

Мощная система наведения помех скрывала его до поры до времени от электронных глаз противника, маскируя под космический мусор. Мегаваттный атомный реактор мог щедро питать энергией «главный калибр» боевой платформы — десятитонное орудие Гаусса. На поверхности Земли из-за сопротивления атмосферы ее мощности было бы недостаточно, чтобы разогнать обычную пулю. Но здесь, в сверхразреженном воздухе, немногим отличающимся от вакуума, все было по-другому. Здесь «рельсовая пушка» вполне могла разогнать трехсоткилограммовую болванку из обедненного урана.

Электронный мозг «Дамокла-4» занимался своим любимым делом — тестировал все системы, отправляя сигналы по многократно дублированным цепям.

Но сегодня была не обычная проверка, а аврал. Рутинный порядок работы был грубо нарушен еще два дня назад, когда сверхчувствительные наружные датчики зафиксировали всплеск ионизирующего излучения. Теперь треть из них уже вышла из строя. Если бы главный компьютер платформы мог испытывать эмоции, то он почувствовал бы страх.

Но угрожавшая колоссу опасность не была делом рук человека. В космосе происходили процессы таких масштабов, которых людям с их тараканьими силами никогда не достичь.

Светило выбрасывало из себя миллионы тонн плазмы в секунду, «солнечный ветер» подхватывал и нес во все концы Солнечной системы плотные рои заряженных частиц. Отраженным светом горел естественный спутник Земли. Полыхали радужными огнями Меркурий и Венера. Их жители, если бы такие имелись, могли бы наблюдать яркую иллюминацию круглые сутки.

Корпус боевой платформы был не чета гражданским спутникам связи. От рядовой солнечной бури она была защищена даже надежнее, чем МКС-2, ведь «научное» оборудование, установленное на ней, ценилось выше, чем жизни астронавтов. Но многослойную танковую броню, позволяющую экипажу выжить даже рядом с взбесившимся энергоблоком АЭС, на спутник все-таки не навесишь. А такой уровень солнечной активности едва ли случался на короткой памяти человечества.

Так силы небес вмешались в историю Земли. Они дали ей не направление, а только легонький толчок, без которого она, скорее всего, обошлась бы с тем же результатом.

Уровень солнечной радиации быстро шел на спад, но свое дело она уже сделала, нанеся самым уязвимым узлам боевой платформы чудовищный урон. Сколько еще мог выдержать «Дамокл», прежде чем превратиться в десять тонн орбитального хлама, не решался сказать ни один специалист. Три дня? Два? А может, и сутки. Если бы спутник мог чувствовать, то он кричал бы от отчаяния. Погибнуть втуне, так и не выполнив своего предназначения. И это притом, что стоишь ты, считая с начала проектных работ, почти сотню миллиардов долларов!

Он не мог знать, что в этот момент внизу в огромном пятиугольном здании решалась как раз его судьба. По совокупности причин операцию предполагалось провести в течение месяца. Но из-за чрезвычайных обстоятельств сроки были пересмотрены в сторону сокращения.

Тем временем четыре десятка его собратьев устаревшей модели D-1, одноразовые спутники-камикадзе, несущие на борту по одному ядерному заряду, тоже начали выходить на позиции. Треть их уже вышла из строя от интенсивной солнечной бомбардировки, половина оставшихся получила повреждения, близкие к критическим. Любой день промедления грозил новыми потерями. Высоколобые ребята из НАСА не могли сказать точно, не чреват ли этот природный феномен новым всплеском, не будет ли тот продолжаться до полной гибели орбитальной группировки.

Дальше ждать было нельзя. Начался последний отсчет.

Время Ч — 8.30

Он пришел туда первым, без двадцати шесть.

Небо еще только начинало бледнеть, на востоке заря проступала слабыми алыми пятнами, наполовину скрытая шеренгой недавно возведенных двадцатипятиэтажек.

Демьянов давно не вставал так рано. Первым, что он отметил, выйдя во двор, была огромная, едва ли не в четверть луны, слабо мерцающая блямба, что висела, казалось, прямо над подсвеченными сигнальными огнями вершинами двух новых высоток. Должно быть, Венера. Или Марс. Или комета какая-нибудь. Он был не силен в астрономии. Но почему эта штука так ярко светится?

Улицы были пустынны, будто город выкосила эпидемия, и тишина стояла такая, что звук его собственных шагов разносился чуть ли не на километр, так никем и не услышанный. Только по проспекту проносились редкие машины да изредка мелькал силуэт дворника во дворе, заставленных автомобилями.

Тишина и покой, разлитый в прохладном воздухе, настраивали на философский лад. Невольно на ум начали приходить странные мысли о бренности сущего, бесконечности пространства, быстротечности времени… Обо всей той ерундистике, которой Демьянов не забивал голову лет тридцать, еще с армии.

Университетский проспект был черен и пуст. В огромных домах по обеим его сторонам светилось едва ли два десятка окон. Это были ранние пташки или, наоборот, полуночники, засидевшиеся в хорошей компании. Вымерший город. Было в этой картине что-то одновременно пугающее и завораживающее.

Суббота. Почти все спят. Только ему приходится тащиться черт знает куда из-за того, что каким-то идиотам в погонах вздумалось поиграть в «Зарницу». Слава богу, живет он недалеко, а то пришлось бы выходить еще раньше. Какой транспорт ходит в такую рань? Такси? Полно вам, не с его зарплатой.

Это место всегда вызывало у него необъяснимую неприязнь. К поклонникам диггерской романтики Демьянов не относился и, как любой нормальный человек, не видел в огромном подвале, темном и грязном, ничего занимательного. Но существовала и другая причина. Запах. Убежище не воняло, нет… Но, как в любом помещении, куда люди не заглядывают годами, воздух в нем приобрел специфический нежилой — или лучше сказать «неживой»? — дух.

Так что он предпочел бы оставить это место в покое и не спускаться туда еще лет пять. А лучше десять. К тому времени он выйдет на пенсию, а с убежищем пусть разбирается его преемник.

Но ситуация сложилась такая, что без него никак. К прибытию комиссии убежище должно сверкать и сиять. Когда явятся «добровольные» помощники из числа рабочих базы, надо будет четко обрисовать им круг задач этого внепланового субботника, которому они, естественно, не будут рады, несмотря на обещанный директором отгул, потому что дел будет непочатый край.

Представитель фирмы-арендатора опаздывал, а без него нельзя было попасть в помещение для укрываемых, занимавшее половину убежища, куда проверяющие вполне могли заглянуть. Но можно было распечатать запасный вход, спуститься вниз, пройти в пункт управления и проверить там исправность основных систем. Это первое, на что будет смотреть комиссия.

Подземный переход был построен совсем недавно. Он встретил раннего гостя неласковым резким светом ламп. В это время в нем почти не было прохожих. До открытия павильонов оставалось еще два часа, и некому было увидеть, как неприметный человек остановился у неприметной решетчатой заслонки в стене. Хотя даже заметь его кто-нибудь, он принял бы майора за монтера или электрика. Демьянов и выглядел соответственно — старый потертый камуфляж, резиновые сапоги и ящик с инструментами через плечо. Руку его оттягивала пятилитровая канистра, внутри которой булькала солярка.

Люди невнимательны к тому, что впрямую не касается их жизни. Тысячи мужчин и женщин каждый день проходили мимо этой решетки, но мало кто из них задался вопросом о том, что же находится за ней.

Майор долго возился с дверью. От времени замочная скважина и сами механизмы замка заросли грязью, и когда он наконец справился с ней, дважды повернув ключ против часовой стрелки, его руки были в ржавчине, а одежда в паутине и нападавшем с потолка соре. Несмазанные петли жалобно скрипнули, когда решетка, закрывавшая вход в убежище от любопытных глаз, подалась в сторону. Перед Демьяновым оказалась обычная лестница, которая могла бы вести в типовой подвал жилого дома. Оттуда тянуло сквозняком и сыростью.

Отряхнувшись, — хотя чего ради, если там, куда он идет, еще грязней? — он достал аккумуляторный фонарик, последний раз оглянулся и шагнул вниз. Майор нахмурился, заметив налет ржавчины на трубах, тянущихся вдоль стены, и начал осторожно спускаться по крутой лестнице. Его резиновые сапоги звонко шлепали по бетонным ступеням, но он по опыту знал, что наверху это никто не услышит. Подземелье поглощало все звуки. Решетку он предусмотрительно закрыл за собой. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь бомж забрался сюда в поисках цветного металла.

Лестница нырнула в сырую мглу, и Демьянов почувствовал, что воздух стал влажным и липким, как аэрозоль.

«Вряд ли грунтовые воды, — подумал он. — Скорее родной ЖЭК подкачал, опять у них что-то прорвало. Дай бог, чтобы воды по щиколотку не оказалось».

Но его опасения не подтвердились. Внизу было сыровато, но не более того. Цементный пол оказался сухим, с потолка не капало, лишь влага конденсировалась на металлическом тюбинге белым инеем да пар валил изо рта. Здесь оказалось холодно. Адски холодно, несмотря на то, что наверху продолжал бушевать раскаленный август.

И зимой и летом температура в убежище держалась на уровне трех-пяти градусов тепла. Не так уж мало, но почему-то майора, коренного сибиряка, пробрало до костей, несмотря на теплый свитер.

Мертвый, застоявшийся холодный воздух охватил его со всех сторон. Демьянов вспомнил деревенский погреб, куда он ссыпал выращенную на «мичуринском» участке картошку. Но атмосфера здесь была другой — к запаху земли примешивался горький, терпкий дух. Дизтопливо, смазка, окисляющийся металл? Пожалуй.

Спуск заканчивался небольшой площадкой, напоминавшей лестничную клетку подъезда. Это был внешний предтамбур, «предбанник» убежища.

Здесь уже было темно как в могиле. Свет из подземного перехода сюда не доходил, а единственная лампочка под потолком была вывернута в незапамятные времена.

Зажав фонарь под мышкой, Демьянов начал открывать массивную дверь, настолько пыльную, что на ней можно было писать как на классной доске. Открутив разводным ключом болт, удерживающий тяжелый засов, майор поплевал на руки, навалился всем телом и по сантиметру отодвинул тяжелую бронеплиту из двадцатимиллиметровой стали. Одностворчатая дверь убежища полностью ушла в стенной паз, открыв проход уже в настоящий тамбур-шлюз.

Стены и пол его были выложены синим больничным кафелем. В потолке имелись распылители, похожие на систему автоматического пожаротушения. Здесь должны проходить дезактивацию аварийно-спасательные команды, возвращающиеся из зоны заражения, смывая с себя радиоактивную грязь, чтоб ни грамма ее не занести внутрь.

Этот вход был запертым три года. Арендатор, частная фирма, занимавшаяся поставками продуктов питания, использовала объект как склад, а заодно и как огромный дешевый холодильник для не скоро портящегося импорта.

Но для своих целей фирмачи задействовали первый, главный вход, что располагался в противоположном конце убежища. Он выходил прямо на их же мини-супермаркет — павильон, сооруженный на скорую руку из панелей и крытый сайдингом, какие в начале века как грибы после дождя выросли по всей стране. Демьянов видел в них верный признак приближения хреновых времен. Ведь это не капитальные сооружения, а времянки, больше чем на пятнадцать лет не рассчитанные.

К главному входу по пандусу могли подходить грузовики, и двустворчатые броневые ворота были постоянно открыты. Демьянов подумал, что электромоторы, открывающие их, находятся в нерабочем состоянии, а может, разобраны по винтикам или целиком перекочевали в чей-нибудь гараж. Именно ему и предстояло это проверить.

Единственное в этой части города бомбоубежище высшего класса защиты не было наследием. Нет, это был новодел. Его построили всего семь лет назад, в эпоху крушения последних иллюзий о мирном сосуществовании с «цивилизованным миром». Тогда, в начале десятых годов, когда короткая разрядка на Западе сменилась новым раундом антироссийской истерии, в России развернулась амбициозная программа по укреплению гражданской обороны. Несмотря на кризис в экономике, с легкой руки власти миллиарды выделялись на строительство новых защитных сооружений и приведение в порядок старых.

Сам Демьянов предпочел бы, чтоб эти деньги пустили на что-то другое. Спору нет, защита — дело нужное. Но как-то трусливо это, мелкотравчато — вместо того чтобы приводить в порядок ядерный меч, зарываться под землю в ожидании бомбежки. А ядерный арсенал постоянно съеживался как шагреневая кожа.

Объект под номером 28-В был крупнейшим за Уралом гражданским бомбоубежищем. Краем уха Демьянов слышал, что проект оценивался в сумму с шестью нулями в долларовом исчислении. Разумеется, кто-то отпилил от нее по сладкому кусочку себе, жене, свату, брату и т. д., как всегда у нас бывает. Но убежище все же построили, и не абы какое. Рассчитано оно было на укрытие персонала аж шести научных учреждений, находящихся в десяти минутах ходьбы от него.

Первоначально убежище и находилось на балансе некоего НИИ, но после каких-то пертурбаций городские власти, не мудрствуя лукаво, спихнули его ближайшей мало-мальски крупной организации. Той самой базе.

Время шло. Подобно многому в стране, объект лишился высочайшего внимания и начал приходить в запустение. Говорят, тушенка, сгущенка и пряники пролежали на складе НЗ всего один день, во время приемки объекта комиссией из Москвы, а после благополучно вернулись в столовую. Потом потихоньку исчезла солярка со склада ГСМ. За ней последовали лекарства из коллективной аптечки, а также все мало-мальски ценные и малогабаритные предметы. Стоит ли говорить, что никто не стал восполнять пропажи. Даже на двери и проводку давно заглядывался завхоз.

Самостоятельно поддерживать убежище в рабочем состоянии МУП «Автобаза № 4» не считала нужным, да и не могла физически. А из бюджета на это не собирались давать ни копейки.

В этот день тысячелетняя история державы, до сих пор по недоразумению занимавшей большую часть Евразии, должна была закончиться навсегда. Быстро и почти безболезненно.

Это была необычная война. Она не подразумевала ни постепенного стягивания сил к границам, ни долгих бомбардировок городов, ни изнуряющей морской блокады. Стране-жертве не позволялось провести мобилизацию, эвакуацию с рассредоточением, светомаскировку и развертывание гражданской обороны.

У нее не было даже права на капитуляцию. Кто принимает почетную сдачу в плен у дикарей? Ведь у обитателей Северной Евразии, как когда-то у аборигенов Северной Америки — ирокезов, шошонов или команчей, — не было никаких юридических прав на свои охотничьи угодья. Все договоры с ними суть клочки бумаги, филькины грамоты, соблюдать которые цивилизованному человеку нет нужды.

Так было запланировано. В учебники Вест-Пойнта эта операция должна была войти под названием «Black Thunder». И вошла бы, не поверни история в иное русло.

День 23 августа 2019 года от Рождества Христова должен был явить миру абсолютный блицкриг. С той разницей, что Гитлер начинал войну, не имея сорока тысяч сверхзвуковых крылатых ракет, из которых двадцать тысяч постоянно находились на боевом дежурстве. Но прогресс идет, и у новых покорителей восточных земель такой задел имелся.

Правда, и этим ракетам, которые так хорошо проявили себя в предыдущих конфликтах, отводилась роль второго эшелона. Быть всесокрушающим кулаком демократии предстояло не им и даже не боевым спутникам, к которым американский генералитет питал обоснованное недоверие со времен пшика «Звездных войн». Все-таки мишенью была не Сомали и даже не Сербия. Здесь требовалось средство более надежное и убойное.

После долгих штабных изысканий в Пентагоне решили не изобретать велосипед, а доверить эту почетную миссию баллистическим ракетам средней дальности, основательно доработанным старым добрым «Першингам-2», получившим кодовое имя «Немезис» и заметно улучшенные тактико-технические характеристики. Их главным преимуществом было малое подлетное время — меньше пяти минут. Компьютерные модели показали, что их массовый запуск гарантировал невозможность ответного удара с вероятностью, близкой к ста процентам.

Вытащенные из-под праха давно растоптанных договоров и расставленные по периметру обреченной страны, в марионеточных государствах-лимитрофах, три сотни этих птичек готовы были взмыть в небеса по первому сигналу. Вместе с морскими «Трайдентами» они готовились превратить российский ядерный арсенал в пыль.

Четвертая мировая — если считать Третьей противостояние НАТО и Варшавского договора — началась в полном соответствии с духом времени. То есть без объявления войны. К чему эта устаревшая формальность в XXI веке, когда просвещенное человечество сошлось во мнении, что недра принадлежат не тем, чьи предки раскинули над ними свои шалаши, а тем, кто больше сумеет из них выкачать?

В самом белом на свете доме повод нашелся легко. Для этого даже не пришлось ничего выдумывать. Достаточно было поманить русского медведя Крымом и Донбассом, как в свое время Хусейна — Кувейтом.

Благо почва для этого давно созрела, и в восточных областях Украины народ так устал от самостийников, что единство государства давно стало формальным. После небольшого торга был подписан секретный протокол, точная копия пакта Молотова — Риббентропа. «Мы признаем, что Левобережная Украина находится в сфере ваших геополитических интересов… Мы признаем ваше право размещать на ее территории воинский контингент со стрелковым вооружением, необходимый для поддержания правопорядка в регионе…»

Дальше все было как в июне сорок первого, с той разницей, что страна-жертва должна была предстать перед всей планетой как агрессор. Телевизор, изобретенный еще до Второй мировой, только в конце ХХ века превратился в страшное оружие.

Задолго до удара были составлены списки журналистов, которые получат аккредитацию в Пентагоне. Специальная команда с помощью компьютерной графики уже вовсю монтировала сцены расправ русских «оккупантов» над мирным населением Украины, хотя ни один российский военнослужащий еще не пересек выдуманной границы, проведенной по живому.

Капкан был расставлен, ружье заряжено, собаки рвались с цепей, и только медведь спокойно потягивался в своем логове. Ему осталось недолго. Скоро на него обрушится вся мощь Свободного мира.

У страны, предназначенной на убой, не было шанса оправиться от нокаута, подтянуть резервы и броситься в последний бой с криком «За Родину!». Времена настали другие. Сама война стала иной. Теперь все решали мобилизационные возможности и даже не мегатонны боеголовок, а информация, координация, точность и скорость. А с ними у «этой страны», как презрительно величали ее либералы, были проблемы.

Глава 2

Объект № 28
Время Ч — 7.45

Из тамбура, открыв еще одну дверь, уже полегче и потоньше, майор попал прямо в длинный и широкий проход с трехметровым потолком, почти точную копию подземного перехода. Это был главный коридор, деливший убежище на две неравные части.

Подсвечивая себе мощным фонарем, майор шел по темному тоннелю, внимательно прислушиваясь к посторонним звукам. Ритмичный перестук капель или, хуже того, журчание воды — вот чего он опасался услышать. Но все было тихо, только из смыкавшейся сзади пустоты звук его шагов возвращался долгим гулким эхом. Да еще потрескивало, тихо похрустывало что-то вокруг, за стенами и над головой. Подземелье «дышало», откликаясь на вибрацию идущего по проспекту транспорта; где-то плескались грунтовые воды, отведенные в сторону дренажной системой, да медленно, по полсантиметра в год, проседали под собственным весом перекрытия.

Над головой, то исчезая в стенах, то вновь выныривая, сплетаясь и расходясь в стороны, тянулись трубы разного сечения и цвета — зеленые и белые, красные и коричневые, словно над ними поработал креативный дизайнер, пожелавший придать убежищу более жилой вид. Но не случайно их так раскрасили, и уж точно не для красоты. Каждый цвет соответствовал одной из систем жизнеобеспечения — отоплению, вентиляции, канализации и т. д.

Демьянов взял на заметку, что на некоторых трубах краска отслаивалась, а на других и вовсе слезла. Но поделать ничего было нельзя, времени на нормальный ремонт не оставалось. Да и бригады маляров в запасе не было. Оставалось надеяться, что проверяющие не разглядят в темноте — плафоны под потолком висят редко, лампочки в них самые дешевые, сорокаваттные. Кстати, сами лампы наверняка придется менять. Но это нетрудно — потолки низкие, хватит и табуретки.

Вдруг серая тень с хвостом и лапками прошмыгнула мимо, чудом разминувшись с его ногой, обутой в тяжелый сапог. Демьянов выругался и замахнулся, чтобы прихлопнуть мерзавку, но крыса в последний момент отпрянула и быстро ушла в отрыв.

Вот, значит, кто шуршал по углам. Час от часу не легче. Хотя чего удивляться, если рядом столько жратвы! Хитрые твари. Их стаи организованы не хуже, чем иное воинское формирование, вот и проведали. Забрались по вентиляционным ходам и теперь, поди, лакомятся всем выводком. По-хорошему надо бы отравленные приманки разложить.

Хотя, минутку, с какой радости он должен заниматься дератизацией? Это что, его личный склад? В конце концов, это не его объем работы. Пусть работники этого ИЧП сами лазят и выводят этих тварей. Поворчав для порядка про паразитов, четвероногих и двуногих, — Демьянов давно стал замечать за собой привычку озвучивать эмоции, даже когда рядом нет никого, — майор тронулся в путь. Правда, под ноги теперь он смотрел внимательнее.

Внутренние перегородки в убежище были сделаны из усиленного железобетона. Справа за несгораемой стеной располагалось помещение для укрываемых. Это был прямоугольный зал площадью около полутора тысяч квадратных метров, разбитый четырьмя коридорами на пятьдесят отсеков вместимостью по сорок человек. В день «Ч» он мог принять две тысячи душ. А если потесниться — то и все три с лишним. Сидеть им там, конечно, пришлось бы на головах друг у друга, а спать на трехъярусных нарах в три смены. На каждого, даже если учитывать лавки, установленные в самом главном коридоре, пришлось бы всего по полквадрата пола. Но в тесноте, да не в обиде, особенно если наверху будет твориться то самое. Да и не год же сидеть, как рисуют в некоторых фильмах и игрушках, а всего пару-тройку суток. Можно и потерпеть, не сахарные.

Демьянов хорошо помнил, что там внутри. Коридоры с некрашеными лавками вдоль стен напоминали плацкартные вагоны. Водонагреватель «Титан» в одном конце каждого из них и туалет в другом только усиливали сходство с поездом дальнего следования. А вот дощатые нары в секциях навевали мысли о совсем другом месте.

Конечно, эта ассоциация была попаданием в десятку. Ведь случись то, для чего это место предназначено, и все укрываемые лишились бы свободы на неопределенный срок. Зато сохранили бы жизни.

Коридор огибал зал с трех сторон, но попасть туда сейчас было нельзя. Демьянов лично убедился в этом, уткнувшись в опущенные ролльставни, наподобие тех, которыми закрывают на ночь торговые павильоны.

Это уже работа съемщиков. Чертовы барыги. Им же говорили — никакой перепланировки, никакой самодеятельности! Ничего, подождем представителя фирмы.

А вдруг… черт, только не это! Демьянов только сейчас подумал, что тот вполне может не явиться вовсе. Тогда труба. Без него в помещение для укрываемых попадешь разве что с помощью приставов. Хотя в федеральном законе черным по белому написано, что съемщик должен обеспечить доступ соответствующим службам к объекту ГО.

Должен, да не обязан. Пока суд да дело, поезд уже уйдет. А на другой вариант — курочить двери ломом и врываться на чужой склад — полномочий у него не было. Проверяющие, конечно, будут метать громы и молнии, но они уедут, а вот начальство его точно по голове не погладит. Сдача этой ямы в аренду приносила базе каждый месяц солидную сумму. Поэтому Демьянов решил пока повременить. Если этот гад так и не появится, то придется начинать без него, надеясь, что у проверяющих руки не дойдут до запертого помещения.

Майор повернул налево, где за одинаковыми железными дверями, покрытыми облупившейся синей краской, — только на них уйдет банки три! — находились служебные помещения. Первые два из них — пункт управления и медпункт — состояли из пары смежных комнат, каждая площадью около пятнадцати квадратных метров.

Пункт управления. Отсюда директор, который в этом погребе ни разу не был, но по действующему законодательству являлся начальником гражданской обороны, должен был руководить всей жизнью убежища. Зал без излишеств — голые стены, плиточный пол, из обстановки только деревянный стол, несколько стульев, сейф, два стеллажа да рукомойник в углу. Никакого декора, ничего, что отвлекало бы от выполнения долга. Зато именно здесь располагался пульт управления гидравлической системой перекрытия воздухозаборников. В случае ядерной атаки отсюда можно было автоматически задраить усиленные свинцом ворота, а также за секунды «отсечь» убежище от всех коммуникаций, превратив его в полностью автономную крепость.

Раньше тут стояла даже система видеонаблюдения за периметром, но ее демонтировали от греха подальше, потому что могли найтись умельцы, способные под видом монтажников забраться под потолок подземного перехода и скрутить дорогостоящие камеры.

Связь обеспечивала старенькая УКВ-радиостанция и обычный телефон городской АТС с самым обычным семизначным номером. При желании можно было подключить даже Интернет и получить доступ ко всему разнообразию сетевого контента. Зато мобильники здесь, естественно, не работали.

В медпункте все было почти так же, за исключением того, что вместо систем связи и управления там должны были лежать коллективная аптечка и два фельдшерских набора со всем необходимым для операций в полевых условиях. В реальности там были несколько пачек ваты, пара баночек йода и зеленки да десяток стандартов просроченных антибиотиков. В первой из двух комнат работали бы медики, а во второй устроился бы лазарет на тридцать койко-мест.

Почему так мало? Сначала Демьянов считал, что в обстановке ядерного кошмара их понадобится в разы больше, но по здравом размышлении эту претензию снял. Никто не обяжет их спасать весь город — раз. Никто не будет занимать эти койки теми, у кого разыгрался насморк или понос, — два. И никто не станет класть на них безнадежных, у которых обожжено восемьдесят процентов кожи или третья степень лучевой болезни, — три. Только тех, кому нужно и можно помочь.

Дальше капитальную несущую стену убежища прорезал аварийный выход. Это был узкий и длиннющий бетонированный тоннель, который вел за пределы возможной зоны завалов. Демьянову он напоминал не то кроличью нору, не то тайный ход из средневекового замка. Майор помнил, что ему с его ростом надо нагибаться, чтобы, поднимаясь, не треснуться головой о выступающую балку.

Заканчивался лаз не менее узкой пожарной лестницей, которая выходила на соседний пустырь, где торчал ни к селу ни к городу бетонный «скворечник» с, казалось бы, намертво закрытым люком. Открыть его можно было только изнутри, с помощью специальной ручки.

Следующая дверь вела в помещение для хранения продовольствия. От него, собственно, осталось одно название. Сейчас, насколько Демьянов знал, там не хранилось ничего, кроме пыли, хотя продукты для обновления НЗ должны были выдаваться в столовой ежемесячно. «Ага, щас», — сказала бы на это заведующая. Да майор и сам не настаивал, понимая нелепость норм, принятых еще при царе Горохе. Ну у какой организации есть пятьдесят тысяч рубликов в месяц, если брать по нормативам, на «резерв» продовольствия непонятно для чего? Курам на смех.

За ним дальше по коридору находилась резервуарная. Здесь стояли вдоль стен десять трехсотлитровых железных баков, похожих на гигантские пивные банки.

Демьянов стукнул кулаком по рыжему боку первого из них.

«Дон!» — отозвался резервуар, и вибрация его стенок еще минуту сотрясала пустое помещение.

Пустой.

Только в последнем баке оказалась вода, но, отодвинув тяжелую крышку, Демьянов чуть не задохнулся от вони. Да… видно, воду налили черт знает когда и с тех пор сюда не заглядывали. Эту мутную, затхлую жижу с дохлыми тараканами и инфузориями требовалось слить и заменить на свежую воду, а саму емкость перед этим сполоснуть из шланга.

Но отнюдь не эти резервуары были главным источником питьевой воды для подземелья. Норму в три литра воды в день на человека должна была обеспечивать собственная артезианская скважина.

Это было относительно свежим нововведением. Более-менее массово оснащать гражданские убежища автономными источниками питьевой воды начали только в новом веке — возможно, взгляды на будущее после атомной войны стали более пессимистичными. Скважина была пробурена до водоносного пласта, который обнаружили при строительстве на глубине тридцать метров прямо под коридорами убежища. Выкачанная мощным насосом вода проходила через многоуровневую систему фильтрации, которая очищала ее от органических примесей, железа и солей, а также должна была обеззараживать и дезактивировать, что тоже было нелишним. Ведь ядерные осадки имели свойство проникать глубоко в почву.

Но скважина была законсервирована, и ее пуск не мог входить в программу проверки, так как требовал дополнительных работ по монтажу оборудования. Поэтому наполнять баки чистой водой надо было от городской системы водоснабжения. Для этого первым делом требовалось убежище запитать. Слесари, приходившие вчера, подключили его к коммуникациям, и Демьянову оставалось только открутить два вентиля, чтобы пустить холодную и горячую воду в систему. С журчанием и бульканьем она пошла по трубам, смывая старые засоры. Он открыл кран, и, как это обычно бывает, сначала вода потекла ржавая и мутная. Майор подождал пару минут и только после этого начал наполнять баки.

Пока они наполнялись, майор отправился назад по коридору, чтобы еще раз визуально оценить состояние труб. Он надеялся, что нигде не будет сильных протечек. Слабые Демьянов собирался устранить сам, замотав эти места сырой резиной. Но трубы не подвели. Лишь в одном месте возле самой лестницы его ждала слабая струйка, в остальном их состояние было близко к идеальному. На совесть строили. Демьянов вспомнил, что как раз в том году натовские ВВС получили на вооружение новые сверхзвуковые ракеты «воздух-земля». Страх хорошо прочищает мозги.

Дальше, в западной части, шли технические помещения — щитовая, дизельная электростанция со складом ГСМ и фильтровентиляционная камера.

Не задерживаясь в пустом складе, Демьянов прошел прямо к мощной двери, ведущей к генераторному отсеку. Шестидесятикиловаттная ДЭС, как и скважина, не была объектом текущих проверок, но что-то подсказало майору позаботиться и о ней. Пять литров солярки — это капля в море, но на полчаса автономной работы хватит.

В соседней электрощитовой он, помолясь, опустил главный рубильник. На пульте тут же зажегся желтый огонек, сигнализируя о том, что энергия с районной подстанции подана. Теперь с этого же пульта можно было включить свет в каждом помещении. Демьянов щелкнул тумблером, отвечающим за этот зал, держа в голове мысль, что некстати отсыревший провод может сделать его козлом отпущения. В первое мгновение он так и подумал — лампа дневного света под потолком зажигалась с двухсекундным запозданием. Но затем комнату залило ровным бледноватым светом. Одновременно зажглись и тусклые лампочки в коридоре.

Следующим пунктом назначения была фильтровентиляционная камера. Там майор привел в действие установку ФВК-2, напоминающую большой самогонный аппарат со множеством труб и патрубков. Он запустил ее в режиме чистой вентиляции — та принялась всасывать через воздухозаборники городской воздух, отравленный выхлопами машин. Демьянову сразу стало легче дышать, хотя минуту назад ему казалось, что он успел притерпеться к затхлому запаху убежища.

Порядок. Все системы жизнеобеспечения в норме. Еще немного, и убежище будет готово к приему дорогих гостей. Увы, это «немного» — не просто косметический ремонт, а настоящий аврал. Почему, спрашивается, никто раньше не касался этих гор мусора?

Но, прежде чем заняться генеральной уборкой, Демьянов решил все же выбраться к главному входу. Первая шлюзовая камера была почти точной копией второй, где он уже побывал, с той разницей, что двустворчатые ворота убежища занимали почти всю противоположную стену. Майор пытался открыть их с пульта в пункте управления, но тщетно, и он догадывался о причине.

Эти ворота, или лучше сказать «врата», под стать броне современных танков, были настоящим произведением металлургического искусства, Даже их вид вызывал уважение, а уж массой — четыре тонны стали и свинца — они могли бы соперничать с тремя солидными джипами или шестью малолитражками.

Приводилось это чудо в движение двумя трехсотсильными электромоторами. Вот именно, приводились… Раньше. Потому что самих моторов на месте, как он и предполагал, не оказалось. Одни пустые кожухи и обрывки проводов, уходящие в стену. Нашли движкам достойное применение, значит.

Теоретически ворота можно было открыть вручную, с помощью штурвала. Но так как им не пользовались все пять лет, это была работа для Геракла, и Демьянов счел за лучшее оставить их в покое. Ему на сегодня хватит тяжелого физического труда.

Так уж получилось, что суббота 23 августа — день, поделивший судьбу каждого из них на «до» и «после», — запомнился Марии Чернышевой именно тем, что начался как самый обыкновенный нерабочий день, разве что этих нерабочих дней у нее было не так много, и она искренне радовалась каждому. Машенька не была ни «жаворонком», ни «совой». В ней лучшим образом сочетались плюсы обоих типов при полном отсутствии их минусов. Природа наделила ее феноменальной приспособляемостью — она могла придерживаться любого режима и прекрасно себя чувствовать. Могла спать три часа в сутки, могла двое суток обходиться без сна и не клевать носом; но могла и проспать хоть полдня, если нужно было выспаться наперед, например перед ночной сменой или походом на дискотеку с расчетом зажигать там до утра. В существование бессонницы девушка не верила. Это казалось ей чем-то из области фантастики. Ну как это может у человека не получиться заснуть? Абсурд, да и только.

Вставать не то чтобы очень хотелось, но лежать было уже скучно. Так ведь и вся жизнь пройдет. Начинавшийся день обещал быть интересным и наполненным новыми впечатлениями. Как и все Машенькины дни и ночи.

Все происходило в таком порядке. Девушка открыла глаза, потянулась, сладко зевнула, поворочалась с боку на бок, наконец, откинув одеяло, встала на ноги и выпрямилась. Росту в ней было около ста семидесяти сантиметров, может, чуть больше. Двигалась она с замечательной грацией здорового создания, сохранившего свою связь с природой и живущего в одном с ней ритме, без капли жеманства.

Затем она решила сделать несколько упражнений на растяжение — совсем немного, она никогда себя не изнуряла. По радио как раз заиграл какой-то бодренький мотивчик, под который только и можно, что делать зарядку.

Ноги на ширине плеч… И раз, два, три, четыре… Тянемся, тянемся, тянемся… Замечательно… Поворот… Раз, два, три, четыре… Теперь в другую сторону… Вот так, и еще… Довольно. Прекрасно.

Девушка смотрела на свое отражение в зеркале и подумала, что, наблюдай за ней кто-нибудь, ему вряд ли удалось бы остаться равнодушным. Еще в школе Чернышева немного занималась спортом, но потом поняла, что это — не для нее, ни к чему нагружать себя упражнениям и диетами; и уж тем более абсурдна мысль посвящать этому жизнь. Это уже будет каторга, тюрьма, в которой все расписано по минутам. А жить-то когда? Теперь ее занятия были сведены к пяти — десяти минутам в день, и этого вполне хватало, чтобы держать себя в тонусе.

Машенька подошла к окну и распахнула форточку. В комнату ворвался ласковый ветерок, немного пахнущий бензином, дымом и гудроном, — на проспекте шел ремонт, но в целом освежающий и бодрящий. Повинуясь порыву, она решила выйти на балкон.

Девушка вздохнула полной грудью. На улице было чудесно. После изнуряющей жары, которая началась в июне и, казалось, никогда не кончится, приятный легкий бриз казался долгожданным подарком небес.

Мир вокруг жил собственной жизнью, огромный и живой, меняющийся и неизменный. Машенька была его частью. Девушке представлялось, что если он и не создан для нее персонально, то предназначен для таких, как она, веселых и жизнерадостных людей.

Жизнь казалась Маше простой и приятной, как чашка утреннего кофе, как прогулка по летнему городу, как купание в речке жарким июльским днем или телефонный разговор со школьной подругой. Не забивая голову софистикой и казуистикой, Чернышева жила и наслаждалась этим процессом. Шестым чувством девушка понимала, что жизнь не настолько длинна, чтоб тратить ее на пустопорожние раздумья.

За окном день достиг своей наивысшей точки.

По проспекту проносились автомобили, сигналя на разный лад, слышен был и многоголосый, слитный гул шагов множества ног по нагретому солнцем асфальту тротуара. На лестничной площадке привычно бранились соседки — две древние старушки, ровесницы какой-то давно забытой войны, которым их ссоры, похоже, продлевали жизнь. За стеной проснулся соседский ребенок, заголосил, требуя внимания, а может быть, просто материнского молока. Где-то орала дурным голосом кошка, также страдающая без внимания.

Во дворе, куда выходило окно второй комнаты — залы, как она ее называла, — заливались какие-то птички, из тех, что скоро отправятся к теплым морям вслед за туристами, стремящимися захватить бархатный сезон. Одна птаха словно старалась перекричать остальных. Ее надсадное «фьють, фьють, фьють!», раздававшееся с равным интервалом в пять секунд, слегка действовало на нервы и в другой обстановке могло бы вызвать желание сделать что-нибудь с пернатой тварью, но в это прекрасное утро оно казалось как нельзя к месту. Машенька была не сильна в орнитологии и понятия не имела, как называется эта птичка, но ее пение, казавшееся таким беззаботным, почему-то вселило в ее сердце уверенность в том, что впереди — прекрасный и интересный день, полный новых впечатлений и, возможно, новых знакомств.

Да так оно, скорее всего, и будет. Катюша, ее бывшая одноклассница и лучшая подруга, которая должна зайти часиков в пять, навряд ли предложит ей провести этот день в библиотеке или музее. Скорее они купят чего-нибудь и вдвоем отправятся куда-нибудь, где можно будет кого-нибудь встретить и пропасть до самого утра. Но все, само собой, все в рамках благопристойности.

Однако сначала дела. Перво-наперво ей надо было заглянуть в ближайшее почтовое отделение и получить свой заказ. Подработка консультантом в «Международной ассоциации прямых продаж» не приносила особых доходов, но позволяла приобретать косметику для себя, любимой, с ощутимой скидкой, да еще и в кредит, с оплатой через десять дней. Говорят, что в Бразилии распространителей сети «Stratford-on-Avon» было больше, чем военнослужащих. Россия тоже приближалась к этому показателю.

Вот такие, в общих чертах, у нее были планы на выходной, выпавший в кои-то веки. Столько всего нужно было сделать. Главное, чтобы погода не испортилась. Хоть бы не было грозы, которой уже полмесяца пугали народ синоптики.

Она и так поднялась поздно, но шести часов сна ей хватило, чтобы восстановить силы. В пятницу Машенька отдежурила ночную смену в больнице и вернулась домой под утро, усталая, но не вымотанная. Работу свою она — редкий случай! — действительно любила, получая удовольствие от труда, который многим показался бы неблагодарным и, самое главное, мало оплачиваемым. Живи она одна, всей ее получки хватало бы только на квартплату плюс минимум продуктов. И это притом, что в еде она была непритязательна, обходясь без черной икры и предпочитая пиво вину и шампанскому. Периодически, конечно, зарплату ей, как и всем бюджетникам, повышали. Но через две недели после указа как по волшебству цены в магазинах и коммунальные тарифы повышались ровно настолько, что вся прибавка оказывалась съеденной.

Но девушка не роптала на судьбу, это было не в ее характере. Она была вполне довольна по двум взаимосвязанным причинам. Во-первых, деньги не были для нее главным, иначе она предпочла бы другую стезю делу последователей Эскулапа. Машу согревало осознание того, что ее работа приносит людям куда более реальную пользу, чем, к примеру, деятельность юриста или банковского служащего.

Ну а во-вторых, она жила не совсем одна, и ее личный бюджет гораздо сильнее зависел от цен на фрукты на городском рынке, чем от цен на нефть на мировом. Руслан был ее однокашником, но вместо интернатуры и скальпеля выбрал прилавок. И не прогадал. Теперь он был представителем мелкого бизнеса с перспективой перехода в средний, не имел проблем ни с бандитами, ни с налоговиками и вполне подходил на роль спутника жизни. Они давно могли бы оформить свои отношения, но все как-то руки не доходили.

«Ничего, успеется, — говорила себе Чернышева, которая могла бы уже полгода называться Аскеровой. — Время есть».

Она никогда в этом не сомневалась. Разве может что-то помешать ее планам? Если только небо упадет на землю.

Это был самый обыкновенный день. Выходной. Большинство работающих людей, исключая бедолаг, вынужденных трудиться по субботам, ждали его с нетерпением, предвкушая время, которое можно провести с пользой для организма. Конечно, каждый вкладывал в эти слова разный смысл. И предвкушали разное. Кто поездку с друзьями на рыбалку, кто поход по магазинам, а кто — и таких оставалось немало — новый фронт работ на своих шести сотках, дань постиндустриальной цивилизации натуральному хозяйству. Но каждый был по-своему счастлив.

Все было как обычно. Телевиденье крутило глупые ток-шоу, интервью с какими-то дутыми «звездами» и скучными политиками, репортажи про то, как с каждым днем крепнет страна под мудрым руководством человека, фамилии которого месяц назад никто не знал. Они перемежались сериалами, по больше части отечественными. В большинстве из них спецназовцы или десантники, не мудрствуя лукаво, мочили бородатых террористов в сортирах, не забывая отвесить пинка иностранным агрессорам и их наймитам. Именно этот жанр потеснил бандитский эпос, угрожая окончательно занять его нишу. У этой эпохи были свои герои, и в ней не было места какому-нибудь Саше Белому, которого никто и не помнил. В нее не вписался и «Брат», который хоть и показывал Америке кузькину мать, но все же не годился в качестве образца для защитников «суверенной демократии». Слишком уж независим.

Еще были выпуски новостей. Хоть и не такие зрелищные, они были пострашнее любого фильма ужасов, особенно если уметь читать между строк. Но Машенька не смотрела их принципиально. Нельзя сказать, что в своем оптимизме она была слепа. Иногда она чувствовала, что с миром, который ее окружает, что-то происходит. Он меняется, и не всегда лучшую сторону. Но все это было далеко и неправда. Все это не могло затронуть ее спокойный и надежный мирок.

Чернышева вышла из полутемного подъезда на улицу и окунулась в теплый океан летнего воздуха, согретого лучами августовского солнца. Если еще вчера от жары плавился асфальт и мозги у редких прохожих, а на капоте автомобиля, оставленного на солнце на часок, можно было изжарить шашлык, то сегодня температура была оптимальной. За день она упала градусов на десять. Похоже, осень наконец вступала в свои права, и уже не за горами были слякоть, первые заморозки, гололед, а там и суровая сибирская зима с метровыми сугробами, которой не страшно никакое глобальное потепление.

Дышалось легко. Маше казалось, что она перенеслась на средиземноморский курорт, где-то там, за домами, плескалось теплое море с пальмами по берегам. Если бы не серые девятиэтажки, которые еще не успели снести и заменить модерновыми высотками, то иллюзия была бы полной.

Маша шла по залитым солнцем улицам города, который уже успел стать для нее родным и привык к ней так же, как она привыкла к нему. Она переехала в Новосибирск шесть лет назад, чтобы учиться в медицинской академии, и теперь чувствовала себя здесь как дома.

Тот, кто повстречал бы ее этим августовским полднем, увидел бы перед собой очень симпатичную девушку, на которой хочется задержать взгляд подольше, но которую трудно запомнить. Потому что подобных ей в тот же день увидишь не одну. Не мимолетное виденье, не блоковскую Незнакомку, а вполне реальную девчонку из плоти и крови, двадцати трех лет от роду, довольно крупную и явно находящуюся в хорошем настроении. На загорелой шее висел маленький кулончик с оберегом из оникса. Предписанный зодиаком камешек должен был «приносить удачу и защищать от воздействия темных сил». Пока эти силы девушку не беспокоили.

Ее волосы, от природы темно-русые, были осветлены на три тона, завиты совсем недавно и свободно спадали на плечи. Таким образом, Маша стала блондинкой не по капризу генов, а добровольно.

В кокетливой белой маечке, в синих джинсах с бахромой, которые сидели довольно плотно, Машенька смотрелась эффектно. Впрочем, обаяние молодости позволило бы девушке смотреться так даже в телогрейке, не говоря уже о вечерних платьях от кутюр, которых ей не приходилось надевать. Да и юбки она, надо сказать, не носила, предпочитая джинсы. В тот день у нее на лице был минимум косметики, но в ее возрасте надо постараться, чтобы выглядеть непривлекательно.

Солнце находилось в зените, когда Маша достигла перекрестка. С солнцем в эти дни творилось что-то странное. На нем действительно были пятна. Его активность била все рекорды, удивляя астрономов и обывателей. Двадцать первого числа полярное сияние наблюдали в Москве.

Вспышкой на далеком светиле, выбросившем из своих недр гигантские протуберанцы, теперь пытались объяснить все: и феноменальную жару в Сибири, и нового маньяка в Самаре, и скачки котировок на товарно-сырьевой бирже, не говоря уже о недавних трениях с правительством самостийной Украины.

Машенька шла по проспекту. Это был чудесный день. Солнце казалось ей похожим на огромный апельсин из рекламы сока. И никакой «висящей в воздухе угрозы», никакого смутного предчувствия, ничего из того, что так любят журналисты, не было. Никаких знаков приближения чего-то неотвратимого она не ощутила.

Да и не только она. Никто в Новосибирске, в Москве, в любом другом городе по всему земному шару не мог предполагать, что этот августовский полдень будет ознаменован событием, выходящим за рамки трагедий, на которые они привыкли спокойно взирать через телевизионный экран, попивая пиво, хрустя орешками и пребывая в твердой уверенности, что с ними подобного не произойдет.

Город жил своей жизнью, не ведая, что далеко-далеко — за дремучими лесами, за Уральскими горами, за солеными морями и океанами последние доводы разума разбились о стену упрямства. Последнее решение было принято. Начался отсчет.

Может, и к лучшему, что люди на улицах ничего не знали. Если бы их предупредили — что бы они могли изменить?

В этот день в нескольких храмах страны замироточили иконы. На не по человечески одухотворенных ликах проступили густые капельки смолы, похожие на кровавые слезы. Все можно было объяснить и без поповской метафизики — изменением температуры, влажности и давления. В понедельник про это должны были написать газеты: не на первой полосе, естественно, и даже не на второй. Для них в мире, где каждый день что-нибудь взрывалось или сгорало, существовали новости поважнее.

Время Ч — 4

Пока Сергей Борисович генералил, вычищая из убежища хлам, пролежавший нетронутым целую пятилетку, вынося не убранные строителями кирпичи, куски цемента и штукатурки, вываливая целые ведра песка и грязи, мысли его невольно перешли на сферу, занимавшую его все больше и больше в последние годы. На геополитику.

Для монотонной работы требовались только механические усилия мышц, голова была свободна, и он думал о настоящем и будущем своей страны.

Он думал о том, что для постсоветской России — стервятника о двух головах, выкормленного трупом великой державы, — наступают нелегкие времена. Потому что даже у тех, кто питается падалью, иногда заканчивается кормовая база.

Тридцать лет распродажи давали о себе знать. Нефть, редкоземельные металлы, уран грозились со дня на день перейти из категории экспорта в разряд импорта.

Газ? Но одним газом сыт не будешь. Уголь? Так его еще надо добыть и довезти до потребителя. Синтетический бензин из него дорог, а разворачивать его производство влетит в копеечку.

Так что близился день, когда сырьевой империи самой пришлось бы закупать важнейшее сырье у соседей. Плохо быть «банановой республикой», на большей части территории которой не то что бананы — картошка не растет. А новые высокотехнологичные заводы — не картошка. Их за год не понастроишь, если двадцать лет кряду разваливали.

Да и мир вокруг не был пансионом благородных девиц. Он скорее напоминал камеру в обычной российской тюрьме — со всеми вытекающими общественными отношениями и нравами. И в этой «хате», думал майор, воров в законе нет, есть только потерявшие страх беспредельщики, для которых понятия имеют силу только до тех пор, пока им это выгодно. Тут нельзя расслабляться, а то поимеют.

Но на вызовы времени — укусы соседей, внутренние неурядицы или, того хуже, глобальные проблемы эпохи Вырождения — это государство реагировало со скоростью ископаемого диплодока. Где-то оно вело себя как слон в посудной лавке, а где-то — как Моська, неадекватно оценивающая собственные силы.

Генералы, как всегда, готовились к прошедшей войне. Олигархи выжимали последнее из скважин и заводов, готовясь, очевидно, продать их на металлолом и сбежать за бугор. «Олигархами» Демьянов считал не только главных акционеров частных компаний, но и руководство госхолдингов, в которые деньги уходили как в черные дыры. Политики готовились прикрыть свою задницу, по возможности переложив ответственность на военную или бизнес-элиту. И все вместе они плевать хотели на копошащуюся у ног массу, которую они благополучно загнали в стойло, откупившись малой толикой выручки от сырья, извлекаемого из недр.

Приметой времени Демьянов считал разговоры о «социальной ответственности бизнеса». Никто давно уже не требовал от воров вернуть награбленное. Вместо этого власть заставила их взять себя в долю и убедила народ, что он должен принять такой порядок вещей с ликованием. Ведь небольшой кусок пирога достанется и ему. В ответ от него требовалось закрыть глаза на беспредел и получать удовольствие. Авось что-нибудь и простому люду перепадет.

Держите карман шире, думал майор. Того и гляди, нефть самим придется у арабов покупать. Нет, новые залежи обязательно появятся. Этак через двести миллионов лет.

Из размышлений его вывел звонок будильника на мобильном телефоне.

Без десяти десять. Скоро придут «добровольные» помощники, пять человек, которых то ли по жребию, то ли за провинности направили сюда. Но Демьянов пожалел их и самую сложную работу все равно решил сделать сам. А они пусть замажут обнаруженные им щели в стенах специальной мастикой, там подкрасят, здесь подштукатурят, просто вымоют полы. На то, чтобы ликвидировать серьезные неисправности, времени не было. Оставалось надеяться, что, к примеру, до главных ворот глаза проверяющих не дойдут.

Вывалив на заросшем и захламленном пустыре последнее ведро мусора, Демьянов перевел дух, прежде чем снова нырнуть в подземный лаз. Перед глазами плясали круги, область между ребрами давала о себе знать легким покалыванием. Двадцатый за день подъем по вертикальной лесенке дался ему нелегко — а ведь всего двадцать ступенек. Сказывался возраст и отсутствие тренировок.

Нет, надо все-таки было тогда пролечиться в кардиостационаре. С сердцем шутки плохи. Ну, ничего, думал он, вот разберемся с текущими делами, возьмем отпуск, а там можно и на больничный.

Маша направлялась к подземному переходу под Университетским проспектом. Без него на другую сторону было просто не попасть из-за интенсивного движения.

Чернышева помнила, что, когда она училась на первом курсе, проспект вдруг перекрыли на всем протяжении, вроде бы для планового ремонта. Весь транспорт пустили по объездной дороге, и в Академгородке появились пробки, почти как в столице. На проспекте же — или под ним? — развернулось какое-то крупномасштабное строительство, которое никак не могло укладываться в ремонт дорожного покрытия. У заинтригованных жителей района стали появляться разные предположения, одно бредовее другого. То ли там нашли нефть и бурят скважину, то ли строят подземное казино со стриптиз-баром, то ли просто все деньги распилили еще в Москве и теперь ищут, кто виноват. Вернее, кого сделать виноватым. К последней версии склонялось большинство. Потом долгострой закончился, дорогу открыли.

Машенька уже собиралась сбежать вниз по ступенькам, когда из сумочки послышалась мелодия. Допотопная «The Final Countdown» в аранжировке новой трендовой группы.

— Алле! Русланчик, ты?

Они разговаривали минут десять. Ничего важного, обычная житейская суета. Руслан рассказывал ей о делах, она делала вид, что слушает с интересом. Потом вдруг в трубке раздался треск и звук начал пропадать, так что можно было разобрать меньше половины слов.

А про самое важное Машенька еще не спросила:

— Алло! Ты когда приедешь? Когда? Я не поняла! Алло!

— …Маша, где ты потерялась?.. Маша… Я… — Дальше ничего не было слышно кроме треска и бульканья.

Будто кто-то голодный сидел в трубке, громко хрустя и чавкая печеньем.

— Алло, Руслан! Тебя не слышно. Не слышно тебя! Перезвони! Я говорю, ты перезвони, я не могу!

На счете у нее был круглый ноль, до зарплаты две недели, а ей еще нужны были деньги на выходные. Можно было говорить и в кредит, но такие звонки по этому тарифу оплачивались c двадцатипроцентной прибавкой к стоимости.

Она ждала долго. Целых две минуты. Потом махнула рукой на переплату, нажала пальчиком одну-единственную сенсорную кнопку на дисплее и приготовилась услышать знакомый голос.

Не тут-то было. Голос был знакомый, но совсем не тот.

«Номер не существует» — равнодушные слова робота долетали до нее издалека, сквозь какой-то плотный и обволакивающий шум.

Да что за ерунда? Как это «не существует»?!

Она повторила попытку, потом еще раз, но результат был прежним.

— Ну, мать твою, — не выдержала Машенька. — Ну, зараза, отвечай! Ну!

Нет ответа. Да что за дела? Что творится сегодня со связью?

Нехорошая догадка закралась в ее сердце.

Она набрала номер еще раз и дождалась английского сообщения. Но бесстрастный голос вдруг замолк, смешно квакнув, прямо на середине фразы: «The number you have dialed…»

А потом воцарилась тишина. Теперь не отвечал даже робот.

Она начала предполагать самое худшее. Неужели…

Коммуникатор паленый! Ну, Катька, ну, змея. А говорила, «белая сборка», made in Finland, только привезли… Гадюка. Нехорошая догадка превратилась в уверенность, когда все пятнадцать сетевых телеканалов показали черный экран. Уж эти никуда не могли деться. Они были доступны даже тем, у кого нет «симки», — добрые рекламодатели сделали их просмотр бесплатным.

Действуя по наитию, девушка проверила сигнал.

Сигнал отсутствовал.

Ни одной «полосочки». Ноль. Пусто. Это что-то новенькое.

Странно. В последние годы сложно стало найти глушь, где не ловили бы телефоны. А тут все-таки не Кузнецкий Алатау, в городе ретрансляторы на каждом шагу.

Так какого хрена, спрашивается? Дрянь дело. Точно сгорел.

Надо сказать, что за два десятилетия, отделяющие Машу от эпохи Джорджа Буша, технологических прорывов, сравнимых с открытием паровой машины, сделано не было. Они не маячили даже на горизонте. Лучшие умы мира давно переехали из конструкторского бюро в отдел сбыта и вместо открытия новых принципов занимались шлифовкой уже существующих для максимального ублажения Его величества Потребителя.

И все же большая часть человечества верила в прогресс. В основном потому, что ей регулярно о нем напоминали. Оказывается, пиар-кампании с успехом заменяют научные изыскания, требуя на порядок меньше денег.

Фантасты, как обычно, попали пальцем в небо. По улицам не замаршировали колонны клонов, в головной мозг не были вживлены микрочипы. Не было создано панацеи от рака, нанотехнологии так и остались бездонной кормушкой для чиновников от науки. Широко разрекламированный проект «AI» оказался липой — «искусственный интеллект» ловко имитировал человеческое мышление, но это было подражание, способное вести в заблуждение только недалекого собеседника. Сознанием в полном смысле слова машина не обладала, что легко подтверждалось постановкой абсурдного вопроса вроде «Почему Ленин ходил в ботинках, а Сталин — в сапогах?» Чувства юмора кремневые мозги были лишены начисто.

За последние тридцать лет облик городов и ритм жизни почти не изменился, но все же оставались области, в которых поступательное движение человеческого разума было еще заметно. К ним относилась и сфера телекоммуникаций. Они развивались волей-неволей, ведь продолжающееся усложнение социума требовало все более изощренных методов контроля.

Люди оглянуться не успели, как еще в начале века киберпанк сбылся почти на сто процентов, наголову разбив «космическую оперу». Пыльные тропинки далеких планет остались нетронутыми. Яблони на Марсе не зацвели. Зато, убедившись, что космос мертв и пуст, человечество от обиды замкнулось в себе, приняв жизнь в режиме on-line как замену звездолету. Там вполне можно было гонять те самые корабли по виртуальной галактике.

В новом веке были свернуты почти все программы по исследованию околоземных и космических пространств, кроме суливших немедленную выгоду, вроде орбитального «Хилтона». Впрочем, и его не достроили. Помешал глобальный кризис, разразившийся в начале второго десятилетия. Вместо этого усилия лучших умов сконцентрировались на повышении производительности микропроцессоров, цифровых технологиях и увеличении пропускной способности сетей.

Образчик таких технологий и держала в руке наша героиня. Она использовала его возможности меньше чем на одну десятую — так же, как мы свой головной мозг. Девушке было лень разбираться с компьютерными премудростями, она предпочитала реальные развлечения виртуальным. Для нее это был просто комм, и ей было до лампочки, какие там внутри чипы и платы и сколько светлых голов билось, чтоб сделать это устройство эффективным, элегантным и миниатюрным.

Времена, когда возникали проблемы с приемом и качеством связи, отошли в область преданий. Поэтому, когда случилась эта беда, Машенька не на шутку струхнула. Не испортилась ли ее «Nokia»? Хоть и не самая пафосная модель — с ее зарплатой не размахнешься на «Vertu» с платиновым корпусом, — но все равно штука недешевая.

Девушка готовила себя к худшему.

Время Ч — 1

Они прибыли с небольшим опозданием, как и положено представителям надзирающего органа. Машина — казенная черная «Волга» из тех последних моделей, у которых половина комплектующих импортные, а внешний облик принесен в жертву традиции, — плавно вырулила с проспекта и остановилась на паркинге по соседству. Из нее вышли двое, оба с погонами Министерства чрезвычайных ситуаций — сначала худощавый старший лейтенант лет двадцати пяти при дипломате черной кожи, затем грузный приземистый генерал, в котором Демьянов, к своему изумлению, узнал Виктора Захаровича Прохорова, зама начальника управления. Лично они знакомы не были, но слышал о нем Сергей Борисович разное, и больше плохого. Ну да ладно, не детей же с ним крестить.

Вот и вся комиссия. Что ж, меньше народу, больше кислороду. Тем более для убежища это верно и в прямом смысле.

Несмотря на жару, гости надели поверх кителей кожаные куртки. Это они правильно, внизу не Сахара. Вот только одежду можно бы выбрать поплоше, чтоб не жалко было запачкаться.

— Здравствуйте, — приветствовал их майор без всякого трепета, поскольку не чувствовал ни грамма волнения.

— Доложите по форме, — смерив его равнодушным взглядом, произнес лампасник.

— Начальник отдела ГО и ЧС муниципального унитарного предприятия «Автобаза номер четыре» майор запаса Демьянов для проведения осмотра защитного сооружения прибыл.

— Не юродствуйте, не на параде, — укоризненно покачал головой генерал. — И не путайте, это я прибыл для осмотра, а вы — для отчета. Ладно, показывайте свой объект, товарищ бывший майор, — на последней фразе он сделал акцент. — Вам же лучше, если все в норме, потому что времени у меня на вашу базу час. Мне еще сегодня восьмерых таких «руководителей» проверять.

«А вы, батенька, хам», — подумал Демьянов, хотя и знал, что генерал в чем-то прав.

Начальник отдела гражданской обороны. Да уж, ба-а-альшой начальник. Назвать себя этим словом он мог только с изрядной долей иронии. Тоже мне, вершина карьеры — командир виртуального подразделения и комендант заброшенных катакомб площадью две тысячи четыреста квадратных метров. Отставной козы барабанщик, бляха муха.

«А ведь все у тебя могло быть по-другому, — кольнула его неприятная мысль. — Если б ты в свое время…»

Надрывный вой, заполнивший все вокруг, заставил его скривиться в гримасе. Он продолжался целую минуту. Один из электрических ревунов, видимо, располагался совсем близко и бил по ушам так, что барабанные перепонки грозили полопаться. Затем на секунду-другую стало тихо, и тут же неприятный звук раздался снова, но уже в соседнем квартале, чуть слабее. И так по цепочке, удаляясь от них, пока не затих вдали.

— Это еще что такое? — спросил Сергей Борисович, когда звон в ушах немного утих.

— Общая проверка средств оповещения, — равнодушно ответил Прохоров.

— По всему городу, что ли?

— По стране. В рамках объявленного президентом месячника гражданской защиты. Плохо вы информированы.

— Народ-то предупредили? — с сомнением в голосе спросил Демьянов.

— Бегущей строкой в утренних новостях и по радио, — кивнул генерал. — Да пусть держатся в тонусе. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Пойдемте уже! Хотите тут до вечера торчать?

Сирены должны был переполошить жителей окрестных домов и разбудить тех, кто в этот субботнее утро собирался отоспаться за всю рабочую неделю. Но повысит ли это их бдительность? Как знать… У Демьянова были сомнения на этот счет.

Представитель фирмы так и не появился. Сергей Борисович мстительно пожелал ему попасть в любую завалящую ЧС, хотя бы в лифте застрять, а сам повел комиссию проторенным путем, каким попал в убежище ранее. Не через аварийный же их тащить. Главные ворота они открывать не потребовали, с чем начштаба себя мысленно поздравил. Не хватало еще начинать проверку с обнаружения пропажи моторов.

Возле лестницы он, пропустивший было генерала вперед, предусмотрительно обогнал того и начал спускаться первым, показывая дорогу. Еще грохнется персона со ступенек, потом проблем не оберешься. Но бог миловал, и до ПУ они добрались без приключений, лишь генерал разок задел боком стенку и слегка испачкался в известке.

Оказавшись внизу, оба незваных гостя поежились, скорее не от холода, а от резкого перепада температуры. Горячую воду в систему отопления уже дали, но, чтоб огромное помещение успело прогреться, был нужен не один час.

— А скажи, товарищ начштаба, — генерал незаметно перешел на «ты», — почему у тебя на объекте такой собачий холод?

— Отопление рассчитано не на поддержание комфортной температуры, а на обеспечение нормального функционирования оборудования, — нашелся Демьянов. — То есть чтоб вода в трубах не замерзала и все остальное не барахлило.

— А зимой? Тут же все околеют к ядреной матери.

— Надышим. — Майор отметил про себя, что проверяющий не знает элементарной вещи: в случае удара все внешние коммуникации и так отрубятся. — Есть еще калориферы, но это на крайний случай. Они энергии много потребляют.

Генерал только фыркнул:

— Ну так включите их немедленно. Считайте, что этот случай наступил. Нечего нас морозить.

Пришлось подчиниться. Автобазе придет порядочный счет за электроэнергию.

В пункте управления Сергей Борисович на правах хозяина начал «накрывать поляну». Из сейфа появилась и была разложена на столе выпивка и закуска — бутылка «Белого аиста», блюдо с нарезкой: сервелат, ветчина, сыр, красная рыбка, а с ними рядом порезанный хлеб и банка с маринованными огурцами.

— Это еще зачем? — нахмурился генерал, но явно только для порядка, так как глаза у него заблестели. — А в сейфе храните, чтоб звено ваше не позарилось?

И он опрокинул в себя первую рюмку, закусывая большим куском лососины.

«Звено» состояло из двух механиков, двух дворников и диспечерши, которые, похоже, жалели о том, что находятся не на своих обычных рабочих местах. Грязные, усталые и злые, они явно мечтали о том, чтобы это скорее закончилось и их отпустили домой. Но распоряжение директора было недвусмысленным — всем ждать окончания проверки, не расходиться на случай, если комиссии вдруг понадобятся и они.

Их присутствие, в общем-то, не требовалось, но руководитель решил перестраховаться. Вот они и коротали время в соседнем медпункте, наливаясь чаем и отдыхая после нелегкого субботника. Естественно, угощение было заперто на ключ не от них. Но не рассказывать же про нашествие серых тварей, ей-богу? Лучше вообще уморить их своими силами, чтобы не будить лихо в виде еще одной проверки от санэпидстанции.

Быстро перекусив и вымыв руки, проверяющие принялись за работу. То ли благодаря работе воздухонагревателей, то ли из-за нескольких рюмок водки, но им стало теплее. Сам Демьянов счел за лучшее к выпивке не притрагиваться.

— Итак, Сергей Борисович, что мы имеем? — Генерал протер лысину под фуражкой и уперся локтями в низкий стол. Стул под его седалищем тоже был неудобным и маленьким для его габаритов.

Демьянов до последнего надеялся, что пронесет, «ревизор» окажется нормальным мужиком, который все по-человечески поймет и закроет глаза на то, что никем не соблюдалось даже в советские времена. Они ведь и так сделали немало, а во многих убежищах и дверей нет. Но неприятное предчувствие не покидало Сергея Борисовича. Он слишком хорошо знал предел восхождения по служебной лестнице, после которого оставаться «нормальным» так же невозможно, как верблюду протиснуться сквозь игольное ушко.

К тому же вряд ли это будет обычной формальной проверкой. Слишком уж они беспокойные. Да что у них там стряслось?! Если одновременно затеяли мероприятия по всей стране, значит, волна идет с самого верха. Спрашивать будут строго, и вряд ли стоит надеяться, что разносолы смогут их смягчить.

— Ладно, начнем помаленьку, — буркнул генерал. — Давайте сюда паспорт.

Демьянов уже было потянулся во внутренний карман, когда сообразил, что речь идет не о его удостоверении личности. Стыдно! Забыть про самый главный документ убежища: его паспорт. Еще бы не забыть, если за два года работы он ни разу не понадобился.

Сопровождаемый рыбьим взглядом генерала, он открыл сейф и извлек на свет божий красную пластиковую папку, в которой была вложена прошитая пачка поблекших от времени листов. Сергей протянул ее Прохорову, но тот только бегло пробежался глазами по рядам строк, хмыкнул и передал сопровождающему.

— Убежище инвентарный номер 28-В расположено в р-не Академгородка г. Новосибирска, класс защиты 3, отдельно стоящее, подземное, находится на балансе муниципального унитарного предприятия «4-я городская автобаза». Защитное сооружение передано в аренду ИЧП «Мухамедзянов» по договору номер… В мирное время объект используется в качестве складского помещения…

— Достаточно, — прервал его генерал. — Погляди тут сам, а я пока схожу… проверю исправность систем жизнеобеспечения.

— Прямо по коридору, последняя дверь направо, — подсказал Демьянов, надеясь, что в единственном санузле, который был приведен в порядок, гостю не кинется под ноги килограммовый крысак.

Вернулся главный проверяющий только через четверть часа.

— Все в порядке, Захар Петрович, — отрапортовал старлей, успевший за это время просмотреть и технические документы.

— Неужто? — переспросил генерал слегка разочарованным тоном.

Они переглянулись. Возникла небольшая пауза.

Прохоров сидел, потирая подбородок. На его одутловатом лице ничего нельзя было прочесть, но Демьянов легко истолковал заминку. Гладко было на бумаге. Слишком гладко. Ни к чему не придерешься. А проверять самим любую систему визитерам лениво. Там темно, грязно и холодно. Но у них тоже имеется свое начальство, вплоть до Москвы, и оно требует результатов. В том числе выявленных нарушений и штрафов. Поэтому и чешут репу — не знают, что делать. Чтобы досконально проверить эти коммуникации, понадобится как минимум день. Все, что они могут сделать, — это прикинуть на глазок.

Пока его молодой помощник заполнял бумаги, генерал откровенно скучал. Судя по всему, он ни черта не понимал в устройстве защитных сооружений и вдобавок жутко куда-то торопился.

— Ладно, Тимур, давай по пунктам пробежимся.

Получив от помощника листок и ручку, Захар Петрович быстро черканул несколько слов и протянул Демьянову. Наполовину заполненный бланк походил на аттестат зрелости троечника:

«Лицо, ответственное за содержание убежища, — Демьянов С. Б.

Состояние системы водоснабжения — удовлетворительно.

Состояние системы вентиляции — удовлетворительно.

Состояние системы энергоснабжения — удовлетворительно.

Состояние системы канализации — удовлетворительно.

Общее состояние защитного сооружения (конструкции, протечки, герметичность) — удовлетворительно».

Демьянов пробежал страничку глазами и почувствовал укол обиды. Чисто по-человечески было неприятно. Он-то вложил в эту яму столько сил. Могли хотя бы посмотреть… Но эта ребяческая мысль была тут же им отброшена. Приняли, и на том спасибо! Не стали мы образцово-показательным убежищем, ну и переживем.

— Вот так. — Генерал поднял на него неживые блеклые глаза. — Вроде бы все. Или все-таки чего-то не хватает? Как считаете?

— Думаю, все, — кивнул Сергей Борисович.

— Может быть… — хмыкнул Прохоров. — А может, и нет. У вас на объекте ведь есть внутренняя система телефонной связи? Вот и продемонстрируйте, товарищ начальник штаба.

Сукины дети. Думают, проводам давно ноги приделали? На них действительно покушались все кому не лень, видя в них только шестьдесят пять кило дефицитной меди, но майор каким-то чудом их отстоял. И теперь это его спасло.

Демьянов послушно повернул тумблер переключения на внутреннюю сеть и поднял трубку, набрав «03». По забавному совпадению это был номер здравпункта. Телефонизированы были все главные узлы убежища.

— Пост номер один, — на ходу придумал он позывной. — Проверка связи. Как слышите меня?

— Слышим вас нормально, — тут же бодро ответили ему и тут же скороговоркой добавили: — Борисыч, сколько можно? Жрать охота, и вообще, ты нам говорил про три часа, а мы тут уже пятый кукуем. Совесть поимей, в следующий раз один все будешь делать.

Хорошо, что у телефона не было режима громкой связи.

«Что, съели? — злорадно подумал Демьянов. — Тоже, поди, свой план по взысканиям выполнить охота? А времени мало, вот и торопитесь. Давайте, проваливайте быстрее, здесь вам ничего не обломится».

— Так-так-так. — Прохоров листал многостраничный закон об укрытиях и убежищах, скептически глядя на потеки на трубах.

Чуть дольше его взгляд задержался на трещинах на стыке стены и потолка, которые просматривались сквозь слой мастики, но этого было недостаточно для серьезных претензий.

— Вижу, все в порядке… А, чуть не забыл. Тут же у вас скважина есть. Нацедите мне боржоми. Или на худой конец ессентуки.

Демьянова не обманули его дурашливые интонации.

— Насколько я знаю, проверка насосного оборудования не входит в план, — не растерялся он.

— А вот здесь вы ошиблись, — резко возразил Прохоров. — Есть распоряжение по округу немедленно привести в готовность системы автономного водоснабжения убежищ.

— К какому числу?

— Немедленно, значит «вчера».

— Но нас не известили, — запротестовал Демьянов.

— Еще как известили. Телефонограмму отправили сегодня утром.

Смешно. Даже если бы он ее получил, им бы физически не хватило времени запустить агрегат. Это не говоря уже о недостающих деталях гидронасоса, которые хранились на складе фирмы-субподрядчика. На другом конце города.

— Так-так. Разобран, значит, — в голосе генерала Демьянову послышались издевательские нотки. — Будем составлять акт о нарушениях. А у вас ведь еще генератор должен…

И в этот момент в бункере погас свет. Стало темно, как бывает только под землей, где нет иных источников света, кроме искусственных.

Глава 3

Когда все решают секунды
Настроение у Маши было настолько хорошим, что его не мог испортить даже такой досадный случай, как поломка телефона. А то, что десять минут назад к ней чуть не прицепился милицейский патруль, она и вовсе восприняла с юмором.

Трое стражей порядка у входа прочесывал глазами толпу в поисках возможных источников угрозы. В эти смутные дни она могла исходить от кого угодно, поэтому нервы у милиционеров были на пределе, а автоматы наготове. После майских событий в столице по отделениям разослали ориентировку на десяток потенциальных террористов и террористок.

Взгляд лейтенанта на долгих пять секунд задержался на Машеньке. Причиной такого внимания был не ее антропологический тип — несмотря на довольно смуглую кожу, на мусульманку она никак не походила. Все объяснялась проще. Трое патрульных были ребятами молодыми и заскучали от несения службы, да еще в субботу.

Взгляд был пристальный, изучающий. Он словно бы обыскал ее с пристрастием, ощупал с головы до ног и только после этого продолжил сканирование толпы. Все у девчонки было на виду — никакого пояса не спрячешь. На анархистку-антиглобалистку она не тянет и подавно. К этим товарищам все больше идут истеричные барышни, у которых в обычной жизни ничего не клеится. Эта не такая. Нормальная девка. Единственный взрыв, которым она может угрожать обществу, — демографический, ха. Но это не в ведении органов внутренних дел.

Машенька спустилась по чисто подметенной, возможно, даже вымытой шампунем лестнице в прохладный полумрак подземелья. Лестница была длинной — в полсотни ступеней.

Никакого сумрака внизу не оказалось. Там было светло как днем. Коридор на всем протяжении освещался яркими люминесцентными панелями, свет которых почти не отличался от солнечного. Но далеко впереди, в конце тоннеля, виднелся, как и полагается, свет уже настоящий, дневной.

Переход был широк, и свободное пространство под землей использовалось на благо коммерции. Вдоль обеих стен тянулись нескончаемые ряды витрин, предлагавших много разностей, приятных женскому сердцу: бижутерия, косметика, разные тряпочки, то, что называют модным словечком «аксессуары», разные мелкие безделушки, которым трудно найти применение даже самому пытливому уму. Машенькин взор, не останавливаясь, скользил по ассортименту виртуальных игр и китайской электроники, игнорировал новомодные виртуальные прибамбасы, ненадолго задерживаясь на «золотых» украшениях и стеллажах музыкальных киосков и значительно дольше — на помадах, тушах, лаках и прочих примочках для разных участков тела. В человеке все должно быть прекрасно, как правильно сказал какой-то умник. Покупать она ничего не собиралась, но ей было интересно все посмотреть, потрогать и прицениться.

В коридоре пахло пластиком, краской и почему-то беляшами. Запах химии был слаб и совсем не раздражал, а, наоборот, вызывал приятные, хотя и неосознанные ассоциации с наведением чистоты и порядка.

Следуя за манящим ароматом беляшей, Маша приблизилась к аккуратному киоску с одноименным названием и купила у чистого, опрятного продавца нерусской наружности два горячих чебурека, одну самсу и стакан чая. Цена ее приятно удивила. В палатке на остановке те же самые чебуреки были дороже на рубль, но раза в полтора меньше, да и фарша в них явно не докладывали.

Прямо напротив киоска в стене располагалась массивная металлическая дверь метра два высотой, закрытая железной решеткой, которая не имела снаружи никаких признаков замка. На ней аршинными красными буквами было выведено: «28-В».

Будь девушка полюбопытнее, ее бы это заинтересовало, куда может вести эта дверь? И что означает номер на ней? Но, зная Машеньку, можно догадаться, что она не стала забивать этим голову. Вместо этого она устроилась там же за маленьким столиком и немедленно съела один чебурек и острую, переперченную самсу, запивая все горячим чаем.

Чернышева была свободна от большинства предрассудков, в том числе и от тех, что касались диет. В то время как миллионы ее сверстниц старались приблизиться к недостижимому идеалу, она ела то, что ей нравилось, в таких количествах, в каких ей хотелось, и не делала трагедии из лишних калорий, справедливо полагая, что лишними они не будут. На самом деле, при Машином ритме жизни ей требовалось большое количество энергии, чтобы восполнять ежедневные расходы. Не из воздуха же ее брать.

А то, что она не подходила под параметры 90-60-90, это уже не ее проблема, а тех, кто эти параметры придумал. Она еще ни разу не встречала парня, который гневно бросил бы ей в лицо: «Похудей, или мы расстанемся». Абсурд. Мужчина — не собака, на кости бросаться не станет. Женщина, впрочем, тоже.

Аппетит у нее всегда был отменный, не стал исключением и этот день. Действительно, с чего вдруг? Ну, подумаешь, забарахлил коммуникатор. Тоже мне, конец света. Чтобы выбить Машеньку из колеи, требовались средства посильнее.

Вытерев губы и ладошки салфеткой, девушка продолжила свой променад. Один чебурек был аккуратно завернут в пакетик и положен в сумку, про запас.

Жизнь прекрасна.

И в этот момент все лампы под потолком синхронно погасли.

Время Ч — 30 минут

— Что за?.. — вырвалось у всех троих одновременно.

Майор первым пришел в себя и зажег аккумуляторный фонарик, предусмотрительно оставленный под столом.

Как вовремя, блин! Все летело к черту на рога…

Надо быстро принимать решения. Вроде бы ему грех жаловаться, ведь, как-никак, именно чрезвычайные ситуации — его профессия. А им свойственно случаться тогда, когда меньше всего ждешь. Но почему именно сейчас, едрит твою мать?

Секунды не прошло, а Демьянов уже прокручивал в голове возможные причины «конца света». Лампа, выработавшая свой ресурс лампа. Проводка. Веерное отключение. Авария.

Он поднял микрофон внутренней связи и еще раз вызвал медпункт:

— Пост номер один. Доложите обстановку.

— Пункт управления. Обстановка нормальная, — голос пожилого электрика показался майору растерянным. — Вот только темно, блин. Что будем делать?

— Оставайтесь на месте, сообщайте обо всех изменениях. Отбой, — сказал майор совсем другим тоном.

Так, уже легче. Электричества нет во всем убежище, а внутренняя линия исправна. От этого и танцуем… Что-то случилось, но не у нас, а снаружи. Демьянов поднял трубку городского телефона, собираясь набрать номер коммунальной службы, но гудков не было. Не было даже треска и шипения, которые обычно слышались в этом допотопном аппарате. Тишина.

Глаза медленно привыкали к полумраку, и вот уже майор мог разглядеть людей, собравшихся за столом. На лице генерала было написано едва скрываемое торжество. Его сопровождающий, которого Демьянов мысленно окрестил «адъютантом его превосходительства», бестолково вертел в руках папку с документами. Оба смотрели на него.

— Товарищ генерал, электричества нет. Городская телефонная связь не работает. — Сергей Борисович опустил трубку на рычаг и посмотрел на главу комиссии, лицо которого было подсвечено огоньком сигареты, что даже не строго, а строжайше запрещалось.

— Не мои проблемы, — отмахнулся тот раздраженно. — Делайте что хотите, но чтоб дали немедленно. Мне в три уже надо в управлении быть.

«Я что, похож на Чубайса? — подумал Демьянов. — Видимо, у нас действительно ЧС. Если это авария на подстанции, то света не будет еще долго».

Он и представить не мог, что его предположение станет пророческим.

— Семеныч, — снова вызвал он пост. — Отправь Василия, пусть запустит генератор. Фонарь лишний есть? Отлично. Сам поднимись наверх, позвони с мобильного в ЖЭК. Спроси, что у них стряслось и когда, наконец, дадут электричество. Да, скажи, объект государственной важности. Бегом давай!

Демьянов поймал себя на том, что не просит по-дружески, а приказывает.

— Звоните хоть Патриарху Московскому и всея Руси, — процедил сквозь зубы генерал, нервно поглядывая на часы. — Только в темпе, в темпе.

Демьянов на эту реплику не прореагировал, только невзначай подумал, что в темноте никто бы не заметил, если бы он показал генералу средний палец. На приведение убежища в готовность полагается двенадцать часов.

Они стали ждать.

Через долгих пять минут раздалась трель внутренней связи.

— Это не у нас, — сообщил запыхавшийся дежурный. — Света нет во всем районе. А может, и в городе, не знаю. И связи никакой. Ни один сотовый не ловит, городские ни у кого не работают. Даже радио не принимает.

У Демьянова на мгновение отлегло от сердца. Значит, его вины нет. И тут же накатило предчувствие, нехорошее, тягостное. Словно могло произойти что-то в сто раз хуже, чем выговор или штраф.

Либо это дурацкое совпадение и неисправность на подстанции или обрыв ЛЭП случились как раз в тот момент, когда они затеяли эту чертову проверку. Либо… либо это что-то посерьезнее аварии в энергосистеме Новосибирска.

— На проспекте какая-то чертовщина, — продолжал электрик. — Пробка до самого перекрестка, транспорт не ходит.

— Пробка? — переспросил Демьянов.

— Ага, — подтвердил Семеныч, но тут же поправился, словно вспомнив про субординацию: — Так точно.

Хотя о какой субординации речь? Он ему не начальник, да и полномочий у него нет. Одна видимость.

— Хорошо. Будьте на связи.

— Какая на хрен пробка? — всколыхнулся генерал, вслушивавшийся в их разговор.

Демьянову было не до него. Его мозг лихорадочно работал, анализируя ситуацию. Нет электричества. Не могут завестись машины. И связи нет. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Если неработающие светофоры еще можно объяснить неполадками в энергосети, то как же радио, ТВ, мобильные?

Почему-то только одно объяснение приходило на ум. Скверное. Но Демьянов отогнал его прочь, убедив себя, что дело в особенностях профессионального восприятия. Что должно мерещиться специалисту по неприятностям мирного и военного времени, если не они? Объяснение казалось убедительным. А главное — несло с собой успокоение, поэтому Демьянов ухватился за него и выбрал в качестве рабочей версии аварию.

В этот момент свет зажегся. Но лампы теперь горели тускло, вполнакала. Это вступил в дело автономный источник питания. Проблема никуда не делась и вряд ли состояла в обрыве провода.

У него было два варианта дальнейших действий: остаться на месте и ждать у моря погоды или отправиться посмотреть все самому. Демьянов выбрал второе. Сидя здесь, он ничего не сможет изменить, а наверху, по крайней мере, удастся получше разберется в ситуации. К тому же у него уже в печенках сидел товарищ Прохоров, каждые пять минут повторявший: «Ну, скоро вы там?» Как будто от этого свет могли дать быстрее.

А наверху в этот момент происходили скачкообразные изменения пространственно-временного континуума. Точка бифуркации — развилка, когда вероятным оставался и тот и этот вариант, была пройдена. История человечества прочно встала на рельсы, ведущие к ясно очерченной цели.

Сам момент перехода занял всего пару секунд. Сначала в вышине вспыхнула и тут же погасла яркая точка, на пару мгновений задержавшаяся на сетчатке каждого темным пятном. Удар был беззвучным, но люди на улицах почувствовали легкий хлопок — словно у них над ухом хлопнул в ладоши великан. Налетевший порыв ветра качнул кусты и ветви деревьев, принес с собой запах горелой изоляции.

И тут же на проспекте разразилась дикая какофония. Сначала отовсюду раздались дикий визг тормозов и трели сигналов, затем звон и скрип бьющегося и царапающегося металла, а за ними через короткий промежуток — крики и мат. Десяток аварий последовали одна за другой по принципу домино.

Пешеходы, готовившиеся перейти улицу, замерли на месте. Оправившись от шока, они могли решить, что катастрофы вызваны одновременным отключением двух светофоров. Они вряд ли заметили, что одновременно с теми погасли витрины и вывески магазинов. Перестали работать и три стереоэкрана, лившие ненавязчивое бормотание рекламы на проходящую толпу. Если бы это произошло вечером, то контраст был бы разителен, но сейчас, в середине дня, солнце светило ярче искусственной иллюминации.

Водители тем временем тоже пришли в себя. Некоторые пытались реанимировать замершие автомобили. Кто-то просто ошалело поворачивал ключ в замке зажигания и дергал рычаг коробки-автомата, другие выходили из машины и растерянно ковырялись в моторе. И первые и вторые — безрезультатно.

Те, кто уже успел выбраться наружу, сбивались в кучки, шумно обсуждали случившееся, курили, тщетно звонили в техпомощь и родным. Даже если бы хоть какой-то вид связи продолжал функционировать, ни один эвакуатор не пробился бы через затор, костяк которого составляли несколько автобусов. Движение на проспекте остановилось намертво.

Поток транспорта был плотным, скорость его была невелика, но избежать аварий, когда все «железные кони» потеряли управляемость, не удалось. Жертв не было, но помятые бамперы и поцарапанные крылья только усугубили ситуацию. Тут и там вспыхивали словесные перепалки, местами перераставшие в рукоприкладство.

Степень беспорядка нарастала постепенно. Ей потребовалось еще четверть часа, чтобы пересечь критический порог и превратиться в хаос.

Машенька этого уже не видела, спустившись в спасительную прохладу подземного перехода. Сюда же чуть позже, спасаясь от жары, спустились измученные водители, отчаявшись дождаться помощи и покинувшие свои машины, которые раскалились от полуденного зноя, как сковородки.

Над их головами гигантский затор, закупоривший проспект, уходил в бесконечность. В этом не было ничего необычного. Город знавал ситуации и похуже, особенно в час пик. Но сейчас была суббота, а здесь все-таки не центр… И никто не приехал к ним. Все городские службы словно испарились. Люди начинали беспокоиться. Это была еще не паника, но дело уже вышло за рамки обычного волнения, которое охватывает разворошенный людской муравейник при ЧС местного масштаба. Люди чувствовали, что привычный порядок жизни грубо нарушен.

Время Ч — 25 минут

Он воспользовался аварийным выходом, прекрасно понимая, какая толкотня должна твориться в переходе. Не лучше было и наверху. На проезжей части собралось столько народу, что Демьянов с трудом разглядел за их спинами причину столпотворения. Только подойдя поближе, он увидел, что суматошное движение сконцентрировано вокруг автоколонны тяжелых грузовиков.

Армейская колонна из нескольких «Уралов» и УАЗа была со всех сторон зажата парализованным гражданским транспортом. Майор легко восстановил картину произошедшего. Первый из военных грузовиков, движок которого не обнаруживал признаков неполадок, пытался протиснуться в просвет между намертво вставшими легковыми автомобилями, но не смог — слишком узок был зазор. Теперь тентованный «Урал» был затерт со всех сторон «фордами», «ауди» и «шевроле» как атомный ледокол — торосами. Хотя его мотор бодро рычал, он никак не мог вырваться и уже помял бока нескольким легковушкам. Должно быть, именно их водители сейчас орали и наседали на группу офицеров, которые пробивались через толпу к тротуару, расталкивая самых ретивых. Наконец им удалось прорвать кольцо окружения и выбраться на тротуар рядом с подземным переходом.

Среди них Демьянов обнаружил Дмитрия Иваненко, своего однокашника по Академии гражданской защиты. Он-то что здесь делал? Тот тоже узнал его и, дав какие-то указания сопровождавшему его старшему лейтенанту, быстрым шагом направился к нему.

— Дима! Сколько лет, сколько зим! — приветствовал Демьянов старого товарища и заметил у него на погонах новую звездочку. — Выходит, ты уже «подпол»? Может, объяснишь, что за херня тут творится? Где свет?

— Кончился, — ответил Иваненко голосом, лишенным эмоций. — Давай отойдем. — И чуть ли не волоком потащил Демьянова в сторону от автомобилей.

Тот только сейчас заметил, что Димка, которого он всегда знал как безбашенного шутника, напряжен как скрученная пружина. А еще у него дрожали руки. Демьянов не поверил бы, если бы не увидел это своими глазами. И взгляд… такого у него самого не было, даже когда жена сказала ему свое последнее «прости».

— Первый взвод! Бегом марш! — раздалась из мегафона зычная команда.

Тут же из кузовов двух передовых машин как горох посыпались бойцы в полевой форме. Быстро лавируя между легковушками, они пересекли проезжую часть, а затем скрылись под навесом подземного перехода.

Медведеподобный старлей руководил выгрузкой, подгоняя отстающих густым басом:

— Второй взвод! Третий взвод! Бегом марш!

Молоденький младший лейтенант и несколько мужиков постарше, по виду — сержанты-контрактники, задержались у грузовиков, спуская на землю цинки с оборудованием.

— Все, отставить! — крикнул им подполковник. — Взяли это и догоняйте. Чтоб через минуту никого на сто метров от машин!

Приказ требовал по меньшей мере побить мировой рекорд, но, похоже, был выполнен.

Демьянов не мог взять в толк, к чему такая спешка, какого черта они бросают вверенное им государственное имущество. Не до конца понимая, что происходит, он счел за лучшее последовать за подполковником. Когда они перешли проспект, большинство солдат уже спустились вниз.

— Смешно… — снова заговорил однокашник, когда последний боец сбежал по лестнице.

Они уселись прямо на бордюре. Перед ними на проезжей части роилась толпа автомобилистов.

— Ни хрена мы не учимся. Светомаскировка, пешие колонны, противогазы. А нам дали просраться, как в июне сорок первого.

— Да ты объяснишь?..

— Слушай внимательно, времени в обрез. Минут десять назад…

В этот момент до них долетел далекий рокот, похожий на раскаты грома, что было неудивительно в такую жару. Вот только небо оставалось ясным, как будто налетевшим порывом сдуло с него все облака.

Чуть тряхнуло землю у них под ногами, на что уж точно никакая гроза не способна. Качнулись кусты акации, вспорхнули голуби, до того мирно клевавшие семечки на горячем асфальте, да чуть дрогнули витрины соседнего магазина.

— Еще один, — глухо произнес подполковник.

— Да что такое?

— Не коси под дурачка, Серега. Все ты понял.

— Хочешь сказать… началось?

Демьянову показалось, что его голос звучит неуверенно. Слабенько. Словно не он это говорит, бывший «ликвидатор», а зеленый салажонок, только вчера принявший присягу. А то и вовсе «шпак», какой-нибудь лысеющий менеджер с брюшком или барыга с рынка.

— Уже закончилось, — коротко ответил Дмитрий. — Добивают.

— Чем это они? — бессмысленный вопрос, просто чтоб не молчать.

Так легче.

— Для палубных далеко. «Воздух-земля», скорее всего. Каждые две минуты долбят. Даже не прячутся. ПВО они явно в первую голову подавили.

— А город? Какого хрена никто не оповещает?

— «А город подумал, ученья идут», — тихо произнес Иваненко, не глядя на него. — Некому. Да посмотри на них. Бараны. Трясутся за свои тачки. Их сейчас только очередями можно разогнать, да и то не в воздух. А сверхзвуковая прилетит — все лягут еще до взрыва.

В этот момент все стало на свои места, как части простой головоломки. И отключение электричества, и нарушение всех видов связи.

А короткие, рубленые фразы продолжали вбиваться в его сознание, как гвозди в крышку гроба:

— Десять минут назад… Предположительно высотный взрыв. Электромагнитный импульс. Точно, он, родимый. Энергии нет нигде, даже там, где были автономные генераторы. Метро стоит. Никто ни хрена не знает. Администрация не отвечает, штаб округа тоже. Возможно, на их месте уже воронки. Знаешь выражение «небо коптить»? Высокоточное оружие, мать его. По радио вместо гражданских станций бульканье и треск. На ведомственных и военных частотах тоже почти молчок. На коротких волнах и УКВ — ни звука. На длинных иногда пробиваются обрывки переговоров, но слабо, ничего не понять. А из того, что понятно, — ясно, что дело полный швах. Крики, паника, ругань, вопли. И это армия.

Врут те, кто говорит, будто сильный человек не подвержен психологическому шоку. От него может быть защищен только пьяный или отмороженный на всю голову кретин. Любого другого подобная новость может сбить с ног. Но Демьянов устоял, хотя земля хотела уплыть у него из-под ног.

Его однокашнику не пришлось тратить драгоценное время на объяснения. Сергей Борисович и без него представлял, как выглядят такие операции. Сербия. Ирак. Афганистан. Иран. Сирия…

Масштаб несопоставим, но и сил явно задействовано на порядок больше. Сначала они разнесли в пух и прах командные центры, противовоздушную оборону, РВСН и авиацию. И тут вряд ли обошлось без «немирного атома».

Потом военные объекты второй очереди. Попутно отслеживались мобильные цели вроде автоколонн вооруженных сил и боевой техники на марше. Здесь уже разгулялись столь любимые пиндосами крылатые ракеты. «Потом» и «теперь» — условно, потому что даже десяти тысяч ракет хватило бы на все про все. Хирургия. Тут вам не нацисты, а гуманная нация. Конечно, бывают осечки. Там автобус вместо ракетного тягача, тут роддом вместо военкомата. Ну так и цель посерьезнее — не какой-то Третий рейх германской нации, а новый порядок. Мировой. Суки…

А если намечается сухопутная операция, то придет черед инфраструктуры. Ненужной инфраструктуры. Той, которая не понадобится Порядку при высасывании того, что ему еще не успели продать. А без ненужной инфраструктуры — коммунальных сетей, дорог, больниц — быстро начнет сокращаться ненужное население. Не по миллиону в год, а, скажем, по десять. Сколько там, по плану Тэтчер, достаточно русских? Вот под эту цифру и подгонят.

Демьянов стоял ни жив ни мертв.

Так всегда. Звездец нечаянно нагрянет, когда его совсем не ждешь.

Его страны больше нет на карте. Города стоят, и люди живы. Но уже летают над ними, как стервятники, вражеские бомбардировщики — ракетные платформы. Летают как у себя дома, то и дело отправляя с безопасного расстояния свои «гостинцы». И некому их наказать. Нет больше ни власти, ни генштаба. Огромная армия обезглавлена и превратилась в толпу людей в форме. Может, и Кремля уже нет. Нет «министерства ежедневных ситуаций», нет ГО, чтобы укрыть, накормить, спасти.

Но скоро о них позаботятся. Прилетит вдруг… нет, не волшебник в голубом вертолете, а оккупационная администрация. Хотя гауляйтера могут назначить и из туземцев.

Было бы неправдой говорить, что Сергей Борисович об этом раньше не думал. Но не так представлялась ему грядущая война. К этому их не готовили. Хотелось кричать: «Так нечестно! Нельзя разбить великую страну за пять минут».

Хотя сам он прекрасно понимал, что в войне все средства хороши, если они ведут к победе, и знал соотношение сил, не оставлявшее его Родине шансов. Разве что она успела нанести ответно-встречный удар. Но успела ли?..

— Пиндосы, — выдавил из себя единственное слово Демьянов.

— А ты думал, марсиане? — глухо ответил подполковник. — Спускаемся в переход. Только без паники.

Это было лишнее. Он уже и так был спокоен как никогда. Вся его боль превратилась в злость и решимость.

— Что за бойцы?

— Мои. Ракетчики. Вот ведь ирония судьбы. На учения ехали. Последнюю неделю всех гоняли почем зря. Спохватились, мать их.

— Да, поздно пить «Боржоми»… — пробурчал себе под нос Демьянов. — Каков план действий?

— Простой. Твой объект как, функционирует? Вот и укрой всех. Пусть пересидят денек-другой. Ротный там, Олег Колесников, хороший мужик, толковый, с ним все дела решай. Остальные…

Он не договорил, потому что в этот момент бабахнуло гораздо ближе. Как прикинул Демьянов — на углу Морского проспекта и улицы Терешковой, в районе Президиума Сибирского отделения РАН.

Со всех сторон тут же раздался дикий пересвист противоугонок. Где-то с жалобным звоном вылетело окно. Они почувствовали слабое движение воздуха, устремившегося к зоне пониженного давления. Здесь оно напоминало порыв ветра, но что творилось вблизи…

Теперь уже народ зашевелился и понял, что непогодой тут и не пахнет. А пахнет жареным. Люди начали рассасываться с проезжей части — одни по подъездам, другие в ближайшие дворы. Неумно. Кто даст гарантию, что «высокоточная» ракета не промажет на пару десятков метров? Самые глупые ушли на тротуар, где их накроет и посечет дождь стекла и шифера. Самые умные спустились в переход, и майор им мысленно аплодировал. Но их было мало.

Самые упрямые до сих пор торчали на дороге вместе со своими драгоценными авто. С таким же успехом они могли сидеть на военном аэродроме — риск сопоставим. Колонна — слишком заметная мишень. Демьянов представил, что останется от них после близкого взрыва вакуумной, кассетной или напалмовой бомбы, и его передернуло.

А ему что, сидеть внизу, в безопасности?

— Как хочешь, а я не могу на это смотреть, — резко сказал он.

— Ты спасатель, тебе и мегафон в руки. Может, кого и убедишь, — в голосе подполковника чувствовался скепсис. — В головной машине ручная сирена есть. Мои помогут, только не выходите всей толпой.

— Спутники?

— Беспилотники. Этой дряни вокруг как тараканов.

Демьянов сам удивлялся произошедшей с ним перемене. О том, что еще полчаса назад могло привидеться в кошмарном сне, они разговаривали будничным тоном. Как ни сильна была привычка к мирной жизни, а все же он быстро перевел себя на военный режим работы. Теперь предстояло сделать то же с людьми на дороге, которые по-прежнему пребывали в блаженном неведении.

— Ну а ты что? — В голове у Демьянова шевельнулась нехорошая догадка. — Неужели хочешь по-тихому в кусты?

— А я в районную администрацию. У них должна быть защищенная линия. Заодно постараюсь оповестить кого смогу.

— Думаешь, народ поверит?

— В задницу народ, — рубанул рукой воздух Димка. — Только организации. Может, хоть кто-то укроется. А вы ждите до утра. Если не вернусь, считайте меня коммунистом. — Иваненко слабо улыбнулся, распахивая дверцу УАЗа. — Если серьезно… пусть переодеваются в гражданку и по домам. Войну эти сволочи один хрен уже просрали.

Гадко стало у майора запаса на душе от этой фразы. Хоть и нечего было возразить.

— Погоди, — остановил он. — Мне своих предупредить надо.

— Семью?

— Нет, базу.

— «Четвертую»? Плюнь. Далеко. Мне по пути, я заеду… если успею. Да не стой столбом, действуй! У тебя на объекте продукты должны быть. Они не жрали с утра, вот и организуй раздачу.

Демьянов стряхнул с себя оцепенение. В этом году он уже реже вспоминал о Лене. Время лечит. Последнее письмо от нее пришло два месяца назад, а по телефону они не разговаривали и того дольше. После того как они расстались, она уехала с мальчиками аж в Калининградскую область. «Чтобы быть подальше от тебя, сволочь». Он уже успел трижды прокрутить в памяти карту бывшего Кенигсберга, отмечая на ней воинские части и стратегические объекты. Вроде в безопасности. Пригород. Вроде рядом ничего такого нет. Но кто поручится? Какой бы ни была политика завоевателей по отношению к русским аборигенам, крохотный анклав почувствует это первым. Кто знает, вдруг в рамках восстановления исторической справедливости два миллиона бесполезных русских «выселят» в Балтийское море, а Восточную Пруссию отдадут обратно Германии? Не исключено…

...................................

Источник - samlib.ru .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5