Роберт Хайнлайн

Не убоюсь зла

Эпоха Джаза

Третья мировая война встряхнула американское общество. Внезапно наступивший мир многие восприняли как второй шанс и постарались использовать его, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. И некоторым это удалось — социальные лифты заработали, но длилось это недолго. Власть, вкусившая прелести чрезвычайных (и чрезвычайно эффективных) методов управления военного времени, не спешила с ними расставаться. Демократия эволюционировала, но, как оказалось, в своей высшей и последней форме она мало чем отличается от диктатуры. Власть концентрировалась и специализировалась, она больше не лезла во все сферы жизни, ограничившись управлением в ключевых точках промышленности, финансов и соцобеспечения. Все остальное было отпущено в свободное плавание. Последние десятилетия своего существования Америка наслаждалась свободой. Были легализованы наркотики, отменено обязательное образование, а соблюдение законов контролировалось лишь в зонах анклавов, где проживали специалисты, обеспечивающие поддержание статус-кво. Население свободных зон было предоставлено самому себе — миллионы праздных потребителей соцпакетов участвовали в жизни страны лишь раз в четыре года, приходя на избирательные участки (если, конечно, не находили себе занятия поинтересней). Большинство из них не умело ни читать, ни писать. Единицы, пройдя жесткий отбор тестов, могли претендовать на какое-то образование. Остальные ограничивались «практическими курсами», где учили только считать и пользоваться общественными терминалами, а затем свободно выбирали между пожизненным пособием и какой-нибудь неквалифицированной работой.

Несмотря на строгое нормирование продуктов (мясо исчезло из обычного рациона и превратилось в предмет нелегальной торговли), никто не умирал от голода, напротив, начало нулевых годов XXI века осталось в памяти временем изобилия и успехов. Казалось, новые технологии вот-вот подарят всем счастье, покой и процветание. Медицина победила большинство болезней и билась над продлением жизни. Первая лунная колония готова была принять избыток населения, на Марсе был запущен процесс терраформирования, который должен был снизить демографическое давление в перспективе на сотни лет вперед, а проект на Ганимеде обещал закрыть продовольственный вопрос навсегда. Америка с головой окунулась во вторую Эпоху Джаза — время всеобщего, немного нервного веселья, словно пыталась воплотить в жизнь лозунг полувековой давности — «секс, наркотики, рок-н-ролл» (альтернативные варианты прилагаются).

В ретроспективе легко разглядеть причины последовавшей за Эпохой Джаза катастрофы. Понятно, что куда проще вырвать из одних рук и передать в другие централизованную власть, чем подмять под себя децентрализованную систему. Понятно, что электорат, не умеющий читать и писать, легко поддается влиянию не только официальной пропаганды, но и вообще любой пропаганде, особенно религиозной. И наконец, все знают, что Древо Свободы требуется время от времени поливать кровью героев, и если в критический момент окажется, что герои отправились осваивать Марс или устраивать жизнь на Луне, то «у меня для вас плохие новости, ребята». Но до выборов 2012 года и даже несколько лет спустя такие мысли мало кому приходили в голову — люди наслаждались свободой и вкушали те радости, которые были им доступны. Они жили одним днем, не осознавая перспективы и не задумываясь о ней. Словно старик, переживший все отмеренные ему сроки, радуется последним теплым лучам солнца в приближении заката.

... С. В. Голд

Не убоюсь зла

Рексу и Кэтлин
1

Комната была старомодная, в барочном стиле 1980-х годов, но роскошная и очень просторная — широкая, длинная, с высокими потолками. У окна с регулируемым пейзажем стояла автоматизированная больничная койка. Чтобы не портить интерьер, ее частично скрыли великолепной китайской ширмой. В сорока футах от койки расположился столь же чужеродный стол для заседаний. Во главе его стояло инвалидное кресло с системой жизнеобеспечения, от которого к койке тянулись трубки и провода.

У кресла, за мобильным стенографическим столиком, оборудованным микрофонами, пишмашинкой-диктофоном, часами-календарем, пультом управления и прочими принадлежностями, сидела очень красивая девушка.

Она держалась как образцовая незаметная секретарша, но одета была по последней экзотической моде, «половина на половину»: правое плечо, рука и грудь в черном трикотаже, левая нога в алом чулке. Завершали образ двуцветные трусики с оборкой и сандалии — черная на левой ноге, алая — на голой правой. Кожа была расписана теми же цветами — черным и алым.

С другой стороны от кресла стояла немолодая женщина в халате медсестры и белых чулках. Она внимательно следила за датчиками и пациентом в кресле, не обращая внимания на все остальное. За столом расположились чуть больше десяти человек, одетых словно зрители на скачках: стиль, принятый у пожилых управленцев высшего звена.

В инвалидном кресле сидел древний старик, которого, если бы не живые неугомонные глаза, можно было принять за плохо забальзамированный труп. На лице ни следа косметики — никакой попытки скрыть ужасающую дряхлость.

— Упырь, — тихо произнес старик, обращаясь к одному из мужчин за столом. — Парки, малыш, вы самый настоящий жадный упырь. Отец не учил вас, что невежливо хоронить человека, пока тот не откинул копыта? У вас вообще был отец? Юнис, сотри последнюю фразу. Итак, господа, мистер Паркинсон предлагает мне добровольно уйти с поста председателя совета директоров. Кто еще за? — Старик сделал паузу. — Ну как же так? Парки, кто из ваших дружков поджимает хвост? Вы, Джордж?

— Я здесь ни при чем.

— Но были бы рады проголосовать за. Без поддержки вопрос не будет поставлен на рассмотрение.

— Я отзываю свое предложение.

— Поздно, Паркинсон. Вопрос можно исключить из повестки дня только по общему согласию, высказанному явно либо подразумевающемуся. А если есть хоть одно возражение — и я, Иоганн Себастьян Бах Смит, возражаю, — то ничего не поделать. Я придумал это правило, когда вы еще пешком под стол ходили. Однако, господа, — Смит оглядел собравшихся, — у меня есть для вас новости. Как вы наверняка знаете из доклада мистера Тила, все наши подразделения работают успешно, а «Морские фермы» и «Общеобразовательные учебники» — более чем успешно. Поэтому мне самое время уйти на покой.

Смит подождал немного, затем продолжил:

— Можете закрыть рты. А вы, Парки, подберите слюни, я еще не договорил. Я остаюсь председателем совета директоров, но покидаю пост президента компании. Начальник юридического управления мистер Джейк Саломон становится вице-председателем.

— Иоганн, полегче. Я не собираюсь управлять этим цирком.

— Джейк, а кто говорит про управление? Всего-то надо будет председательствовать в мое отсутствие. Я слишком много прошу?

— Гм. Пожалуй, не слишком.

— Вот и славно. Так вот, я слагаю с себя полномочия президента «Смит энтерпрайзес». Президентом и генеральным директором назначается мистер Байрем Тил — он заслужил этот пост, а с ним и все биржевые опционы, налоговые лазейки и прочие привилегии своей многолетней добросовестной работой.

— Послушайте, Смит! — взорвался Паркинсон.

— Тихо, молокосос. Я вам не «послушай», а «мистер Смит» или «господин председатель». А теперь говорите.

Паркинсон взял себя в руки и произнес:

— Хорошо, мистер Смит. Я протестую. Во-первых, одним махом повысить своего помощника до президента — само по себе вопиющее нарушение, а во-вторых, у меня второй по величине пакет голосующих акций и при любых изменениях в руководстве моя кандидатура должна рассматриваться в первую очередь!

— Парки, я рассмотрел вашу кандидатуру.

— Да?

— Ага. Подумал об этом… и прыснул со смеху.

— Ах вы…

— Не произносите этого слова, я могу подать в суд за оскорбление. Не забывайте, что мой пакет — контрольный. А что касается вашего — согласно политике компании любой владелец пяти или более процентов голосующих акций автоматически входит в совет директоров, даже если он моральный урод и все его на дух не выносят. Что верно для нас обоих. Точнее, для вас было верно. Байрем, что там у нас с доверенностями и покупкой акций?

— Представить вам полный отчет, мистер Смит?

— Нет, просто объясните мистеру Паркинсону его текущее положение.

— Хорошо, сэр. Мистер Паркинсон, в настоящий момент у вас меньше пяти процентов голосующих акций.

— А это значит, что ты больше не в совете директоров, упыренок, — вкрадчиво добавил Смит. — Джейк, созовите внеочередное собрание акционеров. Со всеми формальностями, извещениями и прочим. Подарим Парки золотые часы, вышвырнем его вон… и выберем ему замену. Есть еще вопросы? Вопросов нет. Заседание окончено. Джейк, останьтесь. Юнис, ты тоже. И вы, Байрем, если вам есть что еще обсудить.

Паркинсон вскочил:

— Смит, вы у меня еще попляшете!

— Не сомневаюсь, — умилился старик. — Кланяйтесь от меня теще и скажите, что Байрем по-прежнему будет повышать ее благосостояние, несмотря на то что я вас вышвырнул.

Паркинсон вышел не прощаясь. Остальные потянулись за ним.

— Джейк, как человек смог дожить до пятидесяти лет, не обзаведясь здравым смыслом? — задумчиво сказал Смит. — Ладно хоть богатой тещей обзавелся. Ганс, вы хотели мне что-то сказать?

— Иоганн, — произнес Ганс фон Риттер, опираясь на стол и глядя председателю в глаза, — мне не понравилось, как вы обошлись с Паркинсоном.

— Благодарю за честность. В наши дни ее не часто встретишь.

— Убрать его из совета — верное решение, он нам постоянно палки в колеса вставлял. Но унижать его не стоило.

— Вы правы, Ганс. Но я не мог отказать себе в маленьком удовольствии. Мне сейчас особо не повеселиться.

В зал вкатился робот-лакей «Симплекс», составил освободившиеся стулья на стойку и выкатился обратно. Фон Риттер продолжил:

— Не хочу, чтобы со мной обошлись так же. Если вам в совете нужны лишь подпевалы, спешу заметить, что у меня тоже менее пяти процентов голосующих акций. Мне подать заявление об отставке?

— Боже правый, ни в коем случае! Ганс, вы мне нужны, а Байрему нужны еще больше! Мне ни к чему дрессированные тюлени; у человека должно быть достаточно смелости, чтобы возразить мне, иначе он просто место будет занимать. Но если он выступает против меня, пусть делает это разумно. Как вы. Вам неоднократно удавалось меня переубедить, что при моем упрямстве ой как непросто. А теперь вот что — присядьте. Юнис, подгони доктору фон Риттеру стульчик.

Стул подкатился к фон Риттеру, но тот отмахнулся, и стул уехал обратно.

— Хватит меня умасливать. Что вам нужно? — Фон Риттер убрал руки со стола, тот сложил ножки, повернулся боком и втянулся через щель в стену.

— Ганс, я окружил себя ненавистниками. Среди них нет ни одного подхалима, ни одного дрессированного тюленя. Даже Байрем — особенно он — получил свой пост за то, что обычно возражал мне по делу. Но он не всегда прав, и поэтому в совете нужны люди вроде вас. Паркинсон — другое дело. Я обязан был публично его отчитать, потому что он публично потребовал моей отставки. Но вы правы, Ганс, я повел себя как ребенок. Еще двадцать — да что там, десять лет назад я ни за что бы не унизил человека. Когда человек не думает головой, а действует рефлекторно, как большинство, унижение заставит его мстить. Я это прекрасно понимаю. Но я уже стар, ум у меня не тот.

Фон Риттер промолчал. Смит продолжил:

— Прошу, останьтесь… И помогите Байрему во всем разобраться.

— Ох… останусь. Если обещаете больше не срываться. — Фон Риттер развернулся к выходу.

— Договорились. Ганс, а на моих поминках спляшете?

Фон Риттер с усмешкой оглянулся:

— С радостью!

— Вот и славно. Спасибо, Ганс. Пока!

Смит обратился к Байрему Тилу:

— А что у тебя, сынок?

— Завтра из Вашингтона приедет помощник генерального прокурора — говорить с вами о покупке контрольного пакета «Хоумкрафтс лимитед» нашими «Механическими станками». Думаю…

— Не со мной, а с тобой. Ты сильно меня подведешь, если не справишься с каким-то помощником прокурора. Что еще?

— Мы потеряли человека на морской ферме номер пять. В пределах пятидесятифутовой зоны. Акула.

— Он был женат?

— Нет, сэр. Родителей тоже нет.

— Ладно, тогда обойдемся официальными соболезнованиями. У вас есть видеоклипы, где мой голос прочувствованно дублирует профессиональный актер. Вот их и пустите. Нельзя, чтобы народ думал, будто нам наплевать на гибель работников.

— Особенно когда нам действительно наплевать, — добавил Джейк Саломон.

Смит цыкнул на него:

— Джейк, ты что, видишь меня насквозь? Такова наша политика: щедрая компенсация в случае гибели плюс всякая сентиментальная мишура.

— Которая прокатывает на ура. Иоганн, не обязательно видеть насквозь, чтобы понимать — у тебя вместо сердца калькулятор. Да у тебя сердца и не было никогда.

Смит улыбнулся:

— Джейк, для тебя сделаем исключение. Когда помрешь, не будет ни букетов, ни фотографии в черной рамке в корпоративной газете. Твоя смерть пройдет незамеченной.

— Иоганн, решать это будешь уже не ты. Я переживу тебя лет на двадцать, не меньше.

— Тоже хочешь станцевать на моих поминках?

— Я не танцую, — ответил юрист, — но тебе, я смотрю, хочется, чтобы я научился.

— Не волнуйся, это я тебя переживу. Хочешь пари? Скажем, миллион против твоего любимого налогового вычета? Впрочем, нет. Чтобы выжить, мне понадобится твоя помощь. Байрем, загляни ко мне завтра. Сестра, выйдите, мне нужно поговорить с юристом с глазу на глаз.

— Не могу, сэр. Доктор Гарсия требует, чтобы вы постоянно были под присмотром.

Смит задумался.

— Мисс Судно, я приобрел свой словарный запас до того, как Верховный суд запретил писать похабщину на заборах. Но я постараюсь изъясняться понятным вам языком. Я даю вам работу. Плачу вам зарплату. Это мой дом. Я приказал вам убираться, так пошевеливайтесь!

Медсестра молчала и упорно не двигалась с места.

Смит вздохнул:

— Джейк, совсем я старый стал. Забыл, что у них свои правила. Можешь разыскать доктора Гарсию — он где-то здесь, в доме, — и попросить оставить нас наедине, без излишне верного сторожевого пса?

Доктора Гарсию привели. Он снял показания приборов, осмотрел пациента и решил, что на некоторое время можно обойтись дистанционным наблюдением.

— Мисс Макинтош, перейдите к удаленному монитору.

— Конечно, доктор. Вы не подыщете мне замену? Я не хочу больше здесь работать.

— Сестра, что вы…

— Доктор, секундочку, — перебил Смит. — Мисс Макинтош, я прошу прощения, что назвал вас «мисс Судно». Маразм, сами понимаете. Я теперь как ребенок. Но если по-другому никак — хоть я и надеюсь на иной исход, — доктор, выдайте сестре премию в тысячу долларов и пришлите мне счет. Она ответственно выполняла свой профессиональный долг… несмотря на все мои вздорные и неуважительные поступки.

— Гм. Сестра, подождите меня снаружи.

Когда доктор с медсестрой вышли, Саломон сухо произнес:

— Иоганн, ты впадаешь в маразм, только когда тебе это выгодно.

Смит усмехнулся:

— У старости и болезней свои преимущества. Какие еще способы влияния у меня остались?

— Деньги.

— Ну конечно. Без денег я бы давно уже помер. Но в последнее время я действительно по-детски капризен. Меня злит, что я прикован к этому креслу, ведь я привык вести активный образ жизни. Однако куда проще списать все на старческий маразм… ведь и моему врачу, и Господу Богу известно, что мое тело угасает.

— Иоганн, я бы списал это на твой мерзкий характер, а не на маразм. Ты мыслишь вполне здраво, когда тебе это выгодно. Но со мной твои штучки не пройдут.

Смит снова усмехнулся:

— Ну что ты, Джейк. Я нуждаюсь в тебе даже больше, чем в Юнис, хотя она, безусловно, куда привлекательнее. Юнис, что скажешь? Плохо я себя веду в последнее время?

Секретарша пожала плечами, отчего некоторые другие части тела приятно заколыхались.

— Отвратительно, босс, но я привыкла не обращать на это внимания.

— Видишь, Джейк? Если бы Юнис, как ты, отказалась мириться с моим поведением, я бы стал добрейшим начальником на свете. А пока она меня терпит, я пользуюсь возможностью выпустить пар.

— Юнис, если вы устанете от этого вредного старого хрыча, переходите работать ко мне. Я буду платить вам столько же или даже больше.

— Юнис, я удваиваю тебе жалованье!

— Спасибо, босс, — быстро ответила она. — Я записала ваши слова и точное время. Сообщу в бухгалтерию.

Смит фыркнул:

— Видишь, почему я ее держу? Даже не пытайся торговаться, старый козел, денег не хватит.

— Маразматик, — проворчал Саломон. — Кстати, о деньгах. Кем ты намерен заменить Паркинсона?

— Было бы что заменять. Джейк, у тебя есть кто-нибудь на примете?

— Нет, но после недавней сценки мне кажется, что Юнис подошла бы.

Юнис на мгновение опешила, но тут же убрала с лица всякое выражение. Смит задумался.

— Мне такая мысль в голову не приходила, но вариант интересный. Юнис, хочешь стать директором корпорации?

Юнис отключила диктофон:

— Хватит надо мной подшучивать!

— Детка, — ласково сказал Смит, — я не привык шутить о деньгах. А для Джейка деньги вообще единственное святое — он ведь продал в Рио дочь и бабку.

— Дочь я не продавал! — запротестовал Саломон. — Только бабулю… почти ничего за старушенцию не выручил, но спальню в доме освободил.

— Босс, я ведь ничего не понимаю в управлении бизнесом!

— Тебе это и не нужно. Директора не управляют, они диктуют политику. И ты знаешь об этой работе больше многих наших директоров. Ты работала со мной много лет, а до того помогала прежней секретарше, миссис Бирман, пока та не ушла на пенсию. Джейк, возможно, дурачился, но я вижу в его предложении определенные плюсы. Как специальный секретарь-референт, ведущий протоколы заседаний, ты уже считаешься исполнительным служащим корпорации. Вы оба помните, как я назначил тебя на эту должность, чтобы заткнуть глотку Паркинсону: он возмущался, что мой личный секретарь присутствует на заседаниях. Так вот, ты продолжишь делать то же самое. Останешься моим личным секретарем, потому что достойной замены тебе нет, но при этом войдешь в совет директоров. Одно другому не помешает. Будешь вести протокол и голосовать. А теперь главный вопрос — ты готова голосовать так же, как Джейк?

Юнис приняла серьезный вид:

— А вы этого хотите, сэр?

— Либо так же, как я, в тех случаях, когда я буду присутствовать. Это одно и то же. Если подумать, мы с Джейком всегда голосовали одинаково по главным вопросам, обговаривая все заранее, и спорили по всякой ерунде. Взгляни на старые протоколы, сама увидишь.

— Я давно заметила, — спокойно ответила Юнис, — но сочла, что мне не подобает это комментировать.

— Решено. Джейк, она наш новый директор. Последний нюанс, милочка. Если нам вдруг понадобится посадить на твое место кого-нибудь другого, ты согласишься уйти в отставку? Внакладе не останешься.

— Конечно, сэр. Даже без дополнительной компенсации.

— Все равно внакладе не останешься. Как славно! Юнис, ты понимаешь, что в моем нынешнем состоянии я вынужден передать управление Тилу, а политику — Джейку. Нужно, чтобы Джейка поддерживало максимальное число директоров. Можно, конечно, кого-нибудь выгнать… но лучше не стоит, а то фон Риттер взбеленится. Все, ты теперь директор. Формальности уладим на следующем собрании акционеров. Добро пожаловать в правящий аппарат. Ты больше не забитая наемная работница. Ты продалась с потрохами, и теперь ты душительница свободы, разжигательница войн и подлый фашистский пес. Как тебе?

— Не пес, — возразила Юнис. — Все остальное замечательно, но «пес» мужского рода, а я — женского. Сука.

— Юнис, я не только сам не употребляю таких слов при дамах, но и не хочу слышать их от дам.

— Босс, какая дама из «подлого фашиста»? Я это слово впервые в детском саду услышала. Оно давно никого не возмущает.

— А я впервые услышал его на заднем дворе. Где ему и место.

Саломон простонал:

— Хватит с меня вашей дилетантской лексикологии. Могу я идти?

— Что? Ни в коем случае! Секретное, ради чего я отослал медсестру, еще впереди. Придвинься-ка поближе.

— Иоганн, прежде чем секретничать, ответь на один вопрос. Твоя койка оборудована микрофоном? Да и в кресле тоже может стоять жучок.

— А? — Старик задумался. — Пока за мной не установили круглосуточное наблюдение, я пользовался кнопкой вызова сестры.

— Семь к двум за то, что вас прослушивают. Юнис, дорогуша, можете покопаться в проводах и проверить?

— Не уверена. Я стенографистка, а не электрик. Но попробую. — Она встала из-за стола и осмотрела пульт управления креслом. — Эти два датчика почти наверняка с микрофонами, они фиксируют частоту пульса и дыхательных сокращений. Но на голос они не реагируют, — видите, я говорю, а стрелки не шевелятся. Судя по всему, датчики оснащены шумопоглотителем. Однако… — Юнис задумалась, — голос можно снять и до того, как он отфильтруется. Я иногда так делаю, если уровень интершума слишком высок. Не знаю, для чего остальные датчики. Черт, я бы, пожалуй, опознала подслушивающее устройство, если бы оно здесь было, но с уверенностью сказать, что его нет, не берусь. Их может быть и два, и три. Извините.

— Не переживайте, милочка, — утешил ее юрист. — В этой стране все под колпаком примерно с середины двадцатого века. Да что там, я запросто могу нанять человека, чтобы тот сфотографировал вас в душе, и вы даже не заметите.

— Правда? Какой ужас! И сколько это стоит?

— Дорого. Все зависит от того, как сильно он рискует попасть под суд. Начиная от пары тысяч долларов и до бесконечности. Но это возможно.

— Ну и ну! — Юнис снова задумалась, затем улыбнулась. — Мистер Саломон, если вам когда-нибудь захочется такую фотографию, позвоните, договоримся. У моего мужа есть превосходный китайский фотоаппарат, и я бы предпочла, чтобы фотографировал меня он, а не кто попало.

— Прошу тишины, — спокойно произнес Смит. — Юнис, можешь продать этому старому развратнику хоть целый альбом своих фотографий, но в свободное время. Я ничего не смыслю в прослушивающих устройствах, но знаю, как решить проблему. Юнис, зайди в кабинет, откуда за мной наблюдают — если не ошибаюсь, это моя бывшая комната отдыха. Там должна быть мисс Макинтош. Побудь там минуты три. Я немного подожду и крикну: «Мисс Макинтош! Миссис Бранка с вами?!» Если услышишь мой голос, значит меня прослушивают. Если нет — возвращайся, как истекут три минуты.

— Хорошо, сэр. Что мне сказать мисс Макинтош?

— Придумай что-нибудь. Я просто хочу знать, подслушивает ли эта старая клизма.

— Хорошо, сэр.

Юнис направилась к выходу, нажала кнопку, и дверь отъехала в сторону. За дверью оказалась мисс Макинтош, которая от неожиданности едва не подпрыгнула.

Спохватившись, медсестра хмуро обратилась к мистеру Смиту:

— Можно войти?

— Конечно.

— Спасибо, сэр. — Медсестра подошла к койке, отодвинула ширму, щелкнула четырьмя переключателями и снова задвинула ширму. Затем она встала перед пациентом и сказала: — Сэр, теперь ваша личная информация останется в тайне. По крайней мере, в том, что касается моего оборудования.

— Благодарю вас.

— Доктор распорядился не отключать голосовые датчики без его ведома. Но вам в любом случае не о чем было беспокоиться. Я, как и доктор, уважаю личную жизнь пациента и никогда не подслушиваю больных. Я вообще не слушаю, о чем они говорят!

— Не кипятитесь вы так. Раз вы не подслушиваете, то как узнали, что мы обсуждаем?

— Я услышала свое имя и насторожилась. Это инстинктивное, хотя вы все равно не поверите!

— Напротив, я вам верю. Сестра, включите все обратно, но не забудьте, что у меня личная беседа, а я в свою очередь постараюсь не упоминать вашего имени. Как здорово, что вас можно так легко вызвать! Весьма удобно для человека в моем состоянии.

— Э… хорошо, сэр.

— Еще я хотел поблагодарить вас за то, что терпите мои причуды. И тяжелый характер.

Медсестра чуть не улыбнулась:

— Сэр, с вами не так уж и трудно. Я два года проработала в психбольнице.

Смит сперва опешил, но тут же улыбнулся:

— Не в бровь, а в глаз! Это там вы так возненавидели подкладные судна?

— Где же еще! Сэр, а теперь, с вашего позволения…

Когда она ушла, Саломон спросил:

— Ты правда веришь, что она не станет подслушивать?

— Конечно станет. Мы только разожгли в ней любопытство. Она будет очень стараться не слушать, поэтому у нее ничего не выйдет. Но она самолюбива, а самолюбие надежнее приборов. А теперь к делу, а то я устал. Я хочу купить тело. Молодое.

Юнис Бранка даже бровью не повела, а лицо Джейка Саломона приняло выражение, с которым он обычно играл в покер и общался с прокурорами. Наконец Юнис произнесла:

— Сэр, мне это записать?

— Нет. Хотя да. Пускай твоя швейная машинка сделает по копии для каждого из нас и сотрет оригинал. Мою копию положи в папку с документами, подлежащими уничтожению, свою — тоже. А ты, Джейк, спрячь копию в той папке, которой ты пользуешься, чтобы обманывать налоговую.

— Я знаю еще более безопасное место. Папка для виновных клиентов. Иоганн, наша беседа, разумеется, останется между нами, но я обязан напомнить, что профессиональная этика запрещает мне содействовать клиенту в нарушении закона, а также обсуждать с ним это. Что касается Юнис, то все, сказанное в ее присутствии, уже не может считаться конфиденциальным.

— Да брось ты, старый мошенник! Ты уже много лет как минимум дважды в неделю помогаешь мне обходить закон. А Юнис никому не проболтается, если только ей не промыть мозги.

— Я не утверждаю, что никогда не нарушал законов. Просто напоминаю, что они существуют. «Профессиональная этика» — понятие расплывчатое, но я не стану связываться с кражей трупов, похищением или работорговлей. У любой уважающей себя проститутки — вроде меня — есть рамки, за которые она никогда не выходит.

— Джейк, оставь свои проповеди. Мое желание вполне соответствует этическим и моральным нормам. Твоя помощь нужна мне, чтобы провернуть все надежно и по закону — без уловок!

— Надеюсь.

— Будь уверен. Значит, я хочу купить тело — легально. Это исключает кражу трупов, похищение и работорговлю. Сделка должна быть правомерной.

— Не выйдет.

— Почему? Взять хотя бы вот это тело, — произнес Смит, тыча себе в грудь. — Оно даже на удобрения не сгодится, однако я могу завещать его медицинскому центру для исследований. Ты сам дал на это добро.

— Ух, давай-ка сразу разберемся с понятиями. В Соединенных Штатах владение людьми запрещено Тринадцатой поправкой. Таким образом, твое тело не может считаться собственностью, и продать его ты не имеешь права. Однако труп автоматически становится собственностью — как правило, семьи покойного. Трупами редко распоряжаются как другим имуществом, но они, безусловно, собственность. Хочешь купить труп — пожалуйста. Но кого ты там упырем называл?

— Джейк, что есть труп?

— А? Согласно словарю Вебстера — мертвое тело, обычно человеческое. Юридическое определение немного сложнее, но по смыслу не отличается.

— Вот на это «немного сложнее» я и намекаю. Итак, когда человек мертв, его труп становится собственностью и его теоретически можно купить. Но что такое смерть, Джейк? Когда она наступает? Плевать на Вебстера, что говорит закон?

— А законы у нас устанавливает Верховный суд. К счастью, этот вопрос был юридически закреплен еще в семидесятых, в ходе процесса «Семья Генри М. Парсонса против штата Род-Айленд». Многие годы и даже века человек признавался умершим, когда переставало биться его сердце. Затем почти век вердикт выносили на основании заключения лицензированного врача, после тщательной проверки сердечной и дыхательной деятельности. Но даже врачи порой ошибались, что приводило к печальным последствиям. А когда состоялась первая успешная пересадка сердца, такая юридическая каша заварилась! Но дело Парсонса решило все вопросы. Человек считается мертвым, когда необратимо прекратилась деятельность его мозга.

— И что это значит? — надавил Смит.

— Верховный суд не дает более четкого определения. Но фактически… Иоганн, я, в конце концов, корпоративный юрисконсульт, а не специалист в медицинской юриспруденции и судебной медицине, так что мне нужно проверить информацию, прежде чем…

— Понятно, ты не Господь Бог. Выкладывай, что знаешь, потом уточнишь.

— Когда необходимо установить точный момент смерти — это иногда нужно для решения вопроса о наследстве, расследования несчастного случая, намеренного или неумышленного убийства и всегда при трансплантации, — врач должен констатировать смерть мозга. Для этого проводятся тесты и используются термины «необратимая кома», «полное прекращение мозговой активности» и «неизлечимые кортикальные повреждения», но в конечном счете все сводится к тому, что какой-то врач выносит вердикт о смерти мозга, ставя на кон свою репутацию и лицензию. Сердце и легкие к делу больше не относятся, их приравняли к рукам, ногам, яичкам и прочим органам, без которых человек вполне может прожить. Главное — мозг. И заключение врача. Когда решается вопрос о трансплантации, необходимо подтверждение как минимум двух врачей, не связанных непосредственно с операцией. Иногда к делу подключают и коронера — Верховный суд этого не требует; фактически танатические нормы и правила регламентированы лишь в нескольких из пятидесяти четырех штатов, но…

— Постойте, мистер Саломон. Что это за непонятное слово? Моя машинка поставила рядом с ним знак вопроса. — Юнис нажала кнопку «пауза».

— А как она его записала?

— Т-А-Н-А-Т-И-Ч-Е-С-К-И-Е.

— Умная машинка. Это специальное прилагательное, обозначающее все, что имеет отношение к смерти. Произошло от имени древнегреческого бога смерти Танатоса.

— Секундочку. Внесу его в базу. — Юнис свободной рукой нажала кнопку «память», что-то прошептала и произнесла вслух: — Машинка лучше работает, если ее похвалить. Можно продолжать. — Она отжала «паузу».

— Юнис, вам кажется, что машина живая?

Юнис покраснела, нажала кнопку «стереть» и снова «паузу».

— Нет, мистер Саломон. Но со мной она ведет себя лучше, чем с другими операторами. Если ее обижают, она возмущается.

— Подтверждаю, — согласился Смит. — Когда у Юнис выходной, ее сменщице лучше пользоваться собственным оборудованием либо стенографировать по старинке. Ладно, дорогуша, хватит болтовни. Способы ухода за приборами обсудите в другой раз. Прадедушке хочется спать.

— Слушаюсь, сэр. — Юнис убрала руку с кнопки.

— Иоганн, во всем, что касается трансплантации, медицинское сообщество установило твердые правила, чтобы одновременно защитить врачей от уголовного преследования и гражданских исков и упредить возможные законодательные ограничения. Для врача важно, чтобы он мог извлечь сердце, пока оно еще живо, но при этом обезопасить себя от обвинений в убийстве и многомиллионных исков. Поэтому они разделяют ответственность и действуют сообща.

— Понятно, — согласился Смит. — Джейк, ты не сообщил ничего нового, лишь подтвердил известные мне факты. Теперь мне спокойнее. Я вижу, что мой план осуществим. Итак, мне нужно здоровое тело возрастом от двадцати до сорока лет, еще теплое, с рабочим сердцем и без серьезных повреждений… лишь мозг должен быть официально мертв, мертв, мертв. Я хочу купить этот труп и пересадить в него мозг — свой мозг.

Юнис не шелохнулась. Джейк удивленно моргнул:

— И когда тебе нужно тело? Сегодня вечером?

— Не позднее следующей среды. Гарсия говорит, что столько я еще протяну.

— Лучше сегодня. И новый мозг тебе тоже не помешает — этот, похоже, сломался.

— Джейк, кончай свои шуточки! Я серьезно. Мое тело отказывает, но мой разум яснее ясного, да и память не подводит. Спроси меня, на каких цифрах закрылись вчерашние торги, и я отвечу. Я по-прежнему способен делать логарифмические вычисления без таблиц — проверяю себя каждый день. Но я знаю, что мне недолго осталось. Взгляни на меня — мое состояние исчисляется несметным числом мегадолларов, но мое тело заштопано нитками и заклеено изолентой. Ему место в музее.

Я столько раз слышал: «Деньги в могилу не унесешь». Так вот, когда восемь месяцев назад меня присобачили к этим уродским трубкам и проводам, я начал размышлять над старой поговоркой и решил: раз деньги мне с собой не забрать, то в могилу я ни ногой!

— Пфф! Вот погрузят тебя на катафалк, а там и ногой, и всем остальным.

— Посмотрим. Я готов потратить хоть все свое несусветное состояние, чтобы обмануть смерть. Поможешь?

— Иоганн, если бы речь шла о банальной пересадке сердца, я бы с радостью благословил тебя на эту процедуру. Но пересадка мозга? Ты хоть понимаешь, насколько это сложно?

— Нет, как и ты. Но мне известно больше, чем тебе. У меня была уйма времени прочитать имеющиеся материалы. Не говори, что еще никто не проводил успешную пересадку мозга человеку, я и так это знаю. Не напоминай, что китайцы пытались несколько раз и у них ничего не вышло. Однако, если память не изменяет, трое пациентов все же выжили, пусть и остались овощами.

— Хочешь стать четвертым?

— Нет. Но я слышал о двух шимпанзе, которые до сих пор лазают по деревьям и едят бананы, несмотря на то что обменялись мозгами.

— О, тот австралиец?

— Доктор Линдси Бойл. Я хочу, чтобы пересадку проводил он.

— Бойл. Дело ведь закончилось скандалом, и его выдворили из Австралии?

— Верно, Джейк. Тебе знакома профессиональная зависть? Нейрохирурги убеждены, что успешная пересадка мозга невозможна. Но если вспомнить, то пятьдесят лет назад то же самое говорили о пересадке сердца. Если спросить нейрохирургов о тех шимпанзе, они в лучшем случае заявят, что это фальсификация, хотя есть видеозаписи операции. Или напомнят о многочисленных неудачах Бойла — но ему ведь нужно было как-то учиться! Его так ненавидят, что выперли из страны, когда узнали, что он планирует операцию на человеке. Ублюдки… Юнис, извини.

— Мистер Смит, я уже давно настроила машину так, чтобы она заменяла это на «негодяи».

— Спасибо.

— Иоганн, ты знаешь, где Бойл сейчас?

— В Буэнос-Айресе.

— Ты выдержишь перелет?

— Конечно нет! Точнее, могу выдержать, если в самолет поместятся все эти механические прибамбасы, которые поддерживают мою жизнь. Но первым делом нужно найти подходящее тело и лучшую клинику, где проводят операции с помощью компьютера. И команду хирургов-ассистентов. И все остальное. Больница Джонса Хопкинса подойдет. Или Стэнфордский медицинский центр.

— Осмелюсь предположить, что ни одна из этих клиник не позволит хирургу со столь сомнительной репутацией оперировать у себя.

— Джейк, Джейк, еще как позволит. Ты что, не знаешь, как дать взятку университету?

— Никогда не пробовал.

— Берешь большую, огромную сумму и передаешь в открытую, на помпезной церемонии. Но сначала выясняешь, что им нужно — новый стадион, ускоритель частиц или новая именная кафедра. Главное — денег должно быть много. По-моему, лучше быть живым, молодым и бедным, чем богатейшим покойником на самом дорогом кладбище Америки. — Смит улыбнулся. — Стать молодым и бедным будет даже весело. Так что не жалей шекелей.

Я уверен, Бойлу разрешат оперировать, вопрос лишь в том, кого и как подкупить. Говоря словами Билла Грэшама, человека, с которым я был знаком много лет назад, «узнай, чего он хочет, — и он все сделает как миленький!».

А для главного вообще взятка не потребуется, лишь готовность расстаться с деньгами. Нужно найти подходящее тепленькое тельце. Джейк, в нашей стране каждый год только в автомобильных авариях гибнет более девяноста тысяч человек — то есть по двести пятьдесят в день. Значительная часть — от черепно-мозговых травм. Многим из них как раз от двадцати до сорока лет, и перед гибелью они были в добром здравии. Одна загвоздка — найти тело, пока оно еще живо, и доставить его в операционную.

— С толпой родственников, адвокатов и полицейских на хвосте.

— Безусловно — если только не подготовить все загодя и не перечислить деньги кому надо. Назовем это «комиссией за предоставленные услуги», как угодно. Мы можем поставить бригады реаниматологов с вертолетами на самых опасных дорожных участках. Пожертвовать деньги в полицейский пенсионный фонд, оформить тысячи письменных отказов от ответственности, щедро вознаградить родственников покойного — выдать им хоть миллион долларов. Кстати, чуть не забыл — у меня очень редкая группа крови, и для успешной трансплантации лучше избежать мороки с переливанием. В этой стране не больше миллиона людей с таким же типом крови. Если отсеять детей, стариков и больных, останется не так уж много. Не больше трехсот тысяч. Джейк, а что, если нам пустить рекламу в газетах и на телевидении? Закинуть наживку в миллион долларов? Сколько людей на нее клюнет? Один мегабакс, депонированный банком «Чейз Манхэттен» родственникам покойного, чье тело будет использовано, с дополнительной компенсацией донору и его супруге при условии предварительного согласия на донорство.

— Иоганн, чтоб я знал. Но я бы не обрадовался, если бы моя жена могла получить миллион, «случайно» тюкнув меня молотком по голове.

— Джейк, это все мелочи. Составь договор так, чтобы исключить убийство с целью наживы, а также самоубийство. Не хочу пачкать руки в крови. Главное — найти здоровых молодых людей с моей группой крови и внести их имена и адреса в базу данных.

— Простите, мистер Смит, а вы не думали проконсультироваться с Национальным клубом редкой крови?

— Черт побери! Совсем старый стал! Нет, Юнис. А откуда тебе о нем известно?

— Я в нем состою.

— Милочка, так ты донор? — одобрительно произнес Смит.

— Да, сэр. У меня четвертая группа, отрицательный резус-фактор.

— Дважды черт побери! Я и сам был донором, пока мне не сказали, что я слишком стар. Это было еще до твоего рождения. И группа у меня та же самая.

— Сэр, я догадалась, когда вы сказали, что таких людей меньше миллиона. Нас действительно очень мало. Меньше трети процента от всего населения. У моего мужа такая же, он тоже донор. Мы с Джо познакомились, когда нас вызвали сдать кровь для новорожденного и его матери.

— Ура Джо Бранке! Я знал, что он умный парень, ему ведь удалось подцепить тебя! Но я и подумать не мог, что он еще и ангел милосердия. Знаешь, милочка… Когда придешь домой, скажи ему, чтобы прыгнул в пустой бассейн. Так ты станешь самой красивой — и самой богатой — вдовой в городе.

— Босс, ну и шуточки у вас. Я не променяю Джо даже на миллион долларов. Деньги в холодную ночь не согреют.

— К несчастью, я это прекрасно знаю. Джейк, можно аннулировать мое завещание?

— Любое завещание можно признать недействительным. Но твое — вряд ли. Я вставил в него специальные условия, чтобы это предотвратить.

— А если я составлю новое, по той же схеме, но с незначительными изменениями?

— Нет.

— Почему?

— Ты сам неоднократно повторил. У тебя маразм. Когда умирает богач в преклонном возрасте, а завещание у него составлено недавно, все, кто захочет признать это завещание недействительным, — например, твои внучки — постараются его оспорить. Мол, ты выжил из ума и поддался на манипуляции недобросовестных лиц. И у них наверняка получится.

— Черт. Я хотел завещать миллион Юнис, чтобы ей не захотелось убить своего четверто-отрицательного мужа.

— Босс, хватит надо мной подшучивать. У вас злые шутки.

— Юнис, не забывай, я не шучу с деньгами. Джейк, так как нам поступить, если я в старческом маразме и не могу изменить завещание?

— Проще всего — оформить страховой полис с единовременной выплатой. Но с учетом твоего возраста и состояния здоровья это обойдется дороже, чем в миллион. Зато Юнис получит деньги, даже если завещание признают недействительным.

— Мистер Саломон, не слушайте его!

— Иоганн, ты хочешь, чтобы этот миллион вернулся тебе, если ты по какому-то невероятному стечению обстоятельств переживешь Юнис?

— Гм… нет, это может привлечь внимание суда, и бог знает что они могут рассудить. Отпиши их Красному Кресту. Нет, лучше Национальному клубу редкой крови.

— Отлично.

— Завтра же утром займись этим. Нет, сегодня — вдруг я до завтра не дотяну? Пригласи страхового агента, например Джека Тауэрса, и попроси Джефферсона Биллингса выдать заверенный банком чек. Действуй по моей доверенности, своих денег не трать, а то не хватит. Как получишь подпись страхового агента, можешь отправляться спать.

— Слушаюсь, о Великий Дух. Но сделаю все по-своему — все-таки я здесь юрист, а не вы. К ночи будет готово и, разумеется, оплачено твоими деньгами. Юнис, постарайтесь случайно не задеть какие-нибудь провода или шланги, когда пойдете домой. А вот завтра можете задевать сколько хотите — главное, без свидетелей.

Юнис фыркнула:

— Да вы два сапога пара! Босс, я это сотру. Не нужен мне миллион ни за вашу смерть, ни за смерть Джо.

— Тебе не нужен, — ласково произнес Смит, — так Клубу редкой крови пригодится.

— А… мистер Саломон, это правда?

— Да, Юнис. Деньги — полезная вещь, особенно когда их у тебя нет. Ваш муж может огорчиться, узнав, что вы отказались от такой суммы.

— Ох… — Юнис замолкла.

— Джейк, приступай к работе. А заодно подумай, как заполучить тепленький труп, как привезти сюда Бойла и добыть для него разрешение оперировать в этой стране. И так далее. И скажи… нет, я сам. Мисс Макинтош!

— Да, мистер Смит? — раздался из динамика голос медсестры.

— Зайдите ко мне со всей бригадой; я хочу спать.

— Хорошо, сэр. Я передам доктору Гарсии.

Джейк поднялся:

— Доброй ночи, Иоганн, старый ты псих.

— Возможно. Зато я весело потрачу деньги.

— Не сомневаюсь. Юнис, подвезти вас домой?

— Что вы, сэр, не стоит. Мой «гэдэбаут» в подземном гараже.

— Юнис, — сказал Смит, — этот старый козел очень хочет тебя подвезти. Окажи ему любезность. А твой автомобиль пригонит кто-нибудь из охранников.

— Ох… благодарю, мистер Саломон. Если вам не трудно. Босс, спокойной ночи.

Они направились к выходу.

— Юнис, постой! — окликнул Смит. — Не шевелись. Джейк, зацени, какие лапки! Юнис, я хочу сказать, у тебя красивые ноги.

— Сэр, вы мне уже говорили. Мой муж тоже так считает. Босс, вы старый козел.

Смит усмехнулся:

— Что есть, то есть… был таким лет с шести и ничуть не жалею.

2

Мистер Саломон подал Юнис плащ, спустился с ней на лифте, подозвал телохранителей и помог девушке сесть в машину. Один из его охранников захлопнул за ними дверцы, сел рядом с водителем и закрыл кабину. Устроившись на сиденье, миссис Бранка восхищенно воскликнула:

— Какая большая машина! Мистер Саломон, я слышала, что «роллс-ройсы» вместительные, но никогда в них не ездила.

— Милочка, от «роллса» здесь одно название. Корпус изготовлен «Шкодой», силовая установка — «Империал атомикс», а «Роллс-Ройс» только отделкой и техобслуживанием занимается. Вот пятьдесят лет назад, пока не запретили бензиновые двигатели, были «роллсы» так «роллсы». Сказка, а не машина!

— Эта тоже вполне сказочная. Мой «гэдэбаут», наверное, целиком в салон поместится.

С потолка раздался голос:

— Куда едем, сэр?

Мистер Саломон коснулся переключателя:

— Минутку, Рокфорд. — Он убрал руку. — Юнис, назовите ваш адрес или координаты места, куда вы хотите поехать.

— Домой, конечно. Север сто восемнадцать, запад тридцать семь, потом вверх на девятнадцатый уровень. Вот только вряд ли эта огромная машина поместится в грузовой лифт.

— Если не поместится, то Рокки с напарником поднимутся с вами на пассажирском лифте и проводят до самых дверей.

— Спасибо. Джо не хочет, чтобы я ездила на пассажирском лифте одна.

— Правильно. Доставим вас как заказное письмо. Юнис, вы сильно спешите?

— Не слишком. Рабочий день мистера Смита теперь не регламентирован, и Джо привык не ждать меня в одно и то же время. Сегодня я освободилась довольно рано.

— Хорошо. — Мистер Саломон снова включил интерком. — Рокфорд, мы хотим немного покататься. Миссис Бранка, какой у вас район? Восемнадцатый?

— Девятнадцать-Бэ, сэр.

— Рокки, найди кольцевую магистраль поближе к району Девятнадцать-Бэ. Точные координаты получишь потом.

— Так точно, сэр.

Саломон обратился к Юнис:

— Пассажирский отсек звуконепроницаем, пока я не нажму этот переключатель. Мы их слышим, а они нас — нет. Это хорошо, потому что мне нужно с вами кое-что обсудить и сделать несколько звонков по поводу страховки.

— Так это была не шутка?

— Шутка? Миссис Бранка, я работаю на Иоганна Смита уже двадцать шесть лет, а последние пятнадцать не работаю ни с кем, кроме него. Сегодня я, по сути, возглавил его промышленную империю, но, если не выполню указаний насчет страховки, завтра меня выкинут с этого поста.

— Как же так? Он ведь во всем на вас полагается.

— Он будет полагаться на меня, пока на меня можно будет положиться, и ни минутой дольше. Страховой полис нужно оформить сегодня. Я думал, вы перестали сомневаться, когда узнали, что сможете уступить деньги Клубу редкой крови?

— Да, но боюсь, что меня одолеет жадность и я заберу их себе. Когда придет время.

— Стоит ли так терзаться? В отличие от вас Клуб редкой крови ничего не сделал для Иоганна.

— Мне и так хорошо платят.

— Послушайте, глупышка. Не будьте глупышкой. Он хотел отписать миллион долларов именно вам. И специально сказал об этом, чтобы порадоваться, глядя на выражение вашего лица. Я уточнил, что менять завещание уже поздно, да и трюк со страховкой может провалиться, если его прямые наследники докопаются. Я, конечно, постараюсь такого не допустить, но судья может заподозрить мошенничество — а это оно и есть — и распорядиться, чтобы страховая компания выплатила деньги родне Иоганна. Вот тут-то нам и поможет Клуб редкой крови. В его силах оспорить решение и победить в суде — если вы пообещаете ему половину.

Есть и другие варианты. Предположим, вы пришли на оглашение последней воли покойного начальника, ничего не зная, и услышали, что вам причитается пожизненное содержание «в качестве благодарности за долгую и верную службу». Неужели вы отказались бы?

— Ох, — только и выдохнула Юнис.

— Ох, — повторил мистер Саломон. — Вот именно что «ох». Конечно не отказались бы. Ваш начальник умер, работы вы лишились. У вас нет причин отказываться. Поэтому, чтобы вас не смущать, вместо единовременной выплаты огромной суммы я оформлю полис так, чтобы деньги поступали в фонд, который будет перечислять вам регулярные выплаты… — Юрист задумался. — После вычета налогов вы можете рассчитывать примерно на семьсот пятьдесят долларов в неделю. Вас по-прежнему что-то смущает?

— Нет, так гораздо лучше. Семьсот пятьдесят долларов — куда более понятная для меня сумма, чем миллион.

— Прекраснее всего то, что основная сумма будет защищена от инфляции и вы сможете отписать миллион или даже больше Клубу редкой крови, когда придет ваш черед сыграть в ящик.

— Правда? Здорово! Я ведь в финансовых операциях ничего не смыслю.

— Дело в том, что для большинства людей деньги — лишь средство оплаты жилья. А человек состоятельный считает их инструментом вложения. Как бы то ни было, я обставлю дело так, что вы сможете тратить их на все, что заблагорассудится. Воспользуюсь услугами канадской страховой фирмы и канадского банка, чтобы американский суд не смог сунуть нос в их дела, если внучки Иоганна все-таки прознают о наших махинациях.

— Мистер Саломон, не лучше ли будет, если деньги достанутся им?

— Повторяю, не глупите. Они настоящие гарпии. Кровопийцы. Они ради этих денег палец о палец не ударили. Вам что-нибудь известно о семье Иоганна? Он пережил трех жен, а четвертая вышла за него только ради денег, и Иоганну пришлось потратить миллионы, чтобы от нее отделаться. Первая жена умерла родами, оставив ему сына, который потом погиб на войне при штурме какой-то никчемной высоты. С двумя следующими женами Иоганн разводился; от них у него было по дочери, которые подарили ему четырех внучек. И бывшие жены, и дочери Иоганна давно на том свете, а теперь эти четыре хищницы ждут не дождутся, когда дедуля помрет, и проклинают каждый день, когда этого не случается. — Саломон ухмыльнулся. — Их ждет большое разочарование. Я составил завещание так, что каждой причитаются небольшие ежегодные выплаты. А вздумают спорить — получат номинальную сумму единовременно, и все. А теперь извините, мне нужно позвонить. Затем я отвезу вас домой и помчусь в Канаду, чтобы все окончательно уладить.

— Конечно, сэр. Можно мне снять плащ? Здесь довольно жарко.

— Включить кондиционер?

— Только если вам тоже жарко. Мой плащ гораздо теплее, чем на вид.

— Я заметил, что он тяжелый. Бронированный?

— Да, сэр. Я часто выхожу одна.

— Тогда немудрено, что вам жарко. Снимайте хоть все.

Юнис широко улыбнулась:

— Так вы тоже старый козел? Я согласна… еще за миллион.

— Ни цента не получите! А теперь заткнитесь и дайте мне поговорить.

— Как скажете, сэр. — Миссис Бранка стянула с себя плащ, подняла стойку для ног и устроилась поудобнее.

«Какой удивительный день!.. неужели я действительно разбогатею?.. невероятно… что ж, я не потрачу ни цента — и не позволю Джо, — пока сумма не окажется в надежном банке… ему нельзя доверять деньги, я это еще в первый год замужества поняла… некоторые мужчины, вроде босса и мистера Саломона, умеют распоряжаться деньгами, а некоторые, такие как Джо, — нет… он славный, просто идеальный муж… но общего банковского счета у нас больше никогда не будет…

Милый Джо!.. „лапки“ у нас действительно красивые, сучка, хотя ты не должна говорить это слово… „Сучка“… ох уж этот босс с его устаревшими табу… все время приходится следить, чтобы не шокировать его… в смысле, не шокировать слишком сильно… босс сам не прочь кого-нибудь шокировать, как говорится, подсыпать перцу, но в меру… современный жаргон его возмущает… мой Джо — отличный парень, надежный, если только дело не касается денег…

Интересно, что бы он подумал, увидев меня в дорогущей тачке с этим старым козлом?.. наверняка удивился бы, но лучше ему об этом не говорить, мужчины мыслят иначе, чем женщины, логикой у них и не пахнет… да и не стоит называть мистера Саломона старым козлом, он ничем этого не заслужил… дорогая, и зачем ты только ляпнула ту чепуху про миллион?.. хотелось увидеть его реакцию?.. ну так увидела… он тебя осадил…

Не слишком ли он стар?.. вовсе нет, сейчас мужчины пичкают себя гормонами и не становятся „слишком старыми“, пока сохраняют способность шевелиться… ну вроде босса… впрочем, босс не приставал ко мне даже в лучшие годы.

Он и правда рассчитывает вернуть себе молодость благодаря пересадке мозга?.. Руки, ноги, почки и даже сердце можно пересаживать сколько угодно, но мозг?..»

Саломон выключил телефон.

— Готово, — объявил он. — Вечером прилечу в Торонто и подпишу все документы.

— Простите, что причиняю вам столько хлопот, сэр.

— Не волнуйтесь.

— Я очень ценю ваше участие. Надо подумать, как отблагодарить босса… я думала, он шутит, поэтому даже спасибо не сказала.

— Не стоит его благодарить.

— Как же? Я должна, вот только не знаю как. Чем можно искренне отблагодарить за миллион долларов?

— Гм. Варианты есть. Но лучше вам этого не делать. Иоганн обрадовался, не услышав от вас ни слова. Я хорошо его знаю. Слишком многие рассыпались перед ним в благодарностях… и пытались вновь тянуть из него деньги. Думали, он легкая добыча, а поняв свою ошибку, норовили пырнуть его в спину. Не благодарите Иоганна. Лестью его не подкупишь, он убежден, что льстят не ему, а его деньгам. Я заметил, что вы ведете себя с ним очень смело.

— Сэр, иначе нельзя. Ему раза два удалось довести меня до слез… много лет назад, а потом я поняла, что он хочет, чтобы я открыто давала ему отпор.

— Видите? Старый тиран сейчас гадает, приметесь ли вы завтра лизать ему руки, как собачонка. Так что не упоминайте об этом ни словом. Юнис, расскажите мне о себе — сколько вам лет, как давно вы замужем и который раз, сколько у вас детей, чем вы болели в детстве, почему с вами нет видеозаписей, чем занимается ваш муж, как вы попали на работу к Иоганну, сколько раз вас задерживала полиция и за что… впрочем, можете просто послать меня к черту за вторжение в вашу личную жизнь. Но коли теперь нам предстоит работать вместе, мне бы хотелось узнать вас поближе.

— Не возражаю. — (Разумеется, я не стану выкладывать все, а только то, что захочу!) — Но это ведь должно быть взаимно? — Юнис опустила подставку для ног и выпрямилась. — Я задам вам те же вопросы?

Саломон усмехнулся:

— Конечно. Я могу сослаться на Пятую поправку. Или солгать.

— Сэр, я тоже могу солгать. Но не стану. Мне двадцать восемь, я замужем первый раз. Детей нет — пока нет, но есть разрешение на троих. Что касается работы — в восемнадцать лет я победила на конкурсе красоты. Призом был годичный контракт на участие в различных мероприятиях на территории штата, а также видеопроба с возможностью заключения семилетнего контракта…

— И они не воспользовались этой возможностью? Поверить не могу.

— Сэр, все было не так. Я переосмыслила свои жизненные приоритеты и ушла. В штате я победила, а вот в национальном конкурсе — проиграла и поняла, сколько у нас в стране красивых девушек. Слишком много. Когда я узнала от них, через что приходится пройти, чтобы попасть на видео и не потерять эту работу… скажем так, у меня пропало всякое желание этим заниматься. Я вернулась к учебе и получила диплом младшего специалиста по секретарской электронике плюс вторую специальность — «Языки программирования и кибернетика» — и отправилась на поиски работы. (Подробности обучения опустим!) Наконец меня взяли временно к миссис Бирман на место ее секретарши, которая ушла в декрет. Она так и не вернулась, а когда миссис Бирман вышла на пенсию, на меня обратил внимание босс. Так я у него и осталась. Мне очень повезло.

— Вы умная девушка, но уверен, что Иоганн оставил вас в значительной степени из-за внешности.

— Не сомневаюсь, — тихо ответила Юнис. — Но если бы я не справлялась с работой, он бы меня выгнал. Я знаю, что красива, но не задираю нос. Внешность — это наследственное.

— Точно, — согласился Саломон, — однако существуют исследования, доказывающие, что красивые женщины в среднем умнее невзрачных.

— Не верю! Взять хотя бы миссис Бирман — совсем невзрачная дама, но какая умная!

— Я же сказал «в среднем», — повторил Саломон. — И что есть красота? Бегемотиха наверняка выглядит привлекательно для своего жениха, иначе род бегемотий пресекся бы за одно поколение. Физическая красота — это, по сути, ярлык, которым мы определяем набор полезных для выживания характеристик, включая интеллект. Думаете, бегемот нашел бы вас привлекательной?

Юнис хихикнула:

— Вряд ли!

— Видите? На деле вы не красивее бегемотихи, просто унаследовали полезные для вашего биологического вида качества.

— Наверное. — (Пфф! Дайте мне возможность, и я покажу, на что способна!)

— Так как мы с Иоганном одного с вами вида, мы называем это красотой. Иоганн всегда ценил красоту.

— Мне это прекрасно известно, — тихо ответила Юнис, вытягивая ногу в алом чулке. — Я так наряжаюсь, чтобы порадовать босса. Когда я только устроилась в «Смит энтерпрайзес», я, как все девушки во внешних офисах, обходилась почти без одежды, одной только нательной росписью. У миссис Бирман я стала одеваться по ее примеру. Вроде сестры Макинтош — все закрытое и непрозрачное. Очень неудобно, однако я держалась этого стиля и после ухода миссис Бирман. Пока однажды утром не пролила кофе на свой костюм. Я носила одноразовые, это дешевле, чем отдавать их в чистку, — и запасного дома не было. Времени покупать новый тоже не оставалось. Я боялась опоздать — сами знаете, каким нетерпеливым бывает мистер Смит, — и уже не заботилась, одобрит ли он мой наряд. Или его отсутствие. Поэтому я решительно достала обычное офисное бикини и попросила Джо поскорее меня раскрасить. Я же говорила, что он у меня художник?

— Не припомню.

— Теперь вы знаете. Он раскрашивает меня и даже делает макияж. Так вот, тем утром в нем взыграл художник, и он не согласился просто побрызгать на меня из баллончика. Купальник был белым в синий горошек… и Джо решил раскрасить меня таким же образом. Я ругалась и просила его поторапливаться, но ему все не хватало горошин. В результате я так сильно задержалась, что пришлось рвануть через Заброшенную зону, которую я обычно объезжаю стороной.

— Юнис, держитесь подальше от Заброшенной зоны! Господи, даже полиция заглядывает туда исключительно на бронемобилях вроде этого. Вас же могли ограбить, изнасиловать, убить, и никто бы потом вас не нашел!

— Да, сэр. Но я боялась потерять работу. Я стала объяснять, почему опоздала, но босс приказал заткнуться и приниматься за дело. Так или иначе, до конца дня он был нехарактерно добр. На следующий день я опять пришла в закрытом костюме, и он постоянно мне грубил. Мистер Саломон, я понимаю намеки с первого раза; я перестала одеваться как монашка и стала наряжаться и краситься так, чтобы максимально подчеркнуть преимущества своей внешности.

— И у вас отлично это получается. Однако, милочка, вам надо быть осторожнее. Соблазнительно одеваться перед Иоганном — одно; в нынешнем состоянии старый хрыч не опасен, и вы можете сколько угодно радовать его по доброте душевной.

— Сэр, он никогда не был опасен. За все годы, что я работаю у мистера Смита, он даже за руку меня не тронул. Он хвалит мои наряды, иногда отпускает сальные шуточки, в ответ на которые я грожусь рассказать все мужу, что несказанно забавляет мистера Смита. У нас все невиннее, чем в воскресной школе.

— Не сомневаюсь. Но по дороге на работу и с работы вам следует быть осторожнее. Держаться подальше не только от Заброшенной зоны. В такой одежде вы везде в опасности. Разве вы не понимаете? А ваш муж?

— О сэр, я соблюдаю осторожность. Я смотрю новости и знаю, что бывает. Но я не боюсь. Я всегда ношу с собой три вида незарегистрированного нелегального оружия и умею с ним обращаться — босс мне его достал и велел телохранителям меня обучить.

— Гм. Как слуга закона, я должен на вас донести. Как человек, знающий опасности городских джунглей, могу вас только похвалить. Если, конечно, вы действительно умеете обращаться с оружием. Если вам хватит смелости без раздумий пустить его в ход. Если, защитившись, вы благоразумно скроетесь до появления полиции. Слишком много «если», милочка.

— Я правда не боюсь. Скажите, будь вы моим адвокатом, все сказанное мною было бы конфиденциальным?

— Верно. Хотите, чтобы я был вашим адвокатом?

— Гм… да, сэр.

— Договорились. Конфиденциальные сведения. Продолжайте.

— Как-то поздно вечером меня срочно вызвали сдать кровь. Джо дома не было, и я отправилась одна. Я не волновалась, поскольку часто ездила сдавать кровь ночью и без сопровождения. Обычно я сажусь в «гэдэбаут» прямо в квартире и не выхожу, пока не окажусь в больнице или донорском центре. Но… вы знаете старую-престарую больницу Девы Марии на западе города?

— Боюсь, что нет.

— Ладно. Она старая, построенная еще до того, как правительство окончательно бросило бороться с уличной преступностью. Нет ни автомобильного лифта, ни внутренней парковки. Просто огороженная забором стоянка снаружи и охранник на въезде. Когда я вылезла из машины, на меня набросились. Не знаю, за мной ли охотились или за моим кошельком. Я не стала медлить — не посмотрела даже, мужчина это или женщина…

— Вряд ли женщина.

— Пусть так. Левой рукой я швырнула ему в лицо электрошоковую бомбу, а стреляла правой. Не стала проверять, убила ли я его, смылась оттуда как можно скорее. Не сообщала ни в полицию, ни Джо, никому. До сегодняшнего дня. — (Но приняла тройную дозу наркотола, чтобы снять панику и дрожь, не так ли, дорогуша? — Заткнись, это к делу не относится.)

— Так вы смелая девушка, готовая к решительным действиям. Но в то же время глупышка и очень везучая. Гм. У Иоганна есть бронированный автомобиль вроде моего и две пары телохранителей.

— Конечно, у него есть телохранители, а про автомобили я ничего не знаю.

— У него тоже «роллс-шкода». Юнис, мы больше не будем проверять, насколько умело вы обращаетесь с оружием. Можете продать ваш «гэдэбаут» или разводить в нем цветы; с сегодняшнего дня вам положен бронемобиль и охрана.

Миссис Бранка опешила:

— Послушайте, мистер Саломон! Даже с повышенным жалованьем я не…

— Тише, милочка. Вы же понимаете, что Иоганну машина уже не нужна. Он даже из комнаты-то вряд ли когда-нибудь выйдет. Однако автомобиль он не продал, телохранители по-прежнему на зарплате — два шофера, два охранника. Им дают поручения не чаще раза в неделю, а остальное время они просиживают штаны и режутся в карты. Завтра утром я пришлю за вами мою машину, а вечером поедете домой на своей — то есть на машине Иоганна, — и впредь она будет в вашем распоряжении.

— Не уверена, что босс это одобрит.

— Не волнуйтесь. Я вправлю ему мозги по поводу опасности, которой он вас подвергал. А вздумает возражать — узнает, что у меня достаточно денег вас переманить. Юнис, будьте благоразумны. Это не будет стоить ему ни доллара, все уже оплачено из бюджета компании. Давайте сменим тему. Что вы думаете о его планах насчет «тепленького тела»?

— Пересадка мозга действительно возможна? Или он хватается за соломинку? Босс с каждым днем все сильнее ненавидит все эти жуткие устройства, к которым прикован. Я скупила самые вызывающие наряды, какие нашла в магазинах, но порадовать его все труднее. Насколько осуществим его план?

— Милочка, это не наше дело. Он приказал, мы выполним. В этом вашем клубе состоят абсолютно все люди с четвертой отрицательной группой крови?

— Конечно нет! В стране должен быть примерно миллион таких людей, из них в клубе лишь около четырех тысяч.

— Досадно. А что вы думаете про объявления в газетах и теленовостях?

— Это будет стоить чертову уйму денег, но боссу, думаю, такое по карману.

— Безусловно. Но мне не нравится сама идея.

— Почему, сэр?

— Юнис, если пересадка случится, нельзя предавать ее огласке. Помните, какая шумиха поднялась, когда людей начали замораживать? Вряд ли, вы слишком молоды. Многих это задело за живое, и практику едва не запретили. Довод был таков: раз мало кто может себе это позволить, значит это не должно быть позволено никому. Боже, благослови наш народ! Наша страна прошла через периоды демократии, олигархии, диктатуры, республиканского правления, социализма и смеси всего вышеперечисленного, не меняя при этом конституции, а теперь у нас фактическая анархия при избранном диктаторе, хотя сохраняются законодательные органы и конгресс. И все это время главенствовало то самое убеждение: если что-то недоступно каждому, этого не должно быть ни у кого. И тут один из богатейших людей страны объявляет, что хочет купить живое тело другого человека, чтобы спасти свою поганую никчемную жизнь. Как думаете, чем это грозит?

— Босс не так плох. Если сделать скидку на его болезнь, он даже вполне мил.

— Это к делу не относится. Общество всколыхнется, вскроется, как гнойный нарыв. Проповедники начнут проклинать Иоганна, в сенат посыплются законопроекты, Ассоциация врачей прикажет своим членам держаться подальше от этой авантюры, и даже конгресс может запретить операцию. Конечно, Верховный суд признает такой закон противоречащим конституции, но к тому времени Иоганн уже отдаст концы. Поэтому — никакой огласки. В Клубе редкой крови ведется учет тех, кто обладает нужной группой, но в клубе не состоит?

— Не знаю. Маловероятно.

— Проверим. Предположу, что не меньше восьмидесяти процентов населения страны хотя бы раз сдавали кровь, чтобы определить ее тип. Группа крови может меняться?

— Нет, что вы! Поэтому мы, люди с редкой группой, так востребованы в качестве доноров.

— Хорошо. Почти каждый анализ на группу крови есть где-нибудь в компьютере. Все компьютеры сейчас взаимосвязаны, поэтому вопрос лишь в том, где искать и у кого спросить. Я в этом не разбираюсь, но знаю компанию, которая оказывает такие услуги. Мы все найдем, милочка. Когда процесс пойдет, я передам вам необходимые полномочия, чтобы вы могли проверять полученные данные и приводить в исполнение следующие стадии нашего плана, пока я ищу этого мясника Бойла в Южной Америке. Также…

— Мистер Саломон, мы въезжаем в дурной район!

Саломон включил интерком:

— Понял.

Убрав палец с переключателя, он добавил:

— Этих красавцев хлебом не корми, дай заехать в Заброшенную зону. Они ждут не дождутся, что кто-нибудь откроет стрельбу и даст им возможность пострелять в ответ. Простите, милочка. Нужно было отдать приказ держаться подальше от всех ЗЗ, пока вы на борту.

— Я сама виновата, — смиренно проговорила миссис Бранка, — не сказала, что объехать Девятнадцать-Бэ, минуя дурные районы, практически невозможно. Когда я езжу на работу, то делаю большой крюк. Но в машине нам ведь ничто не угрожает?

— Конечно. Даже если в нас попадут, этот старый танк нужно будет всего лишь немножко подкрасить. Но ребятам стоит иметь свою голову на плечах. Рокфорд — нормальный малый, бывший боец Синдиката, исполнитель, на которого навесили всю вину. А вот Чарли — телохранитель — настоящий выродок. У него лишняя игрек-хромосома. Первое убийство совершил в одиннадцать лет. Он…

Пуленепробиваемые стекла закрылись стальными ставнями.

— Должно быть, въехали в ЗЗ, — сказал Саломон.

Как только окна закрылись, в салоне включилось внутреннее освещение.

— Судя по вашим словам, эти ребята для нас опаснее любых дурных районов, — заметила миссис Бранка.

Саломон помотал головой:

— Что вы, милочка. Конечно, в любом рациональном обществе их давно бы ликвидировали, но раз в нашей стране смертная казнь запрещена, то я всецело пользуюсь их недостатками. Оба выпущены под мой залог и находятся на испытательном сроке. Им нравится их работа, плюс есть некоторые дополнительные меры безопа…

По корпусу автомобиля застучали автоматные пули.

В замкнутом пространстве салона грохот показался оглушительным. Миссис Бранка ойкнула и вцепилась в хозяина. «БДЫЩ!» — громыхнул взрыв. Юнис крепче ухватилась за мистера Саломона и зарылась лицом в его плечо.

— Попал! — закричал кто-то, и свет в салоне погас.

— В нас попали? — проговорила Юнис в рубашку Джейка Саломона.

— Нет, ни в коем случае. — Он приобнял ее правой рукой и погладил. — Чарли попал в них. По крайней мере, он так думает. Последний выстрел был из нашего башенного орудия. Вы в безопасности.

— А почему свет погас?

— Иногда бывает. Сильный удар. Сейчас включу аварийную подсветку. — Он отпустил Юнис и принялся шарить по потолку.

— Не надо! Обнимите меня снова! Темноты я не боюсь, но мне спокойнее, когда вы меня обнимаете.

— Как скажете. — Саломон придвинулся поближе и устроился поудобнее. — Какая вы теплая, — ласково произнес он чуть погодя.

— Вы тоже… мистер Саломон.

— Как насчет «Джейка»?

— «Джейк». Хорошо, Джейк. У вас такие сильные руки. Сколько вам лет?

— Семьдесят один.

— Не верю. На вид не скажешь!

— Я гожусь тебе в дедушки, кисонька. Просто кажусь моложе… в темноте. Но, согласно Библии, я уже год перебрал сверх положенного.

— Не смейте так говорить! Вы еще молоды! Джейк, давайте просто помолчим? Дорогой Джейк.

— Моя милая Юнис.

Через пару минут шофер объявил:

— Сэр, все чисто.

Ставни поползли вниз, и миссис Бранка поспешно отстранилась.

— Ой-ой! — нервно хихикнула она.

— Не волнуйся, стекло одностороннее. Снаружи ничего не видно.

— Это хорошо. Но свет меня все равно напугал.

— Да, все настроение испортил. А я только было почувствовал себя молодым.

— Вы молоды, мистер Саломон!

— Джейк.

— Джейк. Возраст не имеет значения. Боже, я вам все оборки на рубашке нательной краской измазала!

— А я тебе прическу испортил.

— Прическу я поправлю. А вот что скажет ваша жена, увидев рубашку?

— Спросит, почему я не переоделся. Юнис, милая, я не женат. Меня давно променяли на более свежую модель.

— Ну и дура ваша жена. Джейк, вы — настоящая классика, а она с годами только лучше. Как теперь мои волосы?

— Чудесно. Превосходно.

— Я готова еще разок съездить в Заброшенную зону, чтобы вы их снова растрепали.

— А я-то как готов! Но пора везти тебя домой — если только ты не хочешь слетать со мной в Канаду? К полуночи вернемся.

— Хочу, но не могу. Никак не могу. Отвезите меня домой. Садитесь поближе, обнимите меня, но волосы не трогайте.

— Постараюсь. — Саломон назвал шоферу координаты квартиры миссис Бранки и добавил: — И никаких больше Заброшенных зон, бандиты психованные! Вам бы только пострелять!

— Есть, мистер Саломон.

Дорога проходила в тишине, пока миссис Бранка не произнесла:

— Джейк… а вы ведь ощущали себя очень молодым, пока нас не прервали.

— Я понял, что ты почувствовала.

— Конечно. И была готова все вам позволить, это вы тоже поняли? Джейк, хотите мое голое фото? Качественное, не такое, какой сделал бы ваш мутный знакомый за кучу денег.

— Попросишь мужа сфотографировать и украдешь для меня копию?

— Что за чепуха! Джейк, мой сладкий, у меня сотни голых снимков — я ведь раньше в конкурсах красоты участвовала. С радостью поделюсь одним… если пообещаете держать язык за зубами.

— Конфиденциальная информация. Можете смело довериться своему адвокату.

— Какое фото предпочитаете? Высокохудожественное или соблазнительное?

— Гм… трудно выбрать!

— Мм, можно и совместить. Как насчет меня в душе, с мокрыми волосами, ни пятнышка краски на теле, никакого макияжа, ни даже… сами увидите. Устроит?

— Я буду пялиться на него день-деньской!

— Получите. Мы почти приехали, так что давайте сменим тему. Джейк, у босса есть шансы на успешную операцию?

— Я не медик, но полагаю, что никаких.

— Я тоже так думаю. Выходит, жить ему недолго что с операцией, что без нее. Джейк, до конца его дней я постараюсь одеваться как можно более откровенно.

— Юнис, ты славная девушка. Это куда лучший способ отблагодарить его за страховой счет, чем банальное «спасибо».

— Джейк, я даже не думала о деньгах, только о боссе. Мне его жалко. Куплю сегодня что-нибудь по-настоящему экзотическое, а если не найду, то обойдусь прозрачным купальником — просто, но с правильной краской можно настоящую конфетку сделать. Джо это хорошо умеет. А раз у меня теперь будет охрана, то попробую как-нибудь вообще ничего не надевать — только краска и туфли на шпильке, чтобы красоту ног подчеркнуть. Да-да, не нужно напоминать, что они у меня красивые! Туфли, краска и нейлоновые трусики — отлично.

— И духи.

— Джейк, босс не чувствует запахов. У него уже давно обоняние отказало.

— Зато я чувствую.

— И правда. Хорошо, надушусь для вас. А для босса накрашусь. Никогда еще не одевалась на работу так откровенно… но раз в людный офис ездить теперь не нужно, то стоит проверить, понравится ли боссу такое. В крайнем случае полупрозрачным халатиком прикроюсь. Джо нравится придумывать провокационные наряды и расписывать меня. К тому же к боссу он не ревнует. Ему жалко старика, как и мне. Вот только находить новые экзотические наряды непросто, хоть я и хожу по магазинам как минимум раз в неделю.

— Юнис.

— Да, сэр… Джейк.

— Не ходи сегодня по магазинам. Считай, что это приказ босса, а я говорю от его имени.

— Хорошо, Джейк. Но почему?

— Если хочешь, можешь завтра прийти в одной краске — мои ребята доставят тебя на работу в целости, как королевскую корону. Но сегодня мне нужна машина. А с завтрашнего дня сможешь пользоваться автомобилем и охраной Иоганна, и по магазинам с ними ездить, и все, что угодно.

— Хорошо, сэр, — кротко ответила Юнис.

— Ты зря считаешь, что Иоганну недолго осталось. Проблема в том, что ему осталось слишком долго.

— Как это?

— Он в ловушке. Медики заграбастали его в свои лапы и не позволят просто так умереть. Он упустил свой шанс, позволив им приковать себя к машине жизнеобеспечения. Заметила, что еду ему приносят без ножа и вилки? Только пластиковую ложку кладут.

— У него сильно дрожат руки. Иногда я сама его кормлю, потому что ему не нравится, когда медсестры вокруг «мельтешат», как он выражается.

— Подумай хорошенько. Они сделали все, чтобы Иоганн не мог умереть. Сконструировали эту адскую машину, которая причиняет ему нестерпимую боль. Юнис, пересадка мозга — единственный способ обмануть врачей. Изощренное самоубийство.

— Не может быть!

— Правда. Ему недоступны более простые способы, поэтому он придумал хитрый. Мы с тобой поможем ему, сделаем все, как он, черт побери, того желает! Что ж, мы у твоего дома. Не плачь, глупышка, а то у мужа возникнут лишние вопросы. Ничего ему не рассказывай. Поцелуешь меня напоследок?

— Конечно!

— Утри слезы и поверни ко мне свое милое личико, пока ребята не открыли дверцы.

Вскоре Юнис прошептала:

— Прекрасный поцелуй, Джейк. Как и тот первый. Мне больше не хочется плакать. Но я слышу, открывается замок.

— Они подождут, пока я не открою дверцу изнутри. Можно проводить тебя до квартиры?

— Мм… я найду объяснение охране, но присутствие главного юриста компании объяснить труднее. Джо не ревнует к боссу, а вот к вам может и приревновать. Нельзя этого допустить… особенно когда мы почти дали ему веский повод.

— Надо бы исправить это «почти».

— Посмотрим, дорогой мой Джейк. Я простая девушка с фермы в Айове, и сегодня мои моральные устои серьезно пошатнулись… должно быть, меня совратили миллион долларов, «роллс-ройс»… и один городской хлыщ. Мне пора, милый.

Источник - knizhnik.org .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5