Джозеф Дилейни

Серебряные врата

 ПОДВАЛ

Крафти [Крафти (англ.) — изобретательный, хитроумный. (Здесь и далее — примеч. пер.)] слышал шёпот. Он доносился откуда-то снизу и был похож на голоса его мёртвых братьев.

Мальчик сидел за трёхногим столом, чувствуя, как к нему медленно подкрадываются тени. В углу стоял высокий шкафчик, настолько утлый, что без поддержки стены он уже давно бы развалился. Когда-то там было полно еды, теперь же там не было ровным счётом ничего.

Каждые несколько часов Крафти распахивал его деревянные дверцы под страдальческий вой ржавых петель в надежде, что в шкафчике что-нибудь появилось, но он оставался пустым. В какой-то момент Крафти просто оставил дверцы нараспашку, но он был почти уверен, что там уже никогда ничего не появится. Магия иссякла — заклинание портации, мгновенно переносящее предметы на огромные расстояния, больше не работало. Магии фей никогда не хватало надолго, ведь эти места были во власти Шоли. Здесь царила иная, враждебная магия.

От голода у Крафти забурлило в животе, но он быстро вспомнил, что находится в подвале. Еды здесь не было. Зато был огонь, который согревал его, отчасти разгоняя промозглый холод. Но он угасал, последние дрова, нарубленные из кроватей его мёртвых братьев, прогорели, и от костра остались только тусклые угольки.

Он на мгновение отвлёкся от шкафчика и взглянул на большой книжный шкаф у другой стены. Одна из полок прогибалась под весом его драгоценных книг. Он раз за разом перечитывал их, они были его спасением от тоскливой подвальной жизни. Многие из книг он уже скормил огню, чтобы тот не погас, но некоторые из них он просто не мог принести в жертву пламени. На полке остались книги по садоводству, принадлежавшие его матери.

От воспоминания о ней в горле встал ком. Она умерла почти год назад, но боль утраты не покидала его. Он безумно скучал по ней и тому домашнему уюту, которым она окружала их с братьями. Теперь он был вынужден всё оставить и покинуть убежище. Мальчик должен был уйти или остаться и умирать от голода.

Крафти не хотел уходить. Он хотел остаться здесь, вместе с воспоминаниями о матери и братьях.

Близнецы Брок и Бен были на два года старше его. Они были добры и заботились о нём, именно поэтому он и не боялся, когда слышал их шёпот. Иногда он опускался на колени, прижимался ухом к земляному полу у их надгробий и прислушивался, пытаясь разобрать, что они ему говорят. Иногда он слышал, как они зовут его.

— Крафти! Крафти! Крафти! — шептали они.

Иногда он слышал, как они плачут. Преисполнившись жалости, он иногда подумывал о том, чтобы поднять плиты и освободить их. Однако отец строго-настрого запрещал ему приближаться к могилам. Крафти не понимал почему, ведь он ничего не знал о шёпоте. Когда Крафти исполнилось тринадцать лет, отец сказал ему, что теперь он должен быть таким же храбрым, спокойным и ответственным, как его братья. Раньше они были живы, а теперь покоились в холодной земле. Крафти должен был оставить их в покое.

«К тому же, — раздумывал он, — возможно, там, внизу, не так уж и плохо. По крайней мере, они не голодны. Им не нужно покидать безопасный погреб и встречаться лицом к лицу с опасностями, таящимися за порогом».

Крафти снова подумал о своём отце.

— Мне снова пора в путь, — сказал как-то отец. Он замотал свою мощную шею чёрным шерстяным шарфом, застегнул пуговицы на пальто и натянул свои высокие сапоги. Курьера Бенсона вызвали в Замковый корпус, и он вынужден был подчиниться. Крафти знал, что курьеры — ценные сотрудники Замкового корпуса. — Будь храбрым, Крафти… будем надеяться, что ты ещё будешь здесь, когда я вернусь, — напутствовал отец.

Он сказал это с улыбкой, словно это было шуткой. Он всегда шутил, когда им грозила опасность.

Крафти никуда не делся и продолжал ждать, но он опасался, что на этот раз отец не вернётся, чтобы его спасти. Отец должен был вернуться давным-давно, а значит, что-то наверняка пошло не так.

В подвале дул лёгкий ветерок, и Крафти чувствовал запах тёплого свечного воска. Крафти всегда любил этот запах, но сейчас он его беспокоил. Нечто более серьёзное, чем голод, вскоре вынудит его уйти из подвала. Нечто куда более неотвратимое, чем бурчание его голодного живота.

В подвале было безопасно, только пока горели магические свечи, зажжённые его отцом. Свечи образовывали треугольник. Каждая из трёх была наколота на шип в отдельном тяжёлом металлическом подсвечнике. Огромные свечи горели ярко и почти не мерцали, но отца слишком долго не было, и их благодатная магия была на исходе. Они угасали, одна за другой. Теперь осталась последняя свеча, но и та уже почти прогорела. Крафти нельзя было медлить, скоро может стать так темно, что ему сложно будет найти выход. Как только потухнет последняя свеча, подвал перестанет быть безопасным.

Крафти в последний раз окинул взглядом подвал. Этот подвал стал для него домом, он почти год служил ему в меру комфортным убежищем. Теперь время пришло, и он вынужден был уходить.

Он направился к лестнице, покрытой серебряным сплавом, ведущей на кухню. Серебряная лестница была ещё одной защитной мерой. Она была сделана его отцом.

В момент, когда он достиг нижней ступени лестницы, за спиной Крафти раздался неожиданный звук, заставивший его замереть как вкопанного.

Он услышал не шёпот своих мёртвых братьев и даже не их крики.

Он услышал, как что-то прорвалось вверх через утоптанный земляной пол.

«Пару минут назад я стоял на том самом месте…» — подумал Крафти, чувствуя, как бешено колотится его сердце.

Именно в тот момент последняя свеча потухла, и он очутился в абсолютной темноте.

2

БОЛОТНАЯ КОРОЛЕВА

Крафти задержал дыхание и замер. У него ещё оставалась робкая надежда, что лезущее из-под земли существо, могло его не заметить.

Бух! Бух! Бух! — колотилось его сердце. Насколько быстро оно может биться, прежде чем выскочит у него из груди?

Он прекрасно понимал, что происходит. Последние несколько недель подвал неоднократно подвергался нападению. Хуже всего было тогда, когда погасла вторая свеча. В тот раз всё началось с ударов и грохота в комнатах у него над головой. Казалось, нечто огромное бродит туда-сюда, задевая массивными плечами стены и двери, он пытается сровнять дом с землёй.

Происходящее наверху отвлекло Крафти от настоящей опасности. Пока он в ужасе смотрел на потолок, что-то поднялось в подвал снизу, через пол. В поисках добычи из мягкой земли протянулись длинные, тонкие, костлявые пальцы. На зелёной коже виднелись коричневые бородавки, а длинные и острые, как бритвы, когти были покрыты запёкшейся кровью.

В смятении Крафти отпрыгнул подальше от нового источника опасности. Пальцы побежали к нему, а после из-под земли высунулась рука. Преследуя его, пальцы миновали тень, отбрасываемую столом, и окунулись в пронзительное жёлтое сияние последней свечи.

От света бородавки лопались, будто проколотые раскалённой иглой, а кожа шипела и горела; откуда-то глубоко из-под земли раздался вопль, а вслед за ним — преисполненный муки стон. А потом рука втянулась обратно в пол, и угроза миновала.

Теперь не было света магической свечи, чтобы отразить нападение.

Объятый непроглядной тьмой, Крафти слушал, как нечто с хлюпающими звуками перетекает и скользит по полу, высвобождаясь из-под мягкой, но цепкой земли. В нос ударил запах глинистой почвы. Он развернулся лицом к подвалу, и с ужасом обнаружил, что из почвы поднимается окутанная бурым сиянием голова.

Увидев то, что появилось из-под земли, Крафти испытал немалое облегчение и медленно выдохнул. Опасность миновала. Он знал это существо, и оно никогда не стремилось ему навредить.

Её звали Берта, и она была единственным живым существом (не считая отца), с которым Крафти… дружил. Она неоднократно наведывалась к нему, пока он сидел в подвале. По какой-то неведомой причине магические свечи её не останавливали.

Теперь она сидела напротив него, скрестив ноги, прямо за грязной ямой, из которой вылезла. Она излучала мягкий, тёплый свет, и его хватало, чтобы рассмотреть её целиком. Берта была худенькой девушкой с коричневой кожей и большими зелёными глазами. Можно было подумать, что она обнажена, но на самом деле её кожа срослась с одеждой, которая когда-то была на неё надета, а теперь её облачением была растянутая коричневая кожа, покрытая мириадами складочек. Волосы ниспадали ей на плечи блестящими кожистыми кольцами, а её голову венчала узкая золотая корона, украшенная одним крупным зелёным кристаллом.

Она была Болотной королевой.

Когда-то Берта была королевой-воином племени Сетантов, в древности обитавших на той территории, где теперь жил Крафти. Сетанты под предводительством Берты выиграли множество битв, но однажды они столкнулись с Римлянами, которые прикрывались устрашающими башенными щитами и использовали длинные копья.

Римские завоеватели оказались настолько выдающимися противниками, что жрецы племени Берты решили, что без божественного вмешательства им их не одолеть. В обмен на победу они предложили богам жизнь Берты. Её принесли в жертву, перерезав горло и отрезав указательный палец на правой руке. Крафти понятия не имел, зачем им понадобилось отрезать её палец. Королеву похоронили в болоте — тело медленно погрузилось в глубь трясины, где она оставалась на протяжении очень многих лет, неподвижная и безмолвная. Потом место её захоронения оказалось во власти Шоли, и она ожила. Она снова жила, а её убийцы давным-давно умерли. Крафти нередко размышлял о том, довольна ли Берта таким положением вещей или же нет.

Она открыла рот. Болотная королева всегда говорила негромко, и у неё был странный акцент. Иногда ему сложно было понимать её. Крафти подался вперёд и прислушался.

— Я пощекотала твоим братьям пятки, когда проходила мимо их могил, — выпучив глаза, сообщила она. — Ты бы слышал, как они хихикали!

— Я слышу только их шёпот, больше ничего, — с грустью признал Крафти. — Как бы я хотел услышать их смех…

— Не расстраивайся, Крафти. Они просто отдыхают. Ты сам знаешь, что ничто здесь не остаётся мёртвым навсегда. Умирать тяжело, правда, это может быть больно. Они уже прошли через этот этап, теперь им нужно лишь подождать пробуждения.

Однажды Крафти спросил у неё, когда они проснутся, но Берта сохраняла упрямое молчание. Она или не знала ответа, или не хотела отвечать на его вопрос.

— Ты давно не навещала меня. У тебя опять плохие новости?

Когда ещё были живы его братья и жизнь была лучше, чем сейчас, Берта приходила к ним минимум раз в день, она могла болтать с ними часами. Потом отец забрал Брока и Бена с собой в замок, и последние семь месяцев Крафти провёл в одиночестве. Поначалу ему было так одиноко, что без регулярных посещений Берты он наверняка бы рехнулся. Постепенно она стала всё реже приходить к нему и, когда она всё-таки приходила, приносила ему дурные вести.

Судя по её мрачному лицу, он верно угадал, с чем она к нему пожаловала.

— Ты прав, Крафти, но всегда лучше заведомо знать о приближении опасности и встретиться с ней лицом к лицу. Я пришла, чтобы предупредить тебя. Сюда идёт твой отец.

«Как это может быть дурной вестью?» — недоумённо подумал Крафти.

— Это хорошо. Я жду его возвращения, — с улыбкой ответил он. — Я слишком долго оставался в одиночестве. Он никогда не отсутствовал так долго. Надеюсь, он принесёт мне новую книгу, я уже все прочитал.

Болотная королева ответила не сразу, и её лицо оставалось очень серьёзным:

— У него при себе чёрный колпак и нож с длинным лезвием.

Сердце Крафти ушло в пятки. Теперь он понял, почему она назвала возвращение отца дурной вестью. Однажды отец уже возвращался в подвал с этими предметами. Тогда он увёл братьев Крафти в замок, чтобы Главный мансер мог испытать их на пригодность к службе. Именно Главный мансер занимался координацией людей Замкового корпуса, занимавшихся изучением Шоли. Они стремились остановить ее планомерное распространение на север, прежде чем она станет угрозой для самого замка.

Каждому из его братьев досталось по чёрному колпаку. Когда они уходили, отец так крепко сжимал свой нож, что у него побелели костяшки пальцев.

Ни один из его братьев не вернулся обратно живым, и отец отказался обсуждать с Крафти то, что с ними произошло. Крафти предполагал, что их «испытание» оказалось крайне опасным. «Неужели настал мой черёд?» — подумал он. Теперь и ему предстояло умереть? От этой мысли его сердце снова забилось о рёбра, а ладони вспотели.

Над головой раздался грохот, в очередной раз напоминая ему, что в доме было чуть безопаснее, чем снаружи, но опаснее, чем в подвале. Может, наверху грохотала ещё одна аберрация? Крафти услышал хлопок двери, и к подвалу направились шаги больших, тяжёлых сапог. Его отец вернулся.

— Мне пора, Крафти. До свидания.

У него пересохло в горле.

— Пока, Берта.

На прощанье она помахала ему своей правой, четырёхпалой рукой и с грустной улыбкой скользнула, ногами вперёд, обратно в яму. Он успел заметить, как уходят под землю её тёмная макушка и остроконечная корона, а затем земля сомкнулась над её головой.

3

ДЫХАНИЕ

Отец Крафти закрыл за собой дверь подвала. На нём было его длинное чёрное пальто из шерсти ягнёнка, а в руках он нёс свечу, от света которой у него за спиной колыхалась огромная тень. Он начал спускаться в подвал, и лестница из серебряного сплава гулко позвякивала под его здоровенными сапогами.

Крафти испуганно поднял на него глаза и обнаружил, что Берта была права. Отец действительно принёс с собой чёрный колпак и длинный острый нож. Он спустился по лестнице, пересёк комнату, подошёл к треугольному столу и положил перед собой оба предмета.

Он повернулся к Крафти и нахмурился.

— Не расстраивайся, Крафти, — сказал он низким голосом. — Всё могло бы быть хуже.

Крафти подумал, что отец вёл себя как всегда — сдержанно, хладнокровно и отстранённо. Он никак не прокомментировал то, что Крафти остался в подвале один, без света и что это было опасно. После смерти матери отец сильно изменился. Безусловно, Крафти был рад его возвращению, но его безразличие всё же обижало.

— Отец, где ты был? Я голоден, — пожаловался Крафти. — Я почти потерял надежду на то, что ты вернёшься и спасёшь меня. Недавно погасла последняя свеча.

— Та свеча, что у меня в руках, тоже прогорит через несколько минут, поэтому нам нельзя терять ни секунды. Я отведу тебя в замок. Там тебя накормят досыта, первая проблема, считай, решена. Надевай свою куртку, на улице очень холодно.

Крафти сразу же выполнил просьбу отца. В Шоли всегда было холодно, даже средь бела дня.

— А теперь повернись-ка ко мне.

Он повиновался, и увидел, что отец протягивает ему чёрный колпак.

— Это для твоего же блага, Крафти. Мы ещё не знаем твоих способностей, не знаем, сможешь ли ты защитить себя. В Шоли есть вещи… от страха перед которыми пробирает до самых костей, такие, что до конца твоих дней тебе будут сниться кошмары. Ты можешь запаниковать и даже броситься бежать. Я не знаю, успею ли добраться до тебя достаточно быстро, чтобы тебе помочь. Но пока тебе лучше их не видеть.

Крафти неуверенно уставился на колпак. Он никогда не видел Шоль своими глазами. Он знал о происходящем снаружи лишь по рассказам отца или Берты. Судя по всему, там не было ничего хорошего, но ему всё равно не хотелось идти туда вслепую.

Заметив его нерешительность, отец сменил тон на более мягкий:

— Не волнуйся, я положу тебе руку на плечо и буду следить, чтобы ты не споткнулся. Не буду врать, нам придётся нелегко. Мне придётся защищать не только себя, но и тебя. Мы справимся, если ты будешь держать себя в руках и беспрекословно и без промедления выполнять мои команды. Понял?

Крафти осторожно кивнул.

— Молодец, парень. Ну что, готов?

Он снова кивнул.

Отец взял чёрный колпак и натянул его на голову Крафти. Теперь он не видел ровным счётом ничего.

— Чего люди в замке от меня хотят? — приглушённым из-за колпака голосом спросил Крафти. Он слышал, как отец, отвечая на его вопрос, ходит по комнате, наверняка собирая остатки их немногочисленных пожитков. Он явно не планировал сюда возвращаться.

— Тебя хочет видеть Главный мансер. Он должен испытать тебя, Крафти. Не волнуйся, в испытании нет ничего страшного. Если ты справишься, тебе не придётся больше сидеть в подвале. Ты сможешь работать с ним и помогать ему с его обязанностями.

— Что за испытание? — спросил Крафти. — Такое же, как у моих братьев?

— Да, то же самое испытание. Тебе не о чем волноваться, Крафти, я уверен, что ты его пройдёшь.

— Почему я не могу стать курьером, как ты, отец? Разве ты не можешь меня обучать? — взмолился Крафти. Он с куда большим удовольствием работал бы со своим отцом, чем с Главным мансером, в окружении целого замка чужих людей.

— Не могу, Крафти. Ты слишком молод, тебе рано учиться на курьера — да и выбора у тебя нет. Здесь ты точно не можешь оставаться — я заметил, что заклинание портации на шкафчике иссякло, и я больше не смогу передавать тебе еду. А теперь хватит болтать, нам пора отправляться в путь.

Он положил руку Крафти на плечо, и тот почувствовал, как отец направляет его к выходу. Скоро они медленно поднимались по лестнице, и их сапоги гулко клацали по её серебряным ступеням.

«Пока, подвал, — подумал Крафти с лёгкой грустью. — Прощайте, братья…»

Они остановились на верхней ступени. Крафти услышал, как отец повернул дверную ручку и распахнул дверь. Потом они оказались на следующей лестнице, и ослеплённому колпаком Крафти пришлось осторожно нащупывать себе дорогу. Им оставалось преодолеть всего семь ступеней, и они были деревянными, поэтому металлический отзвук шагов исчез. Они открыли ещё одну дверь и наконец-то оказались на поверхности.

Отец продолжал направлять Крафти, но тут он справился бы и сам. Он вырос в этом доме. Он знал, что они идут через кухню, где он ещё малышом наблюдал за тем, как мать делает сэндвичи с джемом и печёт булочки. Это воспоминание вызвало у него лёгкую улыбку. Они вышли из дома на улицу через заднюю дверь.

От холода у него спёрло дыхание. В Мире Солнца сейчас было лето, но ходили слухи, что здесь, на территории Шоли, температура редко поднималась сильно выше нуля. Теперь Крафти убедился в правдивости слухов: на улице он мгновенно замёрз и задрожал от холода.

Они пошли прочь от дома, и земля отчётливо хлюпала у них под ногами.

— Мы будем идти по краю болот до тех пор, пока не сможем взять курс ровно на север в сторону Ланкастера, — тихо пояснил ему отец.

В болоте была похоронена Берта — здесь находился её дом. Крафти внезапно задумался о том, увидит ли он её снова.

Минут через десять отец снова заговорил с Крафти, в этот раз шёпотом:

— Мы дошли до тракта, ведущего на север. Слева от нас находится роща, но она кажется относительно безопасной. Вдалеке от нас по правой стороне я вижу коттедж. Нам придётся идти очень осторожно. Здания могут быть опасными, Крафти. В них обитают самые разные жуткие аберрации, но большинство из них выходит из дома по ночам. Сейчас только начинается вторая половина дня, это самое безопасное время суток. У нас достаточно времени, чтобы спокойно добраться до замка, нам осталось пройти всего несколько миль.

Следующие полчаса пути они молчали. Вокруг царила мёртвая тишина. Птицы безмолвствовали. Крафти слышал лишь собственное дыхание и звук их шагов на твёрдой почве. Стало ещё холоднее, и он подумал, что у них под ногами может быть иней или даже снег.

Внезапно отец сжал его плечо, заставив резко остановиться. Он наклонился над ним, и Крафти почувствовал его тёплое дыхание у своего правого уха.

— Ничего не говори и не двигайся. За деревьями слева от нас находится что-то огромное. Если нам повезёт, оно нас не заметит.

Крафти услышал то, о чём говорил отец. Что-то тяжёлое перемещалось в подлеске, задевая траву и хрустя ветками, Крафти слышал чьё-то тяжёлое дыхание.

Отец крепко сжимал его плечо. Показалось ли ему или отец… дрожал?

В конце концов хруст и шелест начали стихать, а через несколько минут и вовсе прекратились. Они двинулись дальше, ничего друг другу не сказав, но Крафти не сдержал тихого вздоха облегчения.

Ещё через полчаса он снова услышал голос отца:

— Мы почти у цели, Крафти! Держись, нам осталось сделать всего несколько шагов!

Он внезапно почувствовал дуновение тёплого воздуха на лице и судорожно вздохнул. Неужели это было солнце? В последний раз он видел солнце больше года тому назад. Он видел свет, даже сквозь плотный чёрный колпак.

Они вышли из Шоли живыми! Крафти почти рассмеялся от облегчения.

— Стой смирно, — скомандовал отец.

Крафти замер, и отец аккуратно стянул колпак с его головы. Он стоял под голубым небом, щурился на проплывающие в вышине белые облака и наслаждался солнечным светом, согревающим его кожу.

Отец убрал длинный нож в ножны, висящие на его широком кожаном поясе, затолкал колпак в карман и наконец тоже смог вздохнуть с облегчением.

Крафти осмотрелся и увидел, как на севере переливается на солнце канал, а на холме за ним возвышается замок Ланкастера, на башнях которого развеваются цветные флаги. По узким брусчатым улицам, ведущим к замку, сновали люди, но не было той толпы, через которую ему пришлось продираться, когда он был здесь в прошлый раз, более года тому назад. Впрочем, после долгих месяцев сидения в тёмном подвале ему и такое количество людей показалось головокружительным.

Затем он обернулся на юг, где за их спинами осталась непроглядная тьма Шоли. Отсюда Шоль казалась гигантской чёрной занавесью, растянувшейся от земли и до самых небес, и скрывающей от любопытных глаз всё, оказавшееся в её власти. Отсюда она напоминала границу бури — стена клубящейся темноты словно могла в любой момент обрушиться на них и целиком поглотить остатки Мира Солнца.

Крафти знал, что те немногие, кто остался жить в Шоли, как правило менялись под влиянием её тёмной магии. По словам отца, многие из них были чрезвычайно опасны. Большинство из них не пытались выбраться оттуда. Тех, кто всё же пытался, на месте уничтожали патрульные отряды замка.

Другие несчастные оказались в западне на так называемых Солнечных островах — разрозненных участках Мира Солнца, со всех сторон окружённых мраком Шоли. Жители таких мест зависели от курьеров, таких как отец Крафти, — они передавали послания, позволяя поддерживать связь с внешним миром, и в случае необходимости приносили им лекарства или магические артефакты. На некоторых островках было так мало места, что им негде было выращивать еду, и им передавали пищу с помощью такого же заклинания портации, какое было наложено на шкафчик в подвале у Крафти. Доставлять еду магией портации было непросто, к тому же оно было нестабильным и иногда переставало работать, как у Крафти.

Все застрявшие в Шоли, вне зависимости от того, были ли они плохими или нет, должны были оставаться в Шоли и выживать, как умели.

Крафти услышал у себя за спиной шум и увидел, как в их сторону со стороны замка бегут четверо облачённых в сияющие на солнце кольчуги стражников из патрульного отряда, с мечами наголо. Они перешли на шаг и убрали свои мечи в ножны лишь тогда, когда подошли достаточно близко, чтобы узнать курьера Бенсона.

Как курьер Замкового корпуса, отец Крафти имел право беспрепятственно пересекать границу Шоли; всё, что он приносил, и все, кого он приводил, находились под его защитой. Тем, кто пришёл из Шоли вместе с курьером и хотел сохранить свою жизнь, надлежало предстать перед властями замка, пройти освидетельствование и получить разрешение от герцога. Мнению курьеров доверяли, ведь именно они лучше большинства понимали, что такое Шоль.

Когда отец Крафти поприветствовал стражей, они сухо кивнули ему в ответ и неспешно продолжили патрулировать границу между Шолью и Миром Солнца.

По мере того как они с отцом приближались к замку, Крафти приглядывался к домам и видел выбитые окна и сорванные с петель двери. Дома были заброшены, и Крафти подумал, что мародёры уже наверняка успели растащить из них всё, оставшееся после ухода хозяев. Все вменяемые люди покидали эти места заранее, не дожидаясь наступления Шоли.

«Она всегда движется, и никогда не останавливается», — подумал он.

Быстрее всего Шоль распространялась на север; Крафти слышал, что она расширялась, поглощая не только северные земли, но и двигаясь на запад и восток. Шоль в какой-то момент прекратила двигаться в южном направлении, и никто не знал, почему это произошло.

Бывало, что и предусмотрительность не спасала. Как правило, граница Шоли перемещалась медленно, всего по нескольку дюймов в неделю; но иногда она могла рвануть вперёд, мгновенно захватывая несколько миль. Она была непредсказуема.

Мать Крафти была на местном рынке, когда внезапно нахлынувшая Шоль убила её. «А может не убила, а изменила», — подумал Крафти, и постарался больше не думать об этом. Отец искал её неделями, но так и не смог обнаружить её тела, и они вынужденно предположили худшее.

После этого его отец постарался сделать подвал безопасным для Крафти и его братьев, приложив к этому все свои познания и умения, приобретённые в ходе курьерской работы. Это позволило им продержаться какое-то время, но отец знал, что в какой-то момент создания Шоли — аберрации — всё равно до них доберутся.

Потому отец Крафти и предложил услуги своих сыновей влиятельному Главному мансеру. Работая на Главного мансера они могли покинуть Шоль, променять её на… смерть? Чтобы удостоиться места в Замковом корпусе, нужно было пройти опасное испытание. Чем бы оно ни было, братья Крафти его не пережили. У Крафти на нервной почве скрутило живот.

Они пересекли канал по ближайшему мосту и направились по Рыночной улице в сторону замка. Вдоль мощёной мостовой возвышались прилавки с товаром, но покупателей было мало. Торговцы предлагали много еды: горячие пироги, цельные горячие куски мяса, ждущие нарезки, томлёную чёрную фасоль и жареную картошку. Сильнее всего пахли морепродукты — в больших чанах с водой медленно шевелились лобстеры, а ещё креветки и моллюски из залива Моркам. У Крафти заурчало в животе, и он задумался: чем его покормят, когда они доберутся до замка?

Он оглядывался по сторонам, и на первый взгляд казалось, что люди просто продолжают жить, как жили, невзирая на нависшую над ними угрозу. Лишь присмотревшись к их лицам, он понял, что это не так — они были напряжены и перепуганы, а в головах у них царил настоящий раздрай.

Если посмотреть на север, не обращая внимания на беспокойные лица окружающих, то всё и правда было в порядке — но стоило взглянуть на юг, как взору открывались лишь заброшенные здания по ту сторону канала и тёмная стена Шоли.

Они подошли к главным воротам замка. Отец кивнул стражникам, и их пропустили внутрь. Они прошли под опускной решёткой и зашли в выложенный каменными плитами внутренний двор замка.

— Это мой сын, — сказал отец стражнику, вышедшему им навстречу. — Его ожидает Главный мансер. Испытание назначено на завтра.

Стражник покосился на Крафти, и в его взгляде мальчику почудилось что-то, сильно напоминающее сочувствие.

Отец снова обернулся к нему.

— Иди с ним, Крафти. Стоит сегодня лечь пораньше, чтобы завтра показать себя во всей красе. Я скоро вернусь, чтобы тебя проведать.

Крафти замешкался, надеясь, что отец его обнимет. Потом он вспомнил, что со смерти матери, отец стал ещё более замкнутым и отстранённым, чем обычно. Поэтому отец лишь кивнул ему на прощанье, развернулся и ушёл. Крафти почувствовал, как в горле собирается ком, но он понимал, что сейчас ему нужно быть сильным, как никогда раньше.

Пока отец не упомянул, что беседовать с ним будут завтра, Крафти думал, что его отведут прямиком к Главному мансеру. Вместо этого его провели по нескольким винтовым лестницам и отвели в маленькую комнатку в башне, где были кровать, стол со стулом и узкое выходящее на юг окошко, из которого открывался отличный вид на город. Крафти мгновенно заметил на столе тарелку с сыром, хлебом и окороком. У него потекли слюнки.

Выйдя из комнаты, стражник запер за собой дверь, но Крафти был слишком голоден, чтобы его это обеспокоило. Он рванулся к столу и стремительно подчистил еду со своей тарелки. Как только доел, Крафти наконец осознал, что ужасно устал, ведь он почти не спал прошлой ночью, а день выдался крайне утомительным. Мальчик разделся и забрался в постель, полагая, что тотчас же заснёт; как оказалось, он ещё не успел успокоиться после насыщенного событиями дня. Он лежал и ворочался в постели, а потом его мысли перескочили на мать. Он вспомнил день, когда ему было всего пять или шесть лет.

Воспоминание начиналось с темноты и тихих рыданий.

Этот звук разбудил его, и в поисках его источника, он, спотыкаясь, устремился на первый этаж. Крафти вошёл в кухню и обнаружил свою мать стоящей на коленях на каменных плитах у камина. Она смотрела на догорающие угли. Струящиеся по щекам слёзы капали с её подбородка.

— Мама! Мама! — крикнул он и со слезами на глазах побежал к ней.

Он уткнулся лицом в её длинные волосы, а она обняла его и стала утешать.

— Мама, в чём дело? Что случилось?

Она взяла его на руки, дошла до стула и посадила к себе на колени, по-прежнему сжимая его в объятиях.

— Всё в порядке, Крафти. Просто я скучаю по твоему отцу, его в этот раз так долго нет. Мне хочется, чтобы он поскорее вернулся.

Какое-то время они просто сидели и молчали. Он был рад тому, что мать его обнимает и что она прекратила плакать. Потом он заглянул ей в глаза и сказал:

— Когда я вырасту, я хочу быть как отец. Я хочу быть большим, носить форму, работать курьером и ходить в замок.

— Очень может быть, что твоя мечта сбудется, — улыбнулась ему мать. — Ты из фей, ты не похож на других людей. Возможно, ты сможешь выполнять такую работу.

— А что во мне другого, мама?

— Ты просто другой. Никто не знает, в чём это будет выражаться, пока ты не вырастешь. Ты, твои братья и твой отец — из фей. Я уверена, что он обязательно расскажет тебе об этом, когда ты подрастёшь.

— Соседский мальчик сказал, что, когда я вырасту, я стану колдуном, меня запрут в тюремной камере и выбросят ключ, а ещё меня будут кормить опарышами и колоть раскалёнными иглами. А его старший брат рассмеялся.

На это мать нахмурилась и обняла его ещё крепче.

— Не обращай внимания, дорогой. Люди всегда издеваются над теми, кто от них отличается. Дети так вообще самые жестокие. Не забивай свою маленькую голову этими глупостями.

У Крафти снова сдавило горло, и он прогнал это воспоминание. Лишь теперь, когда он стал значительно старше, он начинал понимать, как его матери было страшно всякий раз, когда отец уходил на работу, — она никогда не знала, увидит ли она его снова, вернётся ли он или же погибнет в Шоли.

Ей наверняка было тяжело, ведь она единственный человек не из фей в своей семье. Жестокими были не только дети — взрослые люди не менее насторожённо относились к людям из фей. Они держались на расстоянии и сплетничали. Соседи чурались их — если мать выходила на улицу, чтобы развесить постиранные вещи для просушки, люди в соседнем саду сразу же заходили в дом. Зато их дети оставались на улице — им нравилось измываться над Крафти и его братьями.

Крафти понял, что его матери временами было очень одиноко. Обычные люди редко сочетались браком с людьми из фей, такие союзы вызывали презрение. Она была очень храброй, когда решилась на такое.

Теперь она была мертва, её убила Шоль, и Крафти больше не суждено её увидеть.

4

ПРОСТОЛЮДИНЫ

Следующим утром Крафти проснулся и увидел в остроконечном окошке своей комнаты розовый рассвет. Он не торопился выбираться из кровати, его мысли по-прежнему были полны воспоминаниями о детстве. Он опять вспомнил, как его мать стояла на коленях на холодных каменных плитах кухни и плакала, и на глаза снова навернулись слёзы.

Он сказал себе, что плакать бессмысленно. Крафти постарался вспомнить более радостные времена. Когда-то его семья была счастливой. Он вспомнил, как сидел за кухонным столом, ещё слишком маленький, чтобы доставать ногами до пола, и слушал, как отец рассказывает, почему его называют Крафти, вместо того чтобы использовать его настоящее имя — Колин.

— Ты так и не научился ползать, сынок, — с улыбкой сказал отец. — Тебе это не понадобилось. Ты был совсем малюткой, когда придумал свой собственный способ передвижения. Если ты видел что-то интересное своими маленькими внимательными глазками, то ложился поудобнее и перекатывался, снова и снова, пока не добирался туда, куда хотел попасть. Ты предпочитал кататься, а не ползать! У тебя всегда был свой, изобретательный взгляд на то, как нужно что-то делать.

Крафти задумался о том, поможет ли ему сегодня его изобретательность.

Стражник принёс ему завтрак — уже остывшую яичницу с беконом — и безмолвно удалился, вновь заперев за собой дверь на замок.

Крафти по-прежнему был голодный как волк. Он быстро расправился с едой и теперь пытался спокойно дождаться того момента, когда с ним захотят побеседовать. Главный мансер наверняка был очень занятым человеком; беседа с Крафти и проведение испытания скорее всего были лишь каплей в море его повседневных дел.

Гораздо позже, во второй половине дня, в дверь постучали. В этот раз Крафти сопровождал другой стражник: крупный человек с хмурым лицом и тяжёлой деревянной дубинкой на поясе. Они спустились по множеству ступеней, прошли по длинным коридорам без окон, затем по ещё одной лестнице. Скоро мальчик понял, что они уже спустились под землю. Стражник ничего не говорил, даже когда он попытался завести с ним беседу, — охранник просто показывал пальцем, куда идти, и сильно тыкал в спину своим толстым пальцем, если Крафти замешкивался. Мальчик шёл первым и не всегда понимал, куда нужно идти дальше, так что пальцем в спину он получал не раз.

Наконец они достигли крепкой деревянной двери с серебряным молотком в виде узкого черепа. Череп не был человеческим — его венчали рога, зубов было слишком много, а челюсть была узкой и длинной. Крафти задумался. Он в жизни не видел ничего подобного и понятия не имел, каким мог быть обладатель такой головы.

Над черепом была большая латунная табличка с надписью:

Крафти сделал глубокий вдох. Вот оно, место, где будет проходить его испытание.

Стражник трижды постучал в дверь молотком и сделал шаг назад. Дверь открылась, но за ней было темно, и Крафти ничего не мог разглядеть. У него зашевелились волоски на шее; он почувствовал, что ему становится страшно. Ему абсолютно не хотелось заходить в комнату, но большой стражник снова ткнул его пальцем в спину, а когда Крафти остался стоять на месте, просто втолкнул его в комнату.

Мальчик услышал, как за его спиной закрылась дверь, и замер, в надежде что глаза скоро привыкнут к темноте. Прямо перед собой он видел какое-то движение, но не мог понять, приближается оно к нему или нет. Его сердце рвалось из груди.

Там, где он заметил движение, внезапно вспыхнул свет, и Крафти вскрикнул от неожиданности. Теперь он увидел очертания высокого, худого человека, у него в руках была лучина, которой он поджёг толстую чёрную свечу, замерцавшую на краю письменного стола. Незнакомец задул лучину.

Похоже, до прихода Крафти он сидел в полной темноте. Зачем сидеть без света? Крафти это показалось странным началом испытания.

При тусклом свете свечи Крафти смог рассмотреть захламлённую комнату, в которой оказался. Стол был завален таким количеством книг и манускриптов, что свечу пришлось примостить на единственном свободном уголке. Вдоль стен возвышались книжные полки, до отказа забитые фолиантами в кожаных обложках. Всё находящееся в комнате было покрыто толстым слоем пыли.

Человек встал из-за стола и сделал пару шагов в сторону Крафти. Он пристально осмотрел Крафти своими выпуклыми глазами и выглядел так, будто ему давно пора было побриться. Спереди на его чёрной мантии виднелись грязные пятна от еды.

«Если это и есть Главный мансер, то он удивительно неряшлив», — подумал Крафти.

Волосы у незнакомца тоже были чёрные, но на висках уже появилась седина. Он не был стариком, но его лучшие годы уже давно миновали.

Затем человек заговорил:

— Молодой человек, вы язык проглотили? Задавайте свой первый вопрос, пока у меня терпение не лопнуло.

— Какой вопрос? — спросил Крафти. Он недоумевал, ему казалось, что не он будет задавать здесь вопросы, а наоборот.

— Ну, вопрос! У вас наверняка немало вопросов. Как вы узнаете, что от вас потребуется, если ничего не будете спрашивать? — сердито сказал мансер.

Крафти по-прежнему не понимал, что происходит, но вопросы у него и вправду были.

— Вы Главный мансер?

— Как и написано на двери. Кого ещё вы ожидали увидеть в моём кабинете?

— Чем именно занимаются мансеры, сэр?

Главный мансер приподнял брови и посмотрел на Крафти, как на идиота.

— Ну, я знаю, что вы занимаетесь Шолью, но каковы прикладные аспекты вашей деятельности?

Кабинет погрузился в тишину. Главный мансер молча пялился на него, а когда вновь заговорил, то его тон был куда мягче, чем раньше:

— Прикладные аспекты! Такое большое выражение из уст такого маленького человека. Прикладные аспекты тебя удивят. Но они часть профессиональных тайн нашей гильдии, и раскрывать их непосвящённому я не могу.

— Но я же стану одним из посвящённых, если пройду ваше испытание, сэр? Когда я стану вашим подмастерьем, разве вы не научите меня всему?

Главный мансер побагровел. Крафти подумал, что тот злится, но тут мансер расхохотался. Какое-то время он ходил туда-сюда по кабинету и смеялся; затем он взял себя в руки, остановился перед Крафти и покачал головой.

— Глупый мальчишка! Прохождение испытания не сделает тебя моим подмастерьем. Ты никогда не сможешь им стать. Чтобы стать мансером, нужно особое происхождение, правильная кровь и особенный, редкий склад ума. Твой отец неплохой человек и превосходный курьер, но простой человек из йоменов [Йомены — свободные мелкие землевладельцы в феодальной Англии.], как и твоя мать, насколько мне известно. Не льсти себе — у тебя в венах течёт самая обычная кровь, по крайней мере по меркам иерархии в этом городе. Ты простолюдин, и тебе никогда не стать мансером.

— Если мне не светит стать вашим помощником, то что же произойдёт, когда я пройду испытание? — вежливо спросил Крафти, с трудом сохраняя самообладание. Его разозлило то, как Главный мансер назвал его и его семью простыми людьми. Это напомнило ему, как люди издевались над ним за то, что он из фей — все всегда считали себя лучше его.

— Завтра ты узнаешь, чем именно тебе предстоит заниматься, но если кратко, то ты будешь так называемым привратником, эдакой личинкой мансера. Сегодня я припозднился, поэтому испытывать тебя я буду завтра в полдень, — сказал Главный мансер. — Это наиболее удачное время для испытания. Самое безопасное.

Крафти не понравилось название его будущей должности. Кому захочется проходить опасное испытание только для того, чтобы стать личинкой?

— Испытание не может быть совсем уж безопасным, сэр, — сказал Крафти. — Оно убило обоих моих братьев, да и меня, наверное, убьёт.

В ответ мансер покачал головой:

— Нет-нет, твои братья погибли не во время испытания, с ним они прекрасно справились. Испытание лишь показывает наличие способностей, необходимых для дальнейшей работы. А вот сама работа опасная, чрезвычайно опасная. На этой работе можно погибнуть или попросту сойти с ума…

На этой ноте мансер отпустил Крафти восвояси, и всё тот же безмолвный стражник отвёл его обратно в башню. Его опять заперли на замок и оставили наедине со своими мыслями, вновь открыв дверь лишь для того, чтобы подать скудный ужин из холодного окорока.

Крафти хотелось как можно быстрее пройти испытание и выкинуть его из головы, и каждое мгновение ожидания действовало ему на нервы. Он был на взводе и долго не мог заснуть. Хотя, с другой стороны, по крайней мере, сегодня ему ничего не снилось.

На следующий день, незадолго до полудня к нему пришёл уже знакомый безмолвный стражник. Он отконвоировал Крафти к той же комнате, тычком в спину втолкнул в кабинет и закрыл за его спиной дверь.

Как и в прошлый раз, в комнате царила кромешная тьма. Главный мансер разогнал темноту, запалив одинокую свечу.

— Почему вы сидите в темноте, сэр? — спросил Крафти.

— Это один из прикладных аспектов моего призвания, молодой человек. А теперь подойди сюда, к занавеси, и садись.

Крафти увидел крепкий стул с подлокотниками, стоящий напротив длинной чёрной занавеси, полностью скрывающей стену — от высокого потолка и до самого пола.

Мальчик сразу заметил две вещи, которые его обеспокоили. Во-первых, стул был прикручен к полу, и на нём виднелись четыре кожаных ремня, явно предназначенных для фиксации сидящего. Два верхних ремня застегивались на уровне груди, а два нижних — на ногах.

Во-вторых, ему абсолютно не нравилась чёрная занавесь. На первый взгляд в ней не было ничего необычного — такие использовались, чтобы скрыть что-нибудь от посторонних глаз или для защиты от света. Вот только кабинет явно находился глубоко под землёй, и если за чёрной занавесью было окно, то за ним наверняка не было ничего, кроме камня или толщи земли…

Терпение Главного мансера лопнуло.

— Сядь! — рявкнул он.

Крафти повиновался, ожидая что мансер пристегнет его ремнями к стулу, но тот просто открыл занавесь. Крафти с изумлением уставился на то, что за ней оказалось.

В нише в стене стояло самое странное приспособление, которое он когда-либо видел. На четырёх витиеватых ножках возвышалось нечто, смахивающее на большое круглое зеркало, около пяти футов диаметром [Пять футов — примерно 152 сантиметра.]. Его обрамляла широкая рама, сделанная из чего-то похожего на серебро, но стекла в ней не было. Вместо отражения Крафти видел лишь клубящуюся тьму.

— Это серебряные врата, — сообщил ему Главный мансер, — такие есть у каждого мансера. Это наш основной инструмент для исследования Шоли.

Затем Крафти заметил кое-что, чего он раньше не замечал.

По краям от врат, прямо между рамой и стулом, на котором сидел Крафти, стояли две блестящие металлические жерди. Его взгляд скользнул по ним и уткнулся в острое горизонтальное лезвие, только и ждущее возможности опуститься.

Это была гильотина.

— А, это. Не обращай на неё внимания, — сказал Главный мансер, заметив, куда он смотрит. Он указал на деревянную педаль, находящуюся слева от стула, вне досягаемости сидящего на нём Крафти. — Она управляется вот этой педалью, сейчас она неподвижна и зафиксирована предохранителем. Для твоего испытания она нам не понадобится.

— Для чего она, сэр? — спросил Крафти, внезапно почувствовав, что у него пересохло во рту.

— Ею отрезают придатки, — ответил Главный мансер таким спокойным тоном, будто объяснял ему самую очевидную вещь на свете.

— Что такое «придаток»? — спросил Крафти.

— В твоём словарном запасе есть словосочетание «прикладные аспекты», но ты не знаешь, что такое придаток? Невероятно. Что ж, позволь тебя просветить — так называют то, что крепится к телу. Под «конечностью», или же «придатком», может подразумеваться человеческая рука или её часть, например ладонь или даже палец. А ещё так можно назвать щупальце или коготь. Порою нам приходится их отрубать!

Крафти ужаснулся, но Главный мансер ещё не закончил объяснение.

— Я нажимаю на педаль, лезвие опускается — и дело сделано, — сказал он, странно улыбнувшись Крафти. — Поверь мне, лезвие невероятно острое.

Крафти сглотнул. Гильотина была совсем рядом. Он почувствовал, что дрожит.

5

ИСПЫТАНИЕ

Крафти поднял взгляд на мансера:

— Эти ремни для меня, сэр?

— С их помощью можно тебя зафиксировать, да. Возможно, когда-нибудь они нам и пригодятся, если ты пройдёшь испытание, — но сегодня они нам не нужны. Не волнуйся, молодой человек, позже тебе всё объяснят. Я не буду тратить время на твоё обучение, пока не удостоверюсь, что ты действительно сможешь работать привратником — поэтому давай приступим к делу.

Он встал сбоку от стула Крафти.

— А теперь — сфокусируйся! Смотри в центр круга и скажи мне, что ты видишь.

Пытаясь не обращать внимания на нависшее над ним лезвие гильотины, Крафти подчинился и уставился в центр круга. Что он должен был там увидеть?

— Ничего не вижу, кроме темноты, — ответил он. — Кажется, она движется.

— Сосредоточься и приглядись! — приказал Главный мансер.

Крафти изо всех сил вперил взгляд в центр круга, и, к его удивлению, теперь там что-то изменилось.

— Темнота кружится, — доложил он, — похоже на тёмные облака, движущиеся против часовой стрелки.

— Хорошо! Всё верно. Мы называем это направление противосолонь, то есть «против солнца». А теперь присмотрись. Постарайся взглянуть сквозь это облако. Ты можешь разглядеть там когти или зубы? Может быть, на тебя оттуда пристально смотрят большие глаза?

Крафти тут же напрягся. Что вообще имел в виду Главный мансер? Неужели оттуда, из глубин облака, за ним могло следить нечто опасное?

А что будет, если ему не удастся там ничего разглядеть? Он провалит испытание? Крафти крепко задумался, но понял, что врать бессмысленно. Отец всегда говорил, что обманывать нельзя, нужно говорить правду, какой бы болезненной она ни была. Однажды соврав, ты будешь вынужден врать снова и снова, чтобы прикрыть свою первую ложь.

— Я ничего не вижу, кроме тёмного облака, сэр.

К удивлению Крафти, мансер остался доволен его ответом.

— Хорошо. Просто превосходно! Это означает, что тебя трудно обнаружить. В нашей работе незаметность — чрезвычайно важное качество. Некоторые претенденты на роль подёнщиков с лёгкостью находят то, что их просят найти, но и сами крайне заметны для тех, кто голоден. Если бы ты был из заметных, то они бы тебя давно обнаружили.

— Кто бы меня обнаружил, сэр?

— Аберрации, обитающие в Шоли, кто же ещё? — Казалось, Главный мансер раздражён невежеством Крафти.

Крафти знал, что «аберрациями» называют тех, кто изменился под влиянием Шоли, но, помимо этого, он о них почти ничего не знал.

Мансер тем временем продолжил свой рассказ:

— При использовании врат именно обнаружение является одной из наиболее серьёзных опасностей. Вчера вечером создания Шоли насытились, поэтому в полдень они предельно медлительны, потому мы и проводим испытания в это время. В любом случае пора приступать к следующему этапу. Ты незаметен, но получится ли у тебя находить вещи? Сейчас узнаем…

— Что находить? — поинтересовался Крафти.

— Некоторые вещи найти проще, чем иные. Как правило, привратники могут развивать свой навык поиска постепенно, по мере работы, но никакие тренировки не помогут, если у тебя нет к этому предрасположенности. Таится ли в тебе искра способности к поиску? У твоих братьев она была, вероятно, у тебя тоже есть. Если есть, то ты унаследовал эту способность от своего отца, потому что он из фей.

Это была ещё одна малопонятная тема, о которой Крафти почти ничего не знал. Отец всегда говорил, что расскажет ему всё, что знает, но позже, когда он подрастёт. Единственное, что Крафти знал наверняка, — большинство фей обладало неким магическим потенциалом; именно потенциалом, не более того.

Не было никакой гарантии, что этот потенциал разовьётся в полезный дар, но люди из фей обладали иммунитетом к воздействию Шоли: они не умирали от неё и не подвергались изменению. Они всё равно могли пострадать от существ, которые в ней обитали, но по какой-то неведомой причине они были для них менее заметными, чем другие люди. Именно благодаря этой особенности курьеров и привратников набирали только из фей.

Насколько было известно Крафти, единственным полезным даром, наследием фей, которым он обладал, была способность слышать шёпот своих мёртвых братьев. Он понял, что Главный мансер проверял его, чтобы убедиться, что он обладает теми же талантами, что его отец и братья. Он внезапно осознал, что может провалить испытание. Его по-прежнему можно было вернуть в подвал — только в этот раз он останется там без защиты оберегов отца и магии, а это означало неминуемую гибель.

— У вас был домашний питомец, верно? — поинтересовался Главный мансер, отрывая Крафти от его размышлений.

Крафти опешил. Какое это имело значение? Он кивнул и почувствовал укол сожаления. Он любил свою собаку.

— Да, у нас была собака. Она пропала, — ответил он мансеру. — Шоль её забрала. Её звали Сэнди.

В тот ужасный день Шоль забрала не только его собаку, но и его мать.

— Ну вот её и попытайся найти, — сказал Главный мансер. — Было бы проще, если бы у тебя при себе был клок её шерсти, но это была твоя собака, а значит, ты сможешь использовать вместо шерсти эмоциональную связь, которая была между вами. Это задание я давал твоим братьям, и они с ним справились. Давай посмотрим, что у тебя получится!

Крафти с сомнением покосился на облако, кружащееся в серебряной раме. Происходящее начинало ему надоедать. Главный мансер не очень-то помогал ему в достижении цели.

— Как это сделать? — спросил Крафти.

— Это тоже часть испытания, — строго ответил мансер. — Сквозь врата ты видишь Шоль. Ты смотришь в произвольное место, находящееся где-то на охваченных ею территориях. Возможно, ты смотришь на её окраину, к примеру, на земли сразу за каналом на юге от города; а возможно, ты в самом центре, близ этого проклятого местечка под названием Престон, источника наших проблем. Ты можешь сознательно выбирать, что тебе покажут. Ты можешь посмотреть в другое место и найти свою потерявшуюся собаку. Просто подумай о ней. У тебя или получится, или нет. Найдёшь её — и ты прошёл проверку.

— Сколько времени у меня есть на её поиски, сэр?

— У меня очень много дел. Я могу дать тебе максимум пять минут. Они начинаются… сейчас.

Крафти снова вперил взгляд в облако, изо всех сил пытаясь не отвлекаться и думать исключительно о Сэнди. Это было непросто. Он волновался, и ему в голову постоянно лезли мысли о том, какая судьба его ждёт, если он провалит испытание. Потом он вспомнил, как играл с ней в последний раз. Они бегали в саду, и он только что кинул палку, чтобы она её принесла. Он не рассчитал броска, и палка перелетела через живую изгородь и упала за ней, где-то в поле. Сэнди пробралась сквозь изгородь и побежала за палкой, заходясь в радостном лае.

А потом он услышал крик отца. Тот стоял в дверях и звал его:

— Иди сюда! Давай же, быстрее, иди сюда!

Крафти уставился на него, не понимая, что происходит, но, посмотрев, куда указывает отец, он увидел стремительно надвигающуюся на них тёмную стену.

Крафти еле успел вернуться в дом, прежде чем до них добралась Шоль.

А Сэнди не успела.

Невзирая на роящиеся у него в голове болезненные воспоминания, Крафти продолжал смотреть в кружащуюся тьму и представлять себе свою собаку.

Затем он услышал вдалеке лай. Он доносился из врат! Внезапно клубящийся мрак расступился, и он увидел во вратах какую-то заброшенную ферму, амбар и окружающую двор изгородь. Всё было тусклым и серым, но он мог разглядеть валяющиеся на земле крупные, обглоданные дочиста кости животных. Потом откуда-то появилась собака и, заливаясь лаем, понеслась прямо на него.

Это была Сэнди!

Когда она появилась, Крафти подался вперёд — но тут же резко отстранился и взглянул на Главного мансера. Он выглядел не менее обеспокоенным, чем сам Крафти.

Если в их сторону неслась именно Сэнди, то в ней с трудом можно было узнать ту бордер-колли, что купили ещё щенком у местного фермера. У собаки был такой же окрас, но на этом сходства заканчивались. Это существо казалось свирепым и было как минимум в три раза крупнее Сэнди. В распахнутой пасти виднелись три ряда убийственно-острых зубов, как у акулы. Крафти никогда не видел у собак таких жутких зубов.

Если это была Сэнди, то Шоль её кардинально изменила, превратив в чудовище.

Крафти видел капающую из её пасти слюну. Она казалась голодной и смотрела только на него. Расстояние между ними молниеносно сокращалось, и он начал вжиматься в спинку своего стула. Могло ли это существо прыгнуть через врата? Оно могло проскочить в кабинет?

Крафти услышал щелчок и посмотрел на Главного мансера. Тот что-то нажал левой ногой. Он снял с предохранителя это хитрое приспособление! Его правая нога стояла на педали, опускающей гильотину.

— Отодвинься подальше! — скомандовал он. — Не волнуйся, я никогда не промахиваюсь!

Крафти неожиданно понял, что сейчас произойдёт. Когда его собака прыгнет через врата, мансер опустит прямо на неё это острое, беспощадное лезвие. Оно разрубит Сэнди напополам.

Она изменилась, да, но Крафти нутром чувствовал, что в глубине души она оставалась собой, его Сэнди. Он не мог допустить её гибели.

— Нет! — закричал он, снова подаваясь к вратам. Он должен был остановить Сэнди и не позволить ей прыгнуть навстречу своей смерти.

Не задумываясь о последствиях, Крафти протянул руку к холодному воздуху Шоли, прямо к огромным челюстям и острым клыкам собаки. Протянул и похолодел от ужаса, прошившего его насквозь, как ледяное копьё, попавшее прямо в сердце. В глазах Сэнди плескались голод и ярость, а распахнутая пасть намеревалась отхватить ему руки на уровне запястий.

Внезапно её взгляд стал теплее. Она узнала Крафти и стала лизать его руки. Он погладил её бок, потрепал по голове и начал мягко отталкивать её от себя.

Он покосился на Главного мансера. Тот был в ярости, а его нога по-прежнему покоилась на педали.

Крафти видел, что колено мансера подрагивает.

6

КОМНАТА ОЖИДАНИЙ

Лезвие гильотины поблёскивало в свете свечи. Крафти испуганно поднял на него взгляд — ему казалось, что оно шевелится в такт движениям Главного мансера.

Крафти подался вперёд ещё больше, и теперь его голова отчасти находилась по ту сторону врат. Он чувствовал на лице влажный, холодный воздух Шоли. Опустись гильотина сейчас, она бы отрубила ему голову.

Он приветственно похлопал Сэнди, поздоровался с ней и попытался её отодвинуть, она сопротивлялась. Собака хотела пройти сквозь врата и была слишком большой и сильной, чтобы он мог её просто оттолкнуть.

Потом Крафти пришла в голову одна из тех идей, за которые он получил своё прозвище.

— Апорт, Сэнди! Апорт! — крикнул он, изобразив, что бросает ей какой-то предмет.

Он уже так делал, и всякий раз Сэнди сломя голову неслась за воображаемой палкой, а после возвращалась, чтобы снова поиграть в эту игру.

Сработало! Она развернулась и унеслась вдаль. Он вытащил голову из врат, откинулся на спинку стула и стал думать об облаке. Он не думал ни о чём, кроме клубящейся тьмы, которую изначально увидел в круглой оправе врат. Тёмные облака быстро скрыли ферму из виду, он облегчённо вздохнул и расслабился. Крафти понял, что инстинктивно сообразил, что нужно сделать, чтобы врата перестали показывать конкретное место Шоли. Он подумал, что Главному мансеру это должно понравиться.

Но ему это абсолютно не понравилось.

— Это был крайне безрассудный и опасный поступок! — бушевал мансер. — Жизненно важно, чтобы привратник мгновенно выполнял приказы своего мансера!

— Сэр, это была моя собака. Я знал, что она не причинит мне вреда. Простите, но я не мог позволить ей умереть под этим лезвием! — запротестовал Крафти, указывая на нависающую над вратами гильотину.

— Я серьёзно подумываю о том, чтобы не зачесть тебе прохождение испытания, — яростно парировал мансер. — Ты обязан мгновенно подчиняться. Ты не имеешь права оспаривать решение, принятое мансером. Ради твоего блага и безопасности замка.

Крафти понимал, что мансер имеет в виду, но всё равно негодовал:

— Вы сказали, что мои братья тоже находили Сэнди. Как вы могли не знать, что собака изменилась и может быть опасной?

Главный мансер покачал головой и сказал:

— Мы не знаем, сколько времени уходит у Шоли на изменение человека или существа, оказавшегося в её власти. В данном случае на это ушло куда больше времени, чем обычно. Твоя собака не была такой, когда её находили твои братья. С тех пор она изменилась. Тебе повезло, что ты остался в живых. Гильотина может показаться жестоким решением, но ты должен понимать, что это печальная необходимость. Когда мы смотрим в Шоль сквозь врата, опасные аберрации могут проникнуть через них в Мир Солнца.

Крафти по-прежнему злился, но он не хотел возвращаться в Шоль и умирать. Как ему ни претил подход мансера, он полагал, что на лучшее, чем работа привратником, он рассчитывать не сможет, и это в любом случае было лучше, чем возвращение в подвал.

Он взял себя в руки, изобразил на лице предельно невинное выражение абсолютной покорности и извинился:

— Простите меня, сэр. Пожалуйста, не заваливайте меня на испытании. Я больше не буду вам перечить.

Долгое время Главный мансер пристально смотрел на него, а затем кивнул:

— Я готов дать тебе шанс показать себя в деле, Бенсон. По сути, твоим братьям было куда проще, ведь они имели дело с обычной собакой. К тому же у нас в последнее время случилось несколько… прискорбных случаев, поэтому нам срочно нужен новый привратник. Итак, тебе понятно, что и как нужно делать?

— В смысле чем занимаются привратники, сэр?

— Я не только это имел в виду, молодой человек. Ты понимаешь, чем занимаются все сотрудники, работающие в замке?

Крафти задумался и ответил:

— Вы сражаетесь с Шолью. Так сказал мне отец. Он сказал, что между Миром Солнца и Шолью идёт война и что, прежде чем дела пойдут на лад, всем придётся очень несладко.

Главный мансер странно улыбнулся, выслушав его ответ.

— Что ж, можно сказать и так. Мы, люди Замкового корпуса, очень преданы своему делу. Мы делимся на группы по специальностям, но, именно работая вместе, мы стремимся узнать о Шоли как можно больше, чтобы понять, как с ней разобраться. Наша работа чрезвычайно важна. Понимаешь?

Крафти кивнул.

— Хорошо. Тогда добро пожаловать в замок. Теперь ты официально становишься привратником. Дальнейшее обучение будет проходить во время практики…

Обратно в комнату Крафти проводил всё тот же хмурый стражник. Он снова оказался взаперти, но спустя час стражник вернулся, в этот раз — с ворохом одежды.

— Переодевайся, парень, и спускайся. Найдёшь Комнату ожиданий в коридоре на первом этаже. Не медли!

Стражник ушёл, хлопнув дверью. В этот раз он её не запер.

Крафти рассмотрел одежду. Ему принесли пару кожаных сапог с блестящими стальными мысками, чёрные штаны и рубашку с короткими рукавами насыщенного красного цвета, который наверняка можно было назвать бордовым. На левом плече рубашки была нашивка — чёрные буквы «ПМ» в обрамлении белого треугольника. Судя по всему, ему принесли форму привратника.

Ещё ему принесли длинное чёрное пальто военного покроя, похожее на то, в котором его отец ходил в Шоль. Он примерил пальто: оно было невероятно тяжёлым и длинным, полы доходили почти до щиколоток, Крафти в нём просто потерялся. «Может, к зиме я стану повыше», — подумал он. Сейчас был самый разгар лета, а потому он повесил пальто на крючок на двери.

Ему не хотелось опаздывать, поэтому он быстро переоделся в форму. Крафти заметил, что ему была слегка велика вся одежда, а не только пальто. Внезапно он задумался о прошлом обладателе этой одежды и о том, что с ним произошло: «Могла ли она принадлежать одному из моих братьев?» — Крафти поёжился.

Он задвинул эту мрачную мысль поглубже и отправился искать комнату, в которую ему было велено явиться. Преодолев череду ступеней, он спустился на нижний этаж и оказался в длинном коридоре, полном закрытых дверей, над каждой из которых было написано название, например: Комната мёртвых, Комната экспертизы, Комната реликвий, Комната оптимистов, Комната пессимистов и Серая Библиотека. Крафти задумался о том, что происходит в этих комнатах. Некоторые названия ему ни о чём не говорили. С чего библиотеке быть серой? Зачем кому-то называться пессимистом, смотреть на мир в мрачном свете и опасаться самого худшего?

К счастью, найти Комнату ожиданий было несложно. Он негромко постучал в дверь.

Ничего не произошло. Он прислушался, но там царила тишина. Он постучал ещё раз.

«Наверное, там никого нет», — подумал Крафти, поворачивая ручку и открывая дверь.

Он ошибался. Во главе очень длинного стола спиной к нему сидели двое, девушка и парень. Стол был пуст, за исключением стоящей перед ними потрёпанной белой деревянной коробки.

Крафти вошёл в комнату, притворил за собой дверь и осторожно двинулся к столу.

Двое за столом повернулись в его сторону. Они казались на пару лет старше, чем Крафти, и на них была такая же форма. Он обратил внимание на тяжёлые пальто, висевшие на спинках их стульев, и понадеялся, что сегодня они им не понадобятся. Крафти немало удивился тому, что девушка тоже была в штанах. Насколько ему было известно, женщины всегда носили платья или юбки. Наверное, на их работе штаны были практичнее.

Сама девушка была очень худенькой, с длинными каштановыми волосами, ниспадающими на плечи. Она была очень симпатичной, но Крафти сразу узнал выражение на её лице — люди с таким выражением нередко оценивали его по внешнему виду, не дожидаясь пока он откроет рот.

Он решил завоевать её доверие.

— Можно я сяду? — вежливо спросил он.

Услышав его вопрос, парень улыбнулся. Крафти заметил, что у него на левой руке не хватало двух кончиков пальцев, а нос был сломан и словно вдавлен ему в лицо.

— Разрешаю, присаживайся! — ухмыльнулся парень. — А вот сможешь ли ты сесть или нет, зависит исключительно от твоей ловкости!

Крафти недоумённо посмотрел на них. Если это было шуткой, то он её не понял.

Девушка тоже заулыбалась и пригласила его к столу.

— Конечно, садись. Мы просто развлекаемся. Он просто хотел намекнуть тебе, что, спрашивая разрешения, нужно говорить «разрешите», а не «можно». Привыкай, Главный мансер очень любит придираться к грамматике. На самом деле он вообще ко всему придирается, чего уж тут. Его настоящее имя Уэйнрайт, но все зовут его Джинджер Боб [Джинджер — у слова есть два значения: имбирь и рыжий (англ.).].

— А почему его так называют? — спросил Крафти, вспоминая чёрные волосы Главного мансера.

— Скоро узнаешь, — пуще прежнего заулыбалась она. — Он что, правда не поправлял твою речь, когда проводил испытание?

Крафти покачал головой:

— Нет, но он подколол меня, когда я использовал выражение «прикладные аспекты». Он сказал, что это очень большое выражение для такого маленького человека.

— Очень похоже на Джинджера Боба, — сказал парень с недостающими кончиками пальцев. — Он большой человек в замке, начальник всех мансеров, и он любит считать, что знает всё и вся. Кстати, меня зовут Пит Праудфут, но друзья называют меня Лаки [Лаки — удачливый или счастливчик (англ.).]. А это, — он улыбнулся девушке, — Донна Хендерсон. А тебя как зовут?

— Я Колин Бенсон, семья называет меня Крафти.

— Ты сын Брайана Бенсона? — с уважением спросил Лаки. — Большого Брайана, курьера?

— Да, это мой отец, — ответил Крафти, и внезапно кое-что вспомнил: — Вы должны знать моих братьев, Брока и Бена. Они тоже были привратниками. Они умерли.

Лаки покачал головой:

— Прости, мы их не застали. Мне жаль твоих братьев, Крафти, но никто из привратников долго не живёт. Мы сами тут всего несколько месяцев. Я работаю уже три месяца, а Донна — почти четыре. Нам сказали, что никто не работал на этой должности дольше года. У нас страшная и опасная работа, и со временем она легче не становится.

— Это потому, что нет нормального обучения, — гневно добавила Донна. — Всё приходится схватывать на лету, в процессе работы, и первая же ошибка может стоить тебе жизни.

Лаки кивнул, соглашаясь с её словами.

— Мне повезло, и я лишился всего-то двух кончиков пальцев, — сказал он, и пошевелил обрубками. — Многое зависит от того, с кем из мансеров работаешь. Самый младший из них тот ещё гад — из-за него погибло уже четверо подёнщиков. Его зовут Виптон, но мы называем его Вайпер [Вайпер — гадюка (англ.).], потому что он та ещё змея. Будь осторожен, он любит пошутить, особенно с новичками.

Крафти не очень понравилось то, что они ему рассказали. Главный мансер по прозвищу Джинджер Боб показался ему несколько напыщенным, но он явно знал своё дело и относился к нему крайне серьёзно. Он наверняка не стал бы подвергать подёнщика опасности без крайней необходимости. Но и без того опасная работа стала бы гораздо страшнее, если бы пришлось работать с безрассудными мансерами, такими как Вайпер…

Крафти решил, что сейчас не время для таких размышлений. Он указал на буквы, вышитые на его форме.

— Почему тут написано «ПМ»? — поинтересовался он. — Разве тут должно быть не «П»? Мы же привратники.

— А, это, — пренебрежительно сказала Донна. — Это должно подчёркивать наш низкий статус в замке. У нашей должности нет даже официального названия. А это придумали мансеры. Мы просто приманка, маленькие личинки, извивающиеся на крючке, закинутом в Шоль. «ПМ» означает «привратник-мансер». Мы не входим в их гильдию, мы их собственность. Вот это и означают эти буквы!

Отец Крафти был членом гильдии Курьеров Замка. Он знал, что у них есть правила, которым они подчиняются, и тайны, которые они защищают от посторонних. Одной из их тайн была магия фей, так долго защищавшая Крафти в подвале, — отцу не разрешили обучить своих сыновей секретам курьерского ремесла, ведь они не были членами их гильдии. У гильдий были длинные списки соискателей, и то, что человек был членом гильдии не давало гарантий, что его наследников туда примут.

— Когда мы приступим к работе? — поинтересовался Крафти.

— Ну, обычно мы просто ждём здесь до тех пор, пока кому-нибудь понадобимся, — сказала Донна, отворачиваясь от Лаки, чтобы посмотреть на Крафти. — Если повезёт и выдастся тихий день, то за нами никто не придёт. Ждать скучновато, но это лучше, чем сидеть на стуле перед вратами. Иногда мы играем в шашки, — она кивнула на деревянную коробку, — а незадолго до полудня нам приносят сэндвичи и яблочный сок, но ты, к сожалению, не успел к обеду. Как правило, мы работаем до сумерек, потом лёгкий перекус у себя в комнате, и всё — пора в постель. Зато в воскресенье у нас выходной. По правилам гильдии мансеры должны дважды ходить в церковь — утром и вечером.

Крафти хотел спросить, почему правило было именно таким, но не успел. Дверь распахнулась, и в комнату зашёл хмурый молодой мужчина в сияющей белизной рубашке. Он окинул их свирепым взглядом.

— Ты! — бросил он, показав пальцем на Крафти. — Новичок! Пойдёшь со мной. У меня для тебя есть работа…

Источник - knizhnik.org .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5