Сергей Мусаниф

Имперские войны: Имперские танцы. Имперские войны. Имперский гамбит

Сборник

Имперские танцы

Часть первая. Танец на болоте

Глава 1

В последнее время у Юлия было очень странное состояние какой-то непонятной ему самому раздвоенности, и он ничего не мог с этим поделать. Юлий словно разделился на две части, и каждая из них хотела своего, причем желания эти были противоположные и друг друга исключающие, так что добиться внутренней гармонии было решительно невозможно.

Юлий даже подумал, что он начинает сходить с ума, и несказанно этому факту обрадовался. Сумасшедшего никто не стал бы держать в пилотах, а потому, как только полковник Ройс узнал бы о его болезни, Юлия бы комиссовали.

Юлию было плевать, если бы его вышибли из армии со столь неутешительным диагнозом, который поставил бы крест на продолжении гражданской карьеры. Юлий не задумывался о дальнем будущем. Он даже о ближайшем будущем не особо задумывался. Он вообще не мог долго думать о чем-нибудь, кроме двух его противоречивых желаний.

Одна половина Юлия категорически не желала умирать. Умирать или быть убитой, что в принципе одно и то же. Но весь мир сплотился, чтобы свести Юлия в могилу. Смерть подстерегала его за каждым углом и не давала спокойно и шагу ступить. Смерть ждала его в боевых вылетах, смерть пряталась на базе, выжидая момент, чтобы наброситься на него из темноты.

Вторая половина Юлия мечтала о суициде. Причем не о каком-то абстрактном мужественном суициде, о возможности бросить свое боевое судно вниз и разбиться о поверхность или погибнуть в героическом таране… Нет. Ему хотелось тупо застрелиться.

Он частенько садился в кресло с бутылкой пива в одной руке и своим табельным пистолетом в другой. Он пил пиво и смотрел в ствол, а оттуда на него глядела смерть.

Однажды он забыл запереть дверь в свою комнату, и был застукан за этим занятием лейтенантом Клозе.

Клозе был типичный ариец, умница и смельчак. Подобно Юлию, он являлся многопрофильным пилотом и считался лучшим бомбардиром базы 348-М, так же как Юлий когда-то считался лучшим ее истребителем.

Клозе пил виски, почему-то все время называя его шнапсом. Наверное, хотел лишний раз подчеркнуть свое бюргерское происхождение.

— Привет, — сказал Клозе, бухаясь в соседнее кресло. С точки зрения Юлия, бутылка виски в руках лейтенанта была наполовину пуста, зато она была наполовину полна с точки зрения Клозе. Недостающая половина бултыхалась в животе Клозе и приятно согревала его изнутри. — Что там?

— Где?

— В стволе, — пояснил Клозе. — Туда таракан заполз или еще что?

— А у нас на базе есть тараканы?

— Не знаю, — сказал Клозе. В свободное от дежурств и боевых вылетов время он всегда был пьян, а потому не обращал внимания на такие мелочи, как быт. — Думал, ты мне об этом расскажешь. Я имею в виду, если бы в твой ствол заполз таракан, мы могли бы сделать вывод, что тараканы у нас на базе есть.

— У меня в стволе нет таракана.

— К сожалению, это еще не значит, что их нет на базе, — мудро сказал Клозе. — А чего ты тогда в ствол пялишься?

— Застрелиться хочу.

— Ты серьезно или косишь под психа?

— Я серьезно кошу под психа, — сказал Юлий.

— Тяжелая ситуация, — сказал Клозе. — Это у тебя «офицерский сороковой»?

— Угу, — сказал Юлий, посмотрев маркировку на стволе.

— Категорически не рекомендую стреляться из «офицерского сорокового».

— Почему это?

— После выстрела у тебя будет просто ужасный вид. Мозги наружу, кровь, осколки костей… Брр… Отвратительное зрелище. Если хочешь застрелиться, возьми какой-нибудь лучевик. Он оставляет после себя маленькие, аккуратные дырочки с немного обожженными краями. Но вид — залюбуешься. Если потом тебе попадется хороший специалист, то ты будешь выглядеть в гробу как живой.

— Хороший совет, — согласился Юлий. — Где я могу взять лучевик?

— В арсенале.

— Точно, — сказал Юлий. — А у тебя нет лучевика?

— Нет. Зачем он мне? Я же не собираюсь стреляться, а больше ни для чего эти штуки не пригодны.

— Логично, — сказал Юлий. — Арсенал сейчас открыт?

— Теоретически арсенал открыт круглосуточно. Там всегда должен быть дежурный сержант.

— Правда? Честно говоря, я еще ни разу не бывал в арсенале.

— Я тоже, — сказал Клозе. — Но у нас тут вроде как военная база, поэтому арсенал просто обязан иметь место быть. Если его нет, то это вопиющее нарушение чьей-нибудь должностной инструкции.

— Логично, — сказал Юлий. — Ну, я пошел.

— Куда?

— Искать арсенал.

— Подожди. А я к тебе зачем приходил?

— Не знаю, — сказал Юлий. — Ты не сказал.

— Я забыл. Но ведь зачем-то я сюда приходил, — задумался Клозе. — А, вспомнил! Мы собрались сыграть в покер. Не желаешь принять участие?

— Кто это «мы»?

— Я, Карсон, Дэрринджер и Малышев.

— Не, я не буду.

— Почему? Ты же хорошо играешь в покер.

— Именно поэтому я и не буду, — сказал Юлий. — Не хочу тратить мой немереный талант с такими слабыми игроками, как вы.

— Понятно, — сказал Клозе. — Я им так всем и передам.

— Так и передай.

— Но если ты передумаешь, то мы собираемся у Карсона.

— Наверное, к этому моменту я уже застрелюсь.

— Ну, как знаешь.

Клозе ушел.

Юлий глотнул пива, посмотрел на «офицерский сороковой» и бросил его на кровать, но не попал, и пистолет рухнул на пол. Юлий не стал его подбирать и глотнул еще пива.

Клозе задел его за живое и указал на важный просчет в его плане. Юлию было совсем не наплевать, как он будет выглядеть в гробу, ибо это относилось к его наиближайшему будущему, и выглядеть в гробу плохо Юлию не хотелось.

Его наверняка оденут в парадный офицерский мундир, ведь он умрет, находясь на военной службе. Юлий считал, что ему идет парадный офицерский мундир. А дырка размером с половину головы — не идет.

Юлий допил пиво, вышел из комнаты, притворив за собой дверь, и отправился на поиски арсенала.

Сначала он рассудил, что арсенал должен быть неподалеку от склада ГСМ, и направился туда. Он был пилотом, а потому знал, где находится склад ГСМ. Ему механики рассказывали.

Подойдя к складу, он вспомнил, что вокруг него нет строений в радиусе пятисот метров, согласно общей инструкции по технике безопасности. Зато на складе ГСМ дежурил сержант Пирс, который знал, где находится арсенал, и даже указал Юлию дорогу.

Вежливо поблагодарив сержанта Пирса, Юлий отправился дальше и на полпути вспомнил, что не взял с собой сигарет. Тут же страшно захотелось курить, и Юлий попытался прикинуть, куда ему ближе идти — к себе или в арсенал. К арсеналу выходило ближе, и Юлий пошел туда.

Увидев арсенал, Юлий сначала подумал, что это отдельно стоящий туалет на одну персону и сержант Пирс здорово подшутил над офицером, но, подойдя ближе, он рассмотрел на туалете табличку «Арсенал». Тогда Юлий подумал, что кто-то подшутил и над сержантом Пирсом. По мнению Юлия, арсенал должен выглядеть более внушительно.

Под табличкой «Арсенал» висела другая табличка, чуть поменьше. На ней было написано: «работает круглосуточно».

Юлий без особой надежды дернул дверь. Дверь открылась, за ней оказалась узкая темная лестница, ведущая вниз.

Так у нас на базе подземный арсенал, догадался Юлий и поперся вниз, чувствуя себя по меньшей мере Индианой Джонсом.

Юлий не считал ступеньки, но по внутреннему ощущению выходило, что он скоро достигнет планетарного ядра. Арсенал явно построили с таким расчетом, чтобы он выдержал бомбардировку базы. Это очень разумно, учитывая, что после взрыва того же склада ГСМ, находящегося прямо на поверхности, ни от одного из наземных строений не останется и следа. Зато арсенал будет цел и любой из покойников сможет вооружиться до зубов.

Если у него возникнет такое нетипичное для покойников желание.

Дойдя до конца лестницы, Юлий обнаружил небольшое помещение, разделенное на две части чем-то похожим на барную стойку. Не хватало только высоких табуретов с кожаными сиденьями.

На стойке, свесив ноги на сторону для посетителей, сидел человек. На человеке был значок. На значке было написано: «сержант Дерри».

— Это арсенал? — спросил Юлий.

— Арсенал, — подтвердил сержант Дерри.

— Сигареты есть?

— А их перестали выдавать в столовой?

— Не знаю. — Юлий никогда не курил казенных сигарет, покупая свою любимую марку в небольшом магазинчике на базе, а потому понятия не имел, где берет курево остальной личный состав. — Я не прошу много сигарет, — пояснил он. — Мне нужна только одна.

— Пожалуйста, — сказал сержант Дерри и протянул Юлию начатую пачку. — Зажигалку?

— Да, спасибо.

— Легкое предпочитаете правое или левое?

— Левое, — сказал Юлий. — У меня страсть ко всему левому.

— Оно и видно.

— Вообще-то я — капитан, — сказал Юлий. Он был в штатской одежде — джинсах, футболке и легких парусиновых туфлях на босу ногу, — а потому на нем не было видно никаких знаков различия.

— Извините, сэр. — Сержант Дерри соскочил со стойки и вытянулся во фрунт.

— Ничего, сержант, — сказал Юлий, затягиваясь. Табак был плохой и слишком крепкий, но это лучше, чем ничего.

— Я могу вам еще чем-то помочь, сэр?

— Да, — сказал Юлий. — Мне нужен лучевик.

— Какой именно лучевик, сэр?

— Не знаю. — Юлий и не представлял, что на свете существует много разновидностей лучевиков. — Небольшого калибра, я полагаю.

— Для каких целей вам нужен лучевик, сэр?

— А для чего этот допрос?

— Это не допрос, сэр, — сказал сержант Дерри. — Но, выдавая оружие, я должен записать, для каких именно целей оно потребовалось офицеру.

— Логично, — сказал Юлий. — Я хочу застрелиться.

— А ваше табельное оружие для этих целей не подходит, сэр?

— Нет. Я подозреваю, что после его использования у меня будет отвратительный внешний вид. Прическа испорчена, и все такое.

— Мне все ясно, сэр. Полагаю, вам подойдет модель «Вессон энд Вессон» сорок девятого года.

— Очень может быть.

— У луча, испускаемого этой моделью, самый маленький диаметр. Полагаю, если вы направите луч себе в висок, прическу вы не испортите.

— Это просто идеально.

— Но вам придется подождать, пока я схожу за ним в хранилище. Видите ли, сэр, эта штуковина хранится довольно далеко, потому что не пользуется большим спросом в военное время. Да и в мирное время тоже не пользуется.

— Нет возражений, — сказал Юлий. — Как долго вы будете отсутствовать?

— От десяти до пятнадцати минут, сэр.

— Это приемлемо. Я могу подождать двадцать минут, если вы оставите мне еще одну сигарету.

— Никаких проблем, сэр.

Сержанта Дерри не было гораздо дольше двадцати минут. Юлий выкурил вторую сигарету, и ему стало скучно.

Наряд MP, явившийся в помещение арсенала вместо сержанта Дерри с обещанным лучевиком, здорово его развеселил.

Глава 2

Полковник Ройс был высоким, смуглым и крепким человеком и всегда казался Юлию вырезанным из цельного куска дуба. Ему было лет шестьдесят, и на его военной карьере можно было смело поставить крест. Генеральские погоны ему явно не светили — мешало плебейское происхождение и полное отсутствие тактического таланта.

Полковник тоже понимал, что он достиг своего потолка, но не оставлял надежды продвинуться и с подчиненными вел себя как родной отец. Ему казалось, что именно так должен вести себя настоящий боевой генерал.

Юлия он все время называл сынком. Юлия это раздражало, но, поскольку полковник Ройс командовал всей базой, жаловаться на него было некому и приходилось терпеть.

К полковнику Юлия привели утром все те же недружелюбные типы из MP.

Полковник был хмур, неулыбчив, глушил черный кофе и курил сигару.

— Я бы тоже не отказался от кофе, — сказал Юлий.

Полковник кивнул, пригласил Юлия присаживаться в кресло и дождался, пока его адъютант принесет Юлию кофе. Кофе адъютант варить не умел.

Юлий стрельнул у него сигарету, поскольку не выносил сигар полковника Ройса, закурил и сделал глоток кофе.

Полковник наставил на него горящий кончик сигары, как пистолет, и начал задушевную беседу:

— Что происходит, сынок?

— Вы о чем, сэр?

— Я о той сцене, которую ты вчера устроил в арсенале. Ты был пьян?

— Не знаю.

— Как это понимать — «не знаю»?

— Я выпил пива, но, с моей точки зрения, я пьян не был. Однако я не могу объективно судить о своем состоянии, и вы можете не согласиться с тем, что я не был пьян. А поэтому — не знаю.

— Если ты не был пьян, то что за чушь ты нес?

— Простите, сэр, а что именно вам рассказали? — спросил Юлий. Признаваться во всем подряд он не собирался.

Однажды, еще в училище, он ответил на один такой вопрос, не уточнив, о чем именно идет речь. И трое суток светившего ему ареста как по волшебству превратились в десять. С тех пор Юлий предпочитал выяснять, что именно знает начальство, прежде чем начать с этим начальством откровенничать.

— Ты требовал у сержанта Дерри лучевик, а когда он спросил, зачем тебе лучевик, ты сказал, что собираешься застрелиться. Это правда?

— Правда. Так я и сказал.

— И ты на самом деле собираешься застрелиться?

— Да.

— Почему?

— Мне слишком сложно это объяснить. Хочу.

— Хочешь?

— Да.

— Просто хочешь?

— Питаю неудержимое желание.

— Почему же ты не застрелился из табельного?

— Это неэстетично. Мне посоветовали лучевик.

— Кто посоветовал, сынок?

— Этого я вам сказать не могу.

— Наверняка это был лейтенант Клозе, — сказал полковник Ройс. — Узнаю его гребаное чувство юмора.

Юлий пожал плечами.

— Неважно, кто тебе посоветовал, — сказал полковник Ройс, — важно то, что ты не должен этого делать.

— Почему? — спроси Юлий.

— Сколько тебе лет, сынок?

— Двадцать пять.

— И ты уже капитан. У тебя вся жизнь впереди, сынок.

— Может быть.

— Ты можешь сделать великолепную военную карьеру, став капитаном в двадцать пять.

— Я стал капитаном в двадцать четыре, — сказал Юлий. — Так что у меня полный карьерный застой. Уже почти год, как я не могу получить майора.

— Хорошая шутка, сынок, — оценил полковник Ройс. — Если у тебя есть чувство юмора, еще не все потеряно.

— У меня нет чувства юмора. Мне его отстрелили в секторе Зэт.

— Какой у тебя летный допуск, сынок?

— Полный, сэр. Омега.

— Просто Омега или Омега-Икс?

— Омега-Икс.

— У меня на базе всего три пилота с допуском Омега-Икс. Потерять одного из них, любого, было бы большой потерей. Невосполнимой потерей, я бы сказал.

— Незаменимых людей нет, сэр.

— Верно, сынок, но есть люди, которых заменить очень трудно. Сколько тебе осталось здесь служить?

— Три месяца.

— А сколько у тебя боевых вылетов?

— Тридцать два.

— Неплохо, сынок.

— Благодарю вас, сэр.

— Я хочу… Нет, я настаиваю, чтобы ты поговорил с капелланом, а потом — с психологом. И лишь после того, как я выслушаю их отчеты, мы продолжим с тобой этот разговор. В том случае, если они не заставят тебя передумать.

— Как скажете, сэр.

— Кажется, я уже сказал.

— Так точно, сэр.

— Тогда какого черта ты до сих пор здесь сидишь?

Капеллана на месте не оказалось, а потому Юлий зашел к себе, принял душ, необходимый ему после пребывания в карцере, переоделся, выпил приличного кофе, сваренного на своей личной кофеварке, запасся сигаретами и пошел к психологу.

Психологом на базе служила женщина в чине капитана, и потому Юлий мог разговаривать с ней на равных.

Ей было лет тридцать, и она была не во вкусе Юлия, что, однако, не помешало ему переспать с ней после грандиозной новогодней попойки. С тех пор они практически не разговаривали, только здоровались при встрече, и потому Юлий считал инцидент исчерпанным.

— Что привело вас ко мне, капитан? — спросила психолог. — Что именно заставило вас прийти?

— Очень хорошо, что вы использовали местоимение «что», потому что это был полковник Ройс, — сказал Юлий. — Вы знаете, откровенно говоря, мне он тоже не нравится. У него мания величия, отягощенная отеческим комплексом. Он всех называет сынками, хотя прекрасно понимает, что не может быть моим отцом. Потому что у нас разные фамилии, и вообще, я — дворянин, а он — черт знает кто. Точнее, черт знает что, как вы точно подметили минутой ранее.

Психолог вздохнула.

— Вы, пилоты, поголовно считаете себя прирожденными комиками и записными остряками, — сказала она. — Работать в десанте было гораздо спокойнее.

— Я сам хотел пойти служить в десант, но мне папа не разрешил, — признался Юлий.

Отчасти это была правда.

Когда предок Юлия настоял, что его отпрыск должен отметиться в армии, отслужив хотя бы два срока, Юлий решил записаться в десант, чтобы убедить отца отказаться от этой глупой затеи.

Юлий не хотел в армию. Он не любил никому подчиняться, не любил ходить строем, не любил сугубо мужских компаний и не признавал само понятие дисциплины. Но отвертеться не получилось.

Ты не пойдешь в десант, сказал отец. В десант идут тупые безродные мордовороты, а моему сыну, отпрыску древнего рода, там делать нечего.

Тогда Юлий захотел пойти в артиллеристы. По его мнению, это был наиболее безопасный вид войск, недостаточно мобильный, а потому опаздывающий на большинство локальных конфликтов, в которых принимала участие имперская армия. В артиллерии много аристократов, сказал он отцу.

Но тебя там не будет, сказал отец. Я служил пилотом. Твой дед служил пилотом, мой дед служил пилотом и дед его деда тоже служил пилотом — и ты будешь служить пилотом, черт бы тебя подрал, трусливый сукин сын.

Маму не трогай, попросил Юлий и отправился служить пилотом.

Продолжать чертову династию.

— Насколько я понимаю, вы хотели застрелиться, — сказала психолог.

— Интересно, если вы знаете, почему я здесь, то зачем спрашивали?

— Я хотела послушать, как вы сами это сформулируете. Так хотели вы застрелиться или нет?

— Нет, — твердо сказал Юлий. — Вы используете прошедшее время, и в этом ваша ошибка. Я и сейчас хочу.

— Почему вы хотите застрелиться?

— У меня затяжная депрессия, — сказал Юлий.

— Как вы думаете, чем она вызвана?

— Меня хотят убить, — выпалил Юлий.

— Кто?

— Многие.

— Назовите хотя бы одного.

— Я не могу их назвать.

— Почему?

— Я их не знаю. Я имею в виду поименно.

— Может быть, вы знаете их в лицо?

— Нет.

— И тем не менее вы утверждаете, что эти неведомые «они», которых вы даже не знаете, хотят вас убить?

— Утверждаю.

— Любопытно.

— И мне тоже. Они — совершенно больные люди. Я имею в виду психически больные. Как раз по вашей части, доктор.

— Хорошо, — сказала психолог. — Попытаемся зайти с другой стороны. Откуда вы знаете, что они хотят вас убить?

— Это же очевидно. Они пытаются.

— Как часто?

— Каждый мой боевой вылет.

— А, так вы говорите о повстанцах, — облегченно выдохнула психолог. — Но ведь вы прекрасно понимаете, что они хотят убить вовсе не вас.

— Да? А почему тогда они стреляют именно в меня? Хотите посмотреть на мой последний истребитель? В крыле есть пробоина величиной с кулак.

— Я хочу сказать, что повстанцы не питают к вам личной неприязни. Им все равно, кого из пилотов убивать.

— Да? Так они просто маньяки!

— Вы им тоже не пирожки с повидлом на голову сыплете, между прочим.

Юлий, знавший, что в обиходе одна из бомб с начинкой из жидкой взрывчатки как раз называется «пирожком с повидлом», многозначительно улыбнулся.

— Вы не понимаете, — сказал Юлий. — Они хотят убить именно меня. Они меня ненавидят. Я чувствую волны ненависти, которые исходят от каждой зенитки, над которой я пролетаю. Я не могу работать в столь нездоровой атмосфере.

— Ваша работа, между прочим, называется войной.

— А вот и нет, — сказал Юлий. — Наша работа называется антитеррористической операцией. О войне на этой планете и речи не идет.

— Неважно, как это называется. Я имею в виду суть явления, а не то, как про это говорит пропаганда.

— Мне тоже не нравится пропаганда, — сказал Юлий. — Она слишком слащавая и рассчитана на дебилов. Взять, например, вот этот плакат. Там, где нарисована страшенная тетка в камуфляже и написано «Империя-мать зовет!». По-моему, это уже перебор. А вы как думаете?

— Я не видела таких плакатов.

— У меня есть один в чемодане. Хотите, я вам покажу?

— Вы не любите пропаганду, но таскаете в чемодане агитационный плакат?

— Да. Это странно?

— Я видела странности и похлеще.

— Не хотите поделиться впечатлениями? Я знавал одного парня, который не любил пива. Представляете? Служил в армии и не любил пива. Вот это уж точно странно.

— Не уходите от темы, капитан. Вы совсем не хотите покончить с собой.

— Неужели?

— Именно так. Если бы вы всерьез хотели расстаться с жизнью, вы воспользовались бы своим табельным оружием, и вам не было бы абсолютно никакого дела до того, как будет на похоронах выглядеть ваш труп.

— Вот и неправильно, — сказал Юлий. — Я не просто хочу покончить с собой, я хочу покончить с собой стильно. Видите ли, я происхожу от древнего рода, и меня просто положение обязывает. Я все должен делать стильно. Даже умирать.

— И вы считаете, что суицид может быть стильным? В принципе?

— Еще как.

— И много ваших предков прибегло к такому способу расстаться с жизнью?

— Дайте вспомнить, — сказал Юлий. — Дядя вскрыл вены ножиком для разрезания бумаг. Дед по отцовской линии разбил свой флаер во время прогулки по родовому имению в пригороде Лондона. Прадед по материнской линии застрелился из охотничьего ружья двадцать первого века. Кстати, я видел кадры хроники. Дырка в голове была очень аккуратная. Далее, мой старший брат утонул в бассейне, глубина которого была не более метра, и это при том, что ему, брату, а не бассейну, было шестнадцать лет и он прекрасно умел плавать. Думаю, что тут не обошлось без несчастной любви. Моя двоюродная сестра трижды пыталась наглотаться таблеток, и только два раза ее удалось откачать.

— Вы гнусный и лживый тип, капитан, — сказала психолог. — Ваш старший брат жив и служит адъютантом у адмирала Клейтона, командующего Третьим имперским флотом.

— А вы не допускаете мысли о том, что у меня могло быть два старших брата?

— Я читала ваше досье. У вас только один старший брат.

— Вообще-то это был мой двоюродный брат, — сказал Юлий. — Но мы с ним были очень близки. По-родственному, я имею в виду.

— Как звали вашего двоюродного брата?

— А вам зачем?

— Хочу запросить о нем базу данных.

— По правде говоря, это был мой сосед, — сказал Юлий. — Но он был мне как брат.

— Вы снова лжете.

— А вот и нет.

— Я понимаю, чего вы добиваетесь. Вы хотите, чтобы я признала вас ненормальным и рекомендовала полковнику Ройсу списать вас.

— Это было бы просто замечательно.

— По-вашему, это стильно?

— Конечно. Ведь я останусь в живых. Это особенно стильно. Это просто шикарно, черт побери.

— Не ругайтесь в моем присутствии.

— Вы только что назвали меня гнусным типом.

— Это было не ругательство, а диагноз.

— С таким диагнозом комиссуют из армии?

— Нет. С таким диагнозом в армии делают карьеру.

— Послушайте, — проникновенно сказал Юлий, — мы с вами — взрослые люди, и оба точно знаем, чего хотим от этой жизни. Я хочу избавиться от армейской службы. Если вы мне в этом поможете, то я помогу вам добиться той цели, которую вы перед собой поставили. Поверьте мне, я умею быть благодарным, а у моей семьи много влиятельных друзей. Очень много.

— Вы предлагаете мне взятку?

— А есть смысл? — оживился Юлий.

— Никакого, — отрезала психолог. — Я не собираюсь рисковать своей карьерой и рекомендовать к списанию вполне здорового пилота.

— То есть вы хотите сказать, что я нормален? — уточнил Юлий.

— Нет. Вы — псих, вы — чокнутый, вы — парень со странностями, но эти странности никоим образом не помешают вам исполнить ваш воинский долг.

— Сучка, — сказал Юлий, когда дверь кабинета психолога закрылась за его спиной.

Он побрел к капеллану.

Юлий пару раз встречал капеллана в офицерском клубе и поэтому знал, как тот выглядит.

Капеллан был маленьким смуглым человечком лет сорока, с острой черной бородкой и многообещающей фамилией Рабинович. Юлий подозревал, что капеллан не католик.

Он не решался задать капеллану этот вопрос в офицерском клубе, не желая ставить того в неудобное положение при большом стечении народа, но, как только они остались одни, Юлий решил расставить все точки над «ё».

— Вы католик? — спросил Юлий.

— Нет, а вы?

— Нет, — признался Юлий.

— Это хорошо, — сказал Рабинович. — Честно говоря, я не люблю католиков. Они слишком фундаментальные. Вы любите католиков?

— Я к ним безразличен. Они ко мне тоже.

— К какой церкви вы вообще относитесь?

— Воинствующих атеистов седьмого дня.

— Понятно, — сказал Рабинович. — Циник и пофигист. Вдобавок еще и неверующий.

— Увы, — сказал Юлий.

— И зачем ты сюда приперся, сын мой?

— А вы какую конфессию представляете?

— А тебе ли не пофиг?

— Конечно, не пофиг, — сказал Юлий. — Я же должен знать, с кем разговариваю.

— Я — иудей.

— То есть, с вашей точки зрения, я — гой?

— Совершенно верно.

— Какое вам дело до проблем гоев?

— Служба такая, — вздохнул Рабинович.

— Как мне к вам обращаться?

— Рабби.

— Я не могу, — сказал Юлий. — На мой слух, это как-то фамильярно.

— Можете обращаться ко мне «ребе».

— А гой может так к вам обращаться?

— Может.

— А вы как будете ко мне обращаться? «Гой мой»?

— А как вы хотите, чтобы я к вам обращался?

— Капитан.

— Отлично, капитан. Мы уже разобрались с формальностями, или вы хотите еще что-нибудь уточнить?

— Пожалуй, это все. Можете начинать.

— Так что привело неверующего к капеллану, капитан?

— Большей частью — приказ полковника Ройса, ребе.

— А меньшей?

— Я запутался в себе, — сказал Юлий. — Иногда мне кажется, что я знаю, чего хочу, а иногда мне снова кажется, что я знаю, чего хочу, но хочу при этом совсем другого.

— И чего же вы хотите, капитан?

— В первом случае или во втором?

— Начнем с первого.

— Жить, ребе.

— Просто жить?

— Ага. В этом желании есть что-то аморальное?

— Нет, капитан. Это вполне понятное желание, естественное для любого человека. А что насчет вашего второго желания?

— Я хочу застрелиться.

— Это грех, капитан.

— Я догадывался, ребе.

— Почему вы хотите застрелиться?

— Я знаю? Может, кальция не хватает.

— Интересная версия, — одобрил Рабинович. — А может быть, вам не хватает смелости и веры в себя, чтобы продолжать жить дальше?

— Может быть, — сказал Юлий. — А что делать? Молиться?

— Молитвой тут не поможешь. Тем более что вы атеист. Давайте попробуем рассуждать логически. Что именно вас беспокоит?

— Все, ребе.

— А что беспокоит вас больше всего?

— Честно?

— Честно. Лгать капеллану не имеет смысла.

— Меня беспокоят повстанцы. Они ненавидят меня и хотят убить.

— Значит, они вас ненавидят? А вы к ним как относитесь?

— Как я могу относиться к людям, которые меня ненавидят и хотят меня убить?

— И в самом деле, как?

— Адекватно. Я ненавижу их в ответ.

— Кроме того, вы их убиваете.

— Разве?

— Оголите ваш правый бицепс.

Юлий закатал рукав рубашки и продемонстрировал капеллану правый бицепс. На правом бицепсе Юлия были вытатуированы миниатюрные черные черепа.

— Что это такое? — спросил Рабинович.

— Миниатюрные черные черепа, — объяснил Юлий. — Татуировка.

— Что она означает?

— В сущности, это всего лишь ребячество, ребе.

— Но что означает это ребячество?

— Сбитые, — сказал Юлий.

— Сбитые корабли противника? — уточнил Рабинович.

— Да, — сказал Юлий.

— И сколько черепов украшает ваш бицепс?

— Тридцать восемь.

— Давайте уточним, — сказал Рабинович. — Вы сбили тридцать восемь судов противника. Что это означает?

— Что я хороший пилот.

— Это означает, что вы — убийца.

— Разве? Я сбиваю корабли, но не расстреливаю катапультировавшихся пилотов.

— Тем не менее, каковы шансы пилота выжить после того, как вы сбиваете его корабль?

— Это зависит от корабля, ребе.

— Не увиливайте от ответа, капитан.

— Шансы небольшие, — признался Юлий.

— Вы — убийца, — подытожил Рабинович.

— Я — пилот, — сказал Юлий.

— Вы убиваете людей.

— Я делаю свою работу.

— Вам стало легче, капитан?

— Нет, а с чего бы?

— От правильного осознания того, чем вы занимаетесь.

— Послушайте, — сказал Юлий. — Я не питаю никаких иллюзий по поводу того, чем я занимаюсь. Именно поэтому меня и тянет застрелиться.

— Что вам больше не нравится — убивать людей или возможность быть убитым самому?

— И то и другое, — сказал Юлий. — Но, положа руку на интимные части моего тела, я готов признать, что мне до чертиков не хочется, чтобы меня убили.

К удивлению Юлия, Рабинович не стал делать ему замечания по поводу ругательств.

— Вы боитесь смерти? — спросил Рабинович.

— А вы не боитесь?

— Не боюсь.

— Почему?

— Вера в Господа охраняет меня от этого страха.

— До свидания, — сказал Юлий. — Нам с вами больше не о чем разговаривать.

— Почему же, капитан?

— Потому, что либо мы разговариваем на разных языках, либо вы лицемер.

— Вы не можете сейчас уйти, капитан.

— Почему еще, ребе?

— Потому, что я вас не отпустил, капитан. Хочу вам напомнить, что я старше вас по званию.

— Для меня это новость.

— Представьте себе.

— Черт побери. — Юлий сел обратно в кресло. — Чего еще вы от меня хотите?

— Вы ненавидите повстанцев?

— Да. Разве это неправильно?

— Неправильно.

— Я должен возлюбить повстанцев?

— Нет, не должны.

— Тогда я не понимаю, чего вы от меня хотите.

— Я хочу, чтобы вы поняли, что повстанцы являются орудием Господа, который посылает вам испытание.

— Мне?

— Да.

— Испытание?

— Да.

— Зачем?

— Чтобы испытать вас. Чтобы понять, что вы из себя представляете.

— Ребе, вы ведете подрывную деятельность.

— Каким образом?

— Вы только что заявили, что повстанцы — орудия Господа, а я с ними воюю. Воюю с орудиями Господа. Тогда кто я есть, если следовать формальной логике? Кто воюет с Господом? Дьявол. Тогда кто я? Посланник дьявола? Но в то же время я являюсь военнослужащим Империи, и не просто военнослужащим, а офицером. Таким образом, вы заявляете, что имперские офицеры — посланники дьявола. Признавайтесь, сколько вам платят повстанцы за то, что вы сеете такие мысли в наших умах?

— Вы меня неправильно поняли. Повстанцы — орудия Господа, но и вы тоже — Его орудие.

— Вы еще и еретик? Теперь вы заявляете, что Бог не знает, чего творит, раз его орудия уничтожают друг друга.

— Вы понимаете все слишком буквально.

— Это потому, что у меня от природы въедливый аналитический ум.

— Вы насмехаетесь надо мной.

— Нет, клянусь Аллахом.

— Вы клянетесь Аллахом в присутствии иудея?

— Я — атеист седьмого дня, — напомнил Юлий. — Мне пофиг, кем клясться.

— Вы будете гореть в геенне огненной.

— Здорово вы меня утешили.

— Вам не нужно мое утешение. Вы пришли сюда только потому, что так вам приказал полковник Ройс. Вы — эгоистичный, самовлюбленный аристократичный ублюдок с нарциссовым комплексом, трясущийся за свою шкуру и морочащий всем голову!

— Я рад, что вы это поняли, — сказал Юлий. — Мне кажется, таким, как я, не место в армии нашего великого императора.

— Таким, как вы, место на самой дрянной, вонючей, ублюдочной военной базе, находящейся в самой глухой дыре на задворках Империи!

Глава 3

— Он назвал меня эгоистичным, самовлюбленным аристократичным ублюдком с нарциссовым комплексом, трясущимся за свою шкуру и морочащим всем голову, — пожаловался Юлий. — Поднимаю на пять и меняю две карты.

— Но ты такой и есть, — сказал Клозе. — Поддерживаю и поднимаю еще на пять.

— Я — пас, — сказал Карсон.

— Я тоже, — сказал Дэрринджер.

— А я еще поиграю, — сказал Малышев.

— Отлично, — сказал Юлий. — Чем больше народу, тем больше банк. Еще этот тип назвал нашу базу самой дрянной, вонючей, ублюдочной военной базой, находящейся в самой глухой дыре на задворках Империи. Еще пятерочку сверху.

— Наша база такая и есть, — сказал Клозе. — Поддерживаю.

— Играю, — сказал Малышев.

— Еще ему не нравятся мои татуировки. Наверное, он считает, что я пижон.

— Но ты и есть пижон, — сказал Клозе.

— У тебя такие же татуировки.

— Это потому, что я тоже пижон.

— Поднимаю на десять.

— Поддерживаю.

— Для меня это слишком круто, — сказал Малышев и бросил карты.

— Слабак, — сказал Юлий. — Еще двадцатку.

— И пять сверху.

— Твои пять и еще двадцатку.

— По-моему, ты блефуешь.

— Есть только один способ это выяснить.

— Поддерживаю. Вскрываемся.

— Ты первый.

— Две пары.

— Полный дом, — объявил Юлий и сгреб деньги со стола. — Еще партию?

— К черту, — сказал Клозе. — Я знал, что не надо тебя приглашать. Ты нас попросту обчистил.

— Где ты был ночью? — поинтересовался Карсон. — Я заходил часа в два, хотел стрельнуть у тебя сигарет.

— Я ночевал в карцере.

— Это стильно, — сказал Карсон.

— Я все делаю стильно, — сказал Юлий.

— Я пойду, — сказал Дэрринджер. — У меня завтра дежурство.

— У меня тоже, — сказал Малышев.

— А я временно отстранен, — сказал Юлий.

— Везунчик, — сказал Дэрринджер.

Они с Малышевым ушли. У них осталось всего шесть часов, чтобы протрезветь и вернуться в нормальную летную форму.

— Больше никто никуда не торопится? — спросил Юлий.

— Нет, — сказал Карсон.

— Я тороплюсь в отставку, — сказал Клозе. — Но это может подождать.

— Вот и отлично, — сказал Юлий. — У нас еще осталось виски?

— У меня всегда полно виски, — сказал Карсон. — Зато у меня постоянно кончаются сигареты.

— Это фигня, — сказал Юлий. — Сигарет полно у меня.

— Значит, вместе мы непобедимы, — сказал Карсон.

Карсон был маленький и смуглый. Он был лет на десять старше Юлия и до сих пор ходил в лейтенантах, но, несмотря на это, был неплохим пилотом. Впрочем, здесь все были неплохими пилотами. Плохие пилоты отсеялись вследствие искусственного отбора, проведенного сепаратистами.

Еще Карсон носил усы.

— Стоп, — сказал Юлий. — С тебя мы имеем виски, с меня — сигареты, а какой толк от Клозе? Что он привносит в нашу компанию?

— Толику интеллекта, — сказал Клозе.

— Интересная версия, — сказал Юлий. — Но она не прокатит. Мы найдем тебе иное применение — ты будешь наливать.

— Ладно, — сказал Клозе и налил.

— Не только себе, — уточнил Юлий.

— Хорошо, — сказал Клозе и налил всем.

— У меня тост, — объявил Юлий. — За скорую погибель полковника Ройса! Может быть, после этого нам пришлют достойного командира, и он отпустит нас домой!

Они сдвинули стаканы и выпили.

— Я не хочу домой, — сказал Клозе, ставя на стол пустую посуду. — Я хочу на Эдем. Там тепло, нет болот и полно симпатичных девчонок. Мне надоели бледные тела местных проституток. Я хочу загорелую девчонку, холодное пиво и шезлонг, стоящий под пальмой, растущей на берегу моря.

— Не трави душу, — сказал Карсон. — Я сам дико истосковался по шезлонгам.

— Искусство лежать в шезлонге относится к одному из самых древних искусств человечества, и его корни уходят в такие глубины истории, о которых мы даже не подозреваем, — сказал Юлий. — Не буду скрывать, в этом деле я достиг совершенства, впрочем, как и во многих других делах. Единственное, что у меня не получается, это закосить под психа и вылететь из армии.

— Зачем ты вообще пошел на службу?

— Отец заставил. А ты?

— Мне нравилась форма, — сказал Карсон.

— А чего ты не пошел в гвардейцы? У них форма куда круче, чем у нас.

— Ростом не вышел, — сказал Карсон. В гвардейцы набирали только двухметровых парней дворянского происхождения, а Карсон был низкорослым плебеем. В пилоты брали всех, кроме женщин.

— А что привело в армию тебя, Клозе?

— Ноги, — буркнул Клозе.

— А помимо ног? — спросил Юлий.

Клозе пожал плечами.

— Надо же было куда-то пойти, — сказал он и снова налил.

— Не части, — предупредил Карсон. — До утра еще долго.

— За сепаратистов! — провозгласил Юлий. — Чтоб они сдохли, придурки чертовы!

На этот раз они выпили не чокаясь.

Как уже говорилось выше, Юлий не любил сепаратистов и подозревал, что те ненавидят его в ответ. Сепаратисты мешали Юлию жить.

Они пытались убить Юлия, но этим список нанесенных Юлию обид отнюдь не исчерпывался. Именно из-за сепаратистов он был вынужден торчать на этой чертовой планете, на девяносто процентов состоящей из болот и на десять — из военных баз Империи. Здесь было сыро и скучно. Здесь можно было только воевать или напиваться.

Юлий пытался ходить в местный бордель, но при первом взгляде на предложенный ассортимент жриц любви решил, что пусть он уж лучше сопьется. Или пусть его даже убьют.

Зато Клозе ходил в бордель регулярно. Юлий не понимал, как Клозе может трахать этих девиц.

— Я слышал, на ту сторону вчера прибыл корабль контрабандистов, — сказал Клозе.

— Значит, жди рейда, — сказал Юлий. — Надеюсь, ребята, вы управитесь до того, как меня снова допустят к полетам.

— Черта с два, — сказал Клозе. — Сначала разведка должна установить, что этот контрабандист привез и где они это все складируют. По моим скромным расчетам, у них на это уйдет не меньше недели. А тебя вернут в строй дня через два, самое позднее.

— Типун тебе на язык величиной с бомбардировщик, — сказал Юлий.

— Я давно заметил, что ты не любишь армию, — сказал Карсон.

— Армия — это тупо, — сказал Юлий. — Сам задумайся, на хрен она вообще такая нужна?

— В смысле? — спросил Карсон.

— Сколько планет заселено человечеством? — спросил Юлий.

— Больше ста, — сказал Карсон.

— Насколько больше?

— Чуть больше.

— Сто семнадцать, — сказал Клозе. — Я сам считал.

— А сколько планет принадлежит Империи? — спросил Юлий.

— Около ста, — сказал Карсон.

— Сто две, — сказал Клозе.

— Наш флот насчитывает примерно пять тяжелых кораблей на планету, — сказал Юлий. — Около пятисот охренительно больших, смертельно опасных кораблей. А планеты, не входящие в Империю, не объединены между собой, и у них на всех едва ли наберется десять судов. И эти суда устарели как морально, так и физически. По сути, это списанные корабли, построенные на имперских верфях.

— И что ты хочешь этим сказать? — подозрительно осведомился Клозе.

— Что у Империи нет внешнего врага, которого мы не могли бы задавить силой двух линкоров или десятка линейных крейсеров, — сказал Юлий. — А за каким чертом нам еще четыреста девяносто семь кораблей? Для внутренних полицейских операций, в одной из которых мы сейчас сидим по самые уши?

— Ты — еретик, — сказал Клозе. — Если народ не хочет кормить собственную армию, он будет кормить чужую.

— Кто это сказал? — спросил Юлий.

— Макиавелли.

— Из пятого батальона?

— Нет, из учебника истории.

— Дурак он, твой Макиавелли, — сказал Юлий.

— Почему? — осведомился Клозе.

— А ты покажи мне эту другую армию, — сказал Юлий. — Где она? В этой части галактики самая страшная сила — это мы. Более того, мы — единственная сила в этой части галактики. Тут никого нет, кроме нас. Страшных и одиноких.

— Вселенная бесконечна, — сказал Карсон.

— И что? — спросил Юлий.

— В любой момент к нам могут нагрянуть Чужие.

— Чужие — это миф. Идея о возможности встретить представителей иной разумной цивилизации мусолилась чуть ли не с середины двадцатого века, с тех пор прошла пара тысячелетий, и что толку?

— Эта идея до сих пор популярна, — сказал Клозе.

— И она до сих пор остается только голой идеей. Сначала люди думали, что жизнь возможна уже на Луне, потом — на Марсе, потом предполагали встретить ее в иных звездных системах. Но как только человечество достигало Луны, Марса или этих самых иных звездных систем, его ждал очередной облом. Вселенная бесконечна, и глупо отрицать в ней наличие другого разума, но я не думаю, что человечество встретится с этим разумом в ближайшие миллионы лет.

— А если Чужие все-таки прилетят? — спросил Карсон. — Вот тогда нам и понадобится наш флот.

— Зачем? — спросил Юлий.

— Чтобы воевать с ними, — сказал Карсон.

— А почему ты думаешь, что они будут настроены враждебно?

— Неважно, как они будут настроены, — сказал Клозе. — Главное, что мы настроены с ними воевать, так что их согласия никто и не спросит.

— Глупо, — сказал Юлий. — Война с Чужими практически невозможна.

— Это еще почему? — спросил Клозе.

— Я не знаю, как объяснить это столь ограниченным умам, но все же попробую, — сказал Юлий. — Представь себе Империю как одного-единственного человека, живущего на необитаемом острове.

— А… — догадался Клозе. — Сейчас будет метафора.

— Типа того, — признался Юлий.

— Вот они, преимущества классического образования, — сказал Клозе. — Слушай и внимай, Карсон, сейчас неучам вроде нас с тобой будет преподан урок.

Клозе учился в той же частной школе, что и Юлий, только на два года позже. Вполне вероятно, что они встречались уже в то время, но не обращали друг на друга внимания.

— Вернемся к нашему человеку на необитаемом острове, — сказал Юлий. — У него есть ружье, которое символизирует количество боевых судов, необходимых для поддержания внутри Империи закона и порядка. С этим оружием он добывает себе еду и охотится на хищников, вроде наших дорогих сепаратистов. Еще у этого человека есть пушка, и эта пушка символизирует количество судов, которые есть на самом деле, то есть наш космический флот. Море вокруг человека пустынно, и возможность, что к нему кто-нибудь приплывет, чрезвычайно мала.

— Я так и не понял, почему этому парню на острове не нужна пушка, — сказал Карсон.

— Это потому что я еще не закончил, — сказал Юлий. — Вероятность, что к этому человеку приплывут враждебно настроенные чужаки, один к миллиону. И один к тысяче миллиардов за то, что это будет другой одинокий чувак на плоту и с точно такой же пушкой. Глупо предполагать, что во всей бесконечной Вселенной на одном сравнительно небольшом клочке космического пространства найдутся две цивилизации, стоящие на одной и той же ступени технологического развития, которая и делает возможной войну между ними. Если к этому человеку приплывут дикари на своих лодках, он отобьется от них и с одним ружьем, а если к нему пожалует авианосец с полным боевым снаряжением, то ему никакая пушка не поможет.

— Глубокая мысль, — сказал Клозе. — Настолько глубокая, что в ней можно утонуть.

— Если вдруг к нам и прилетят, — сказал Юлий, — то сам факт, что прилетели к нам, подразумевает превосходство иной расы над нашей собственной, так что воевать с ней нам будет просто нечем. А если мы сами кого-то найдем, то технологическое преимущество будет на нашей стороне. Но лично я думаю, что, если и есть в округе разумная жизнь, она находится в эмбриональном состоянии и мы ее просто не замечаем.

— Ну а вдруг?

— Что — вдруг? Что? Подумай сам, Вселенная бесконечна, и время в ней тоже. Человечество — песчинка на фоне этой пустыни. Песчинка, несомая ветром. И какова вероятность того, что рядом с ней будет пролетать точно такая же песчинка?

— Довольно большая, — сказал Клозе. — В пустынях песка полно.

— Но песчинки все разные, — сказал Юлий. — И курс двух песчинок вряд ли может быть параллельным долгое время.

— Метафора с пустыней ни к черту не годится, — сказал Клозе. — С островом было еще куда ни шло, но пустыня — полная фигня. Даже у тебя бывают проколы.

— Тогда наливай, — сказал Юлий.

Клозе налил.

— За девчонок, — провозгласил Юлий. — За загорелых девчонок с Эдема, которых мы навестим сразу же, как выпутаемся из этой войны.

Они выпили.

— Это не война, — сказал Клозе, ставя пустой стакан на стол и прикуривая сигарету из пачки Юлия. — Это — антитеррористическая операция.

— Когда террористов десятки тысяч человек, то это уже война, — сказал Юлий. — Давай хотя бы в узком кругу называть вещи своими именами. Мы говорим «антитеррористическая операция», подразумевая войну. Мы говорим «отлетал свое», подразумевая смерть в боевом вылете. Мы говорим «сепаратист», подразумевая врага.

— Мы говорим «девчонка», подразумевая проститутку, — подхватил Клозе.

— Не надо об этом, — взмолился Карсон. — Юлий, ты намекаешь, что нам не нужен такой большой флот?

— Именно, — сказал Юлий. — Более того, большой флот может стать смертельно опасным для Империи. Когда куче военных нечего делать, я сейчас не говорю о беднягах, занятых на этой планете, они дуреют. А дурные военные могут выкинуть что угодно.

— Например? — осведомился Клозе.

— Какой-нибудь адмирал может объявить себя императором и попытаться захватить власть. Или просто хапнуть себе пару планет с целью поиграть в «войнушку». Это закон жанра, — объяснил Юлий. — Если ружье есть, то рано или поздно оно все равно выстрелит, несмотря даже на желания своего хозяина.

— Совсем недавно это была пушка, а не ружье, — заметил Клозе.

— Это неважно, если вы понимаете, что я имею в виду.

— А если не понимаем?

— Тогда это тем более неважно, — сказал Юлий. — Наливай.

— Я давно хотел тебя спросить, — сказал Клозе. — Почему тебя так зовут? Это как-нибудь связано с Древним Римом?

— А то, — сказал Юлий. — Папаша был без ума от Цезаря.

— Не повезло, — сочувственно сказал Клозе.

— Мне как раз повезло, — сказал Юлий. — Моего старшего брата зовут Гай.

— Интересно, а как зовут твоего отца?

— Старого поганца зовут Питер. Подозреваю, что дед, в отличие от него, был нормальным человеком.

— Гай, — сказал Клозе, словно пробуя слово на вкус. — Юлий. Гай. Юлий. Гай.

— А самого отвратного из наших сторожевых псов всегда звали Брутом, — сказал Юлий.

— У тебя случаем нет сестры по имени Цезарина?

— Нет. Сестру маме удалось отстоять.

— И как ее зовут?

— Зачем тебе знать, как зовут мою сестру? — подозрительно спросил Юлий.

— Просто так, — сказал Клозе.

— Я не обязан удовлетворять твое праздное любопытство, — сказал Юлий.

— Не обязан, — согласился Клозе. — Но все-таки как ее зовут?

— Пенелопа, — сказал Юлий. — Мама с ума сходит по Гомеру.

Источник - knizhnik.org .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5