В российской истории много тайн и загадок. Но обстоятельства трагической гибели двух императоров нашей страны изучены досконально. Тем удивительнее живучесть версий их убийц, которые оболгали жертв своих преступлений, и ложь эта, до сих пор повторяемая даже весьма серьезными историками, проникла и в народное сознание, и на страницы школьных учебников. Речь, конечно же, идёт о Петре III и его сыне Павле I. О жизни и судьбе императора Павла I мною в 2003 г. была написана статья, опубликованная в журнале «История».

 Писать о Петре III у меня намерений не было, но жизнь распорядилась иначе. Во время недавнего отдыха мне попалась старая книга, написанная В. Пикулем ещё в 1963 г. (опубликована в 1972, в первый раз прочитана мной в 80-х). Этот роман я и прочитал ещё раз в перерывах между плаванием.

"Пером и шпагой"

Сразу скажу, что к Валентину Саввичу я отношусь с большим уважением и признаю его огромные заслуги в популяризации российской истории. Да и откровенной "развесистой клюквы" в его романах гораздо меньше, чем в книгах А. Дюма (отца). Хоть и у него встречаются порой "клюквенные деревья", увы. Так, навскидку: в упомянутом мной романе, помимо прочего, можно узнать, например, что в Вест-Индии (это острова Карибского моря и Мексиканского залива) водятся кобры и тигры: "Свои пороки он может развивать до предела в колониях Вест-Индии, куда я упеку его на съедение кобрам и тиграм" (Герши – о де Еоне).

 Барон Мюнхгаузен, который честно служил нашей стране на протяжении 10 лет, но к тому времени уже покинул Россию, по утверждению В. Пикуля, во время Семилетней войны находился в русской армии, причем шпионил в пользу Фридриха II.

(О настоящем Мюнхгаузене можно прочитать в статье: Рыжов В.А. Два барона города Боденвердера.)

Кроме того, путаются понятия "вассал" и "сюзерен".

Однако не будем углубляться и ловить автора на слове, потому что основные события Семилетней войны в данном романе переданы правильно.

Верной можно признать и характеристику, которую В. Пикуль даёт монархам противоборствующих стран. Фридрих II у него – умный и циничный "трудоголик", прагматик, для которого абсолютно не важны национальность человека, его происхождение или вероисповедание.

 Фридрих II играет на флейте. Фрагмент картины Адольфа фон Менцеля

Людовик XV – жалкий стареющий развратник и дегенерат.

 Чезаре Огюст Детти, Людовик XV в тронном зале

Мария Терезия – хитрая и двуличная интриганка, за что ее, как правительницу большой и многонациональной страны, конечно, трудно упрекать.

 Мария Терезия Австрийская. Художник Мартин ван Майтенс

Что касается нашей Елизаветы, то, если отбросить патриотический и верноподданнический флер, то на страницах романа Пикуля мы видим дурную и вздорную бабу, которая непонятно зачем и почему втянула Россию в ненужную войну на стороне коварных и постоянно обманывающих ее "союзников".

 Георг Гаспар Иосиф фон Преннер. Портрет императрицы Елизаветы Петровны. 1754 г.

Государственными делами развеселой "дщери Петровой" заниматься недосуг, высшие чиновники фактически никем не контролируются и находятся на содержании у послов иностранных государств.

От себя добавлю, что влиятельный врач и царедворец Лесток получал "пенсион" от Франции в 15 000 ливров.

 Иоганн Герман Лесток

О канцлере Российской империи А.П. Бестужеве король Пруссии Фридрих II писал:

"Российский министр, которого подкупность доходила до того, что он продал бы свою повелительницу с аукциона, если б он мог найти на нее достаточно богатого покупателя".

От своего правительства канцлер получал семь тысяч рублей, а от британского – двенадцать тысяч. А ведь брал ещё и от австрийцев.(Кирпичников А.И. Взятка и коррупция в России. М., 1997 г., стр. 38).

 Казатов А. Портрет канцлера графа А.П. Бестужева, 1764 г.

Упрекает Пикуль Елизавету также в мотовстве и бесхозяйственности: "Если бы не эта бесхозность, у нас было бы сейчас десять таких Эрмитажей" (цитата из романа).

В целом положение в российском государстве при Елизавете в этом патриотическом романе Пикуля изображается гораздо глубже и честнее, чем в киношных "Гардемаринах" (что неудивительно, "Гардемарины" – это скорее околоисторическое фэнтези, как и романы Дюма).

В общем:

"Веселая царица
Была Елизавет:
Поет и веселится –
Порядка только нет"

(А. К. Толстой.)

Не скрывает от нас В. Пикуль, что именно британский посланник Вильямс отправил своего секретаря, Станислава Августа Понятовского, в постель к жене наследника престола – Софии Августе Фредерике Ангальст-Цербской (получившей после крещения имя Екатерина Алексеевна — будущая Екатерина II): никакой любви, приказ начальника. А вот "Фике" – да, "влюбилась, как кошка", и совершенно потеряла голову:

"Опустевшая (после отъезда Понятовского) постель Екатерины давно перестала быть личным делом самой Екатерины. Позор выносился теперь не только на площадь, его обсуждали при дворах Европы".

(В. Пикуль.)

При этом молодая Екатерина вовсю интригует против мужа и тетки, берет деньги у всех, кто дает, обещая "отблагодарить позже". Более того, Пикуль прямо обвиняет эту принцессу и Великую княгиню в предательстве национальных интересов приютившей ее страны. И делает это неоднократно. Далее — цитаты из романа:

"Англия… теперь держалась за Россию двумя якорями сразу: деньгами – через великого канцлера Бестужева и любовью – через великую княгиню Екатерину".

"Кольцо измены на шее России уже замкнулось, сцепив четыре прочных звена: Фридрих, Бестужев, Екатерина, Вильямс".

"Лев Нарышкин передал ему записочку от великой княгини. Вернее – план государственного переворота, едва только Елизавету постигнет очередной приступ болезни. Вильямс понял, что у Екатерины все уже готово. Она подсчитывала: сколько нужно солдат, какая сигнализация, кого сразу арестовать, когда и где принимать присягу. «Как друг, – заканчивала Екатерина, – исправьте и предпишите мне то, чего недостает в моих соображениях».

Вильямс даже не знал, что тут можно исправить или дополнить. Это уже заговор, настоящий заговор…".

"Англичане снова дали Екатерине денег".

"Комета страшила Елизавету, зато радовала Екатерину, и великая княгиня высоко несла свою голову, словно готовясь к роли императрицы российской".

"Екатерина узнала о припадке тетушки лишь на следующий день – из записки графа Понятовского. Таким образом, момент для переворота был упущен"

"Воронцов в страхе кинулся во дворец и сразу дал понять Елизавете, что канцлер Бестужев прямо и бесповоротно решил возвести на престол Екатерину, минуя мужа ее и сына".

"Да, арестовали канцлера (Бестужева), – нагло отвечал ей Бутурлин. – А теперича мы причину ищем, за что арестовали его!

«Что, ежели сыщут? – переживала Екатерина. – Особливо тот проект последний, где я тетушку-то, почитай, уже в гроб поклала, а сама на ее престоле воссела?"

"За семью замками хранились важные бумаги, которые до нашего века знали только двух читателей. Этими читателями были два русских императора: Александр II и Александр III, – только они (два самодержца) знали тайну прямой измены Екатерины… И лишь в начале XX столетия была опубликована переписка Екатерины с Вильямсом, давшая истории материал для позорных разоблачений. Документы полностью восстановили картину измены, о которой в 1758 году Елизавета могла только догадываться. Известный советский академик (а тогда еще молодой историк) Евгений Тарле в 1916 году написал блестящую статью о том, как великая княгиня Екатерина с Бестужевым, вкупе с Вильямсом, за деньги продавала интересы России".

Но София Августа Фредерика Ангальст-Цербская, несмотря на приводимый "компромат", в романе Пикуля все равно положительный персонаж:

"Ну, подумаешь, – словно говорит нам Валентин Саввич, – спала она с секретарем и доверенным лицом посла традиционно враждебного России государства, желала свергнуть и законную императрицу российской империи, и ее, не менее законного, наследника – собственного мужа, брала деньги на государственный переворот от всех подряд... Мелочь! С кем не бывает". И предлагает считать это "нормальным" на том основании, что Екатерина потом будет названа "Великой". И, следовательно, "особенный" она человек – не "тварь дрожащая", а потому и "право имеет".

Также в романе говорится, что в ходе Семилетней войны Россия понесла тяжёлые потери и оказалась на грани финансового краха. Сообщается, что "чиновникам годами не платили жалованье", а русским морякам "платили самый мизер, да и того годами от казны не доплачешься".

И, чтобы, с одной стороны, подчеркнуть тяжесть финансового положения страны, а, с другой, продемонстрировать патриотизм императрицы, такие слова приписывает Елизавете В. Пикуль:

"Гардеробы продам, бриллианты заложу. Голой ходить стану, но войну Россия продолжит до полной победы".

Как мы знаем, в действительности, ничего Елизавета не заложила и не продала, голой не ходила. В ее пресловутых "гардеробах" после смерти осталось около 15 000 платьев (ещё 4 000 сгорели во время пожара в Москве в 1753 г.), 2 сундука шелковых чулок и более 2500 пар обуви. (Анисимов Е. В. Россия в середине XVII века. М., 1988 г. стр. 199.)

Я. Штелин пишет, что 2 апреля 1762 г. Петр III осмотрел в Летнем дворце "32 комнаты, все наполнены платьями покойной императрицы Елизаветы Петровны".

Какие распоряжения отдал новый император по поводу этого "гардероба" Штелин не сообщает.

Конкуренцию по растрате государственного бюджета на личный "шопинг" "дщери Петровой" составить может разве что Имельда Маркес – жена филиппинского диктатора, в коллекции которой было 2700 пар туфель. 1220 из них были съедены термитами, оставшиеся можно увидеть в музее.

 Часть коллекции обуви Имельды Маркес

Итак, казалось бы, все уже сказано, до верного вывода остался даже не шаг, а полшага: давайте, Валентин Саввич, смелее, не стесняйтесь – ещё чуть-чуть, уже ведь ногу подняли! Нет, сила инерции такова, что не решается В.Пикуль опустить поднятую ногу, отступает, делает даже не шаг, а два или три шага назад, безвольно озвучивает все глупости официальных историков Дома Романовых (повторенные и советскими историками). Недалекая и взбалмошная "Веселая" и "Кроткия сердцем "Елизавета, по его версии, конечно, не идеал мудрого правителя, но зато патриотка России. И, даже любовники у нее "правильные" – все русские, за исключением малоросса Алексея Разумовского (что, конечно, тоже очень хорошо).

 Неизвестный художник. Портрет А.Г. Разумовского

И уже тем Елизавета хороша – в отличие от Анны Иоанновны и ее фаворита, "немца" Бирона (это уже из другого романа – "Слово и дело"). Правда, в период правления "непатриотичной" императрицы Анны финансы России были в полном порядке – доходы казны превышали расходы. А "патриотка" Елизавета страну практически разорила. Но кто об этом знает и кому это интересно, в самом-то деле? Зато Фридриха II били – и десятками тысяч губили молодых и здоровых русских мужиков в бессмысленных и ненужных кровопролитных сражениях за интересы Австрии и Франции. России предлагается гордиться ролью кошки из басни, которая жестоко обжигает лапы, чтобы вытащить из костра каштаны для двух презирающих ее "цивилизованных" европейских обезьян.

При этом в романе сообщается (несколько раз), что у Пруссии нет никаких претензий к России и нет никакого повода воевать с ней. А также, что Фридрих с большим уважением относился к нашей стране (ознакомившись с мемуарами бывшего адъютанта Миниха – Христофора Манштейна, король лично вычеркнул из них все места, которые могли бы нанести ущерб русской чести) и предпринимал отчаянные попытки избежать войны с ней. А, когда война все же началась, приказал фельдмаршалу Гансу фон Левальду быть не только полководцем, но и дипломатом — вступить с Россией в переговоры о самом почетном мире после первой же победы. Также утверждается, что, узнав об отказе Людовика XV крестить Павла I (очередное оскорбление и России, и Елизаветы), Фридрих говорит:

"Я бы согласился крестить в России поросят, лишь бы не воевать с ней".

А вот это цитата уже не из романа, а из записок самого Фридриха II:

"Изо всех соседей Пруссии, Российская империя заслуживает преимущественного внимания... Будущим правителям Пруссии также предлежит искать дружбы этих варваров".

То есть никаких агрессивных намерений по отношению к "восточной империи варваров" у Фридриха II нет. Более того, он, подобно Бисмарку, призывает будущих королей Пруссии строить союзнические отношения с Россией.

И был в окружении Елизаветы один-единственный человек, который верно оценивал ситуацию и понимал, что России и Пруссии делить нечего. Академик Я. Штелин вспоминал, что во время Семилетней войны

"наследник говорил свободно, что императрицу обманывают в отношении к прусскому королю, что австрийцы нас подкупают, а французы обманывают... мы со временем будем каяться, что вошли в союз с Австрией и Францией".

Да, наследник российского престола Великий князь Петр Федорович был абсолютно прав, но В.Пикуль в своем романе неоднократно называет его "дураком" и "уродом".

Гроот Георг Кристоф «Портрет великого князя Петра Фёдоровича» 1743 г., Государственная Третьяковская галерея. Не такой уж и "урод" на портрете Гроота, не правда ли? Вероятно, по давней традиции, несколько приукрасил его придворный художник, но иметь лицо Нарцисса и телосложение Геракла либо Аполлона правящему монарху совершенно необязательно. Не это от него требуется. А красавцев типа Платона Зубова или герцога Бэкингема возле императриц и королей лучше бы и не было.

Кстати, Людовик XVI сказал потом:

"Усилившись прусскими владениями, Австрия получала возможность помериться могуществом с Россией".

Он же:

"Чувство это (Петра к Фридриху II) было основано на таких важных государственных причинах, что супруга его, которая была проницательнее Елизаветы, по воцарении своем последовала в иностранной политике примеру своего мужа".

Это не совсем верно, политика Екатерины II в отношении Пруссии и Фридриха II оказалась гораздо слабее, но об этом расскажем позже – в другой статье.

Вернемся к роману В. Пикуля, где утверждается, что австрийский фельдмаршал Даун сознательно пропустил войска Фридриха II к Цорндорфу, где, в тяжелейшем кровопролитном сражении, российская и прусская армии разбились друг о друга. Что касается короля Франции, Людовика XV, то в романе Пикуля он произносит такие слова:

"Союз с Россией необходим, чтобы удобнее действовать против России... Изнутри самой же России, и – во вред России. Я не люблю этой страны, о которой мы долго ничего не знали, а когда узнали, то вдруг выяснилось, что именно эта страна способна нарушить равновесие всей Европы".

Добавлю, что с 1759 г. и Австрия, и Франция, тайно от России, вели переговоры о сепаратном мире с Пруссией.

В общем, те ещё "союзнички". Но "европейский выбор" Елизаветы Пикулем все равно безоговорочно признается правильным, приветствуется и полностью одобряется.

Что тут можно сказать (тщательно выбирая печатные выражения)? Разве что воспользоваться старой русской поговоркой: "плюй в глаза, все божия роса". Или вспомнить более современную – о том, как "мышки плакали, кололись, но продолжали жрать кактус".

Но мы не будем сейчас проводить исторический и литературный анализ романа В. Пикуля. Мы попробуем разобраться, каким, на самом деле, был первый, из убитых, российских императоров. Валентин Пикуль не смог или не решился сделать последний шаг, но мы с вами сейчас его сделаем.

Понимаю, что не буду ни первым, ни последним, но, каждый имеет право попробовать сделать свой собственный шаг.

Итак, знакомьтесь – Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский, получивший в России православное имя Петр Федорович:

Наследный герцог Гольштейна, Шлезвига, Штормарна и Дитмаршена.

Внук Петра I и племянник "Веселой" и "Кроткия сердцем" императрицы Елизаветы.

Несчастный муж худородной немецкой авантюристки и самозванки, не имевшей ни малейших прав на российский престол, но узурпировавшей его под именем Екатерины II.

Абсолютно законный и легитимный император Петр III.

У него не было задатков великого полководца или выдающегося политического деятеля. И потому мы не будем сравнивать его с Петром I, Карлом XII, Фридрихом II или даже с Людовиком XIV. Рассказывая о нем, мы все время будем бросать взгляд на его жену – Екатерину II, которая победила не потому, что была умнее, талантливее и образованней – скорее, наоборот. У нее были другие качества, которые оказались гораздо более важными и нужными в то неспокойное время, вошедшее в российскую историю под названием "Эпоха дворцовых переворотов". И качества эти были – смелость, решительность, честолюбие и беспринципность. И ещё – бесценный дар правильно оценивать людей и очаровывать тех, кто подходил для выполнения ее целей. Не жалея для них ни денег, ни обещаний, не стесняясь ни лести, ни унижения. И была пассионарность, позволившая в полной мере все эти таланты реализовать. И удача сопутствовала этой авантюристке.

Впрочем, удача всегда на стороне смелых, и, как говорил небезызвестный кардинал Ришелье, "никогда не выигрывает тот, кто отказывается от игры".

 Гроот Георг Кристоф «Портрет великой княгини Екатерины Алексеевны» 1745 г., Эрмитаж. Тоже не бог весть какую красавицу видим мы на этом, явно приукрашенном портрете, не правда ли?

Историю, как известно, пишут победители. И потому убитого Петра III приказано считать пьяницей, моральным уродом, презирающим Россию и все русское, солдафоном и дебилом, преклоняющимся перед Фридрихом II. От кого же исходят столь чудовищные сведения? Вы, наверное, уже догадались: от лиц, причастных к заговору и к убийству этого императора, и только от них.

Клеветники убитого императора

Воспоминания, очерняющие убитого Петра III, помимо ненавидевшей его Екатерины, оставили ещё четыре участника тех событий, возвысившиеся после свержения законного Государя. Назовем их. Во-первых, княгиня Дашкова – особа чрезвычайно амбициозная, которая, по слухам, не могла простить Петру близости к нему собственной старшей сестры, Елизаветы Воронцовой, и потому ставшая доверенной подругой его жены. Любила, когда ее называли "Екатериной Малой".

 Английский миниатюрист Озайас Хамфри, портрет Е. Дашковой

Во-вторых, граф Никита Панин – воспитатель Павла I, главный идеолог заговора, после переворота он на протяжении почти 20 лет управлял иностранными делами Империи.

 Вуаль Жан-Луи. Портрет Н. Панина

В-третьих, Петр Панин, брат Никиты, которого Екатерина всячески продвигала по военной линии. Ему она позже поручила подавление восстания Емельяна Пугачева, который жутко напугал узурпаторшу, подняв из могилы грозный призрак ее мужа.

 Г. Сердюков. Портрет графа П.И. Панина. Не позднее 1767 г.

И, наконец, А.Т. Болотов – близкий друг фаворита Екатерины II Григория Орлова.

 Портрет Болотова Андрея Тимофеевича. Неизвестный художник. Конец XVIII в. Холст, масло

Именно эти пять человек в основном и сформировали миф о вечно пьяном придурке-императоре, от которого "избавила" Россию "великая" Екатерина. Даже Карамзин вынужден был признать, что

"обманутая Европа все это время судила об этом государе со слов его смертельных врагов или их подлых сторонников".

Люди, смеющие высказывать противоположную точку зрения, при Екатерине II жестоко преследовались, их воспоминания не публиковались, но у народа о несчастном Петре III было собственное мнение. И когда Емельян Пугачев принял страшное для Екатерины имя убитого мужа, вдруг выяснилось, что народ не хочет ни "блудной женки Катеринки", ни ее многочисленных "полюбовников". Зато очень охотно становится под знамёна "природного государя-императора Петра Федоровича". Между прочим, помимо Пугачева, ещё почти 40 человек в разные годы принимали имя Петра III.

Другой Петр III: мнение сочувствовавших ему людей

Все же сохранились объективные воспоминания людей, непричастных к заговору Екатерины и убийству законного императора России. Они говорят о Петре Федоровиче совсем иначе. Вот, что пишет, например, общавшийся с наследником французский дипломат Жан-Луи Фавье:

"Он подражает обоим (своим дедам – Петру I и Карлу XII) в простоте своих вкусов и в одежде... Погруженные в роскошь и бездействие придворные страшатся времени, когда ими будет управлять государь, одинаково суровый к самому себе и к другим".

Секретарь французского посольства в Петербурге К.Рюмьер сообщает в своих "Записках":

"Петр III клонился к своему падению поступками, в основании своем добрыми".

В 1762 г., после убийства императора, в Германии некий Justi выпустил трактат о России, в котором были такие строки:

"Елизавета была красива,
Первый Петр – велик,
Но Третий был лучшим.
При нем Россия была великой,
Зависть Европы усмиренной
И самым великим оставался Фридрих".

Слова о том, что при Петре III Россия "была великой", а Европа — "усмиренной", могут удивить. Но подождите немного, скоро вы убедитесь, что для такой оценки имелись основания. Пока же продолжим читать воспоминания современников убитого императора.

Я. Штелин сообщает:

"Он был склонен к «злоупотреблению милости», а не насилия".

Возвращенный Петром из ссылки герцог Курляндии Бирон утверждал, что

"снисходительность была главной чертой и важнейшей ошибкой этого государя".

И далее:

"Если б Петр III вешал, рубил головы и колесовал, он остался бы императором".

Позже В. П. Наумов скажет об этом императоре:

"Странный самодержец оказался слишком хорош для своего века и той роли, которая была предназначена ему судьбой".

Рождение и первые годы жизни Карла Петера Ульриха

У Петра Великого, как известно, было две дочери – умная и "веселая". "Веселую", Елизавету, пытались выдать замуж за будущего Людовика XV, но брак не состоялся. А умная, Анна, вышла замуж за герцога Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского.

 Луи Каравакк. Портрет Анны Петровны и Елизаветы Петровны, 1717 г.

 Луи Каравакк. Портрет Анны Петровны. 1725 г.

Герцогам Гольштейна принадлежали также права на Шлезвиг, Стормарн (Штормарн) и Дитмарсен (Дитмаршен). Шлезвиг и Дитмаршен были к тому времени захвачены Данией.

 Гольштейн (небольшая территория с центром в Киле), Шлезвиг, Штормарн и Дитмаршен

Титул герцога Гольштейн-Готторпского звучал громко и внушительно, но само герцогство, после потери Шлезвига и Дитмаршена, было небольшой территорией вокруг Киля, причем часть земель перемежалась с владениями датчан – на приведенной карте видно, что от Штормарна Гольштейн отделяет Рендсбург-Эккенфорд. Поэтому Анна Петровна и ее супруг, рассчитывавший на помощь России, после свадьбы долгое время жили в Петербурге. При Екатерине I Карл Фридрих был членом Верховного Тайного совета, при Петре II в состав этого Совета вошла и Анна. Но после прихода к власти представительницы другой ветви династии Романовых – Анны Иоанновны, супругам "посоветовали" как можно быстрее отправиться в Киль. Красивая и умная Анна произвела в Гольштейне самое благоприятное впечатление и очень понравилась всем – и знати, и народу. В Киле и родился герой нашей статьи – 10 (21 – по новому стилю) февраля 1728 г. После родов Анна умерла, видимо, от пневмонии — простудилась, открыв окно, чтобы посмотреть фейерверк в честь рождения наследника.

Анна была любима мужем и народом, в ее честь в герцогстве был учрежден новый орден – святой Анны.

Мало кто в Европе мог соперничать с сыном герцога Гольштейна по знатности происхождения. Являясь родственником двух великих монархов, он, при рождении, получил три имени – Карл Петер Ульрих. Первое – потому, что по отцовской линии был внучатым племянником короля Швеции Карла XII, второе – в честь родного деда по материнской линии, российского императора Петра I. Соответственно, имел права на две короны – шведскую и российскую. И вдобавок ещё был герцогом Гольштейна, Шлезвига, Штормарна и Дитмаршена. Шлезвиг и Дитмаршен, как мы помним, были оккупированы Данией, но права на них остались – настолько бесспорные, что в 1732 г. датчане, при посредничестве России и Австрии, попробовали выкупить их у герцога Карла Фридриха, отца нашего героя, за миллион ефимков (сумма просто огромная по тем временам). Карл Фридрих отказался, заявив, что не вправе отбирать что-то у несовершеннолетнего сына. На сына герцог возлагал большие надежды: "Этот молодец отомстит за нас", – часто говорил он придворным. Не удивительно, что Петр до конца жизни не мог забыть свой долг о возвращении наследственных земель.

Предполагалось, что со временем он займет именно шведский престол, так как в России, казалось, утвердилась линия потомков брата Петра I – Иоанна. Поэтому воспитывался принц, как ревностный протестант (согласно брачному договору, сыновья Анны Петровны должны были стать лютеранами, дочери – православными). Надо учитывать также, что Швеция была враждебным России государством, и это обстоятельство, вероятно, также нашло отражение в его воспитании.

Французский дипломат Клод Карломан Рюмьер писал, что обучение гольштейнского принца

"вверено было двоим наставникам редкого достоинства; но их ошибка состояла в том, что они руководствовали его по образцам великим, имея более в виду его породу, нежели дарования".

Тем не менее, мальчик рос вовсе не тупым идиотом. Обучали его письму, чтению, истории, географии, языкам (всем прочим он предпочитал французский)и математике (его любимый предмет). Поскольку предполагалось, что наследник должен будет восстановить справедливость, вернув своему отечеству Шлезвиг и Дитмаршен, особое внимание уделялось военному образованию. В 1737 г. (в возрасте 9 лет) принц даже выиграл звание предводителя стрелков Ольденбургской гильдии святого Иоганна. Соревнование проходило таким образом: на высоту около 15 метров поднималась двухголовая птица, сделанная так, что при попадании пули в крыло или голову, падала только эта часть ее тела. Победителем становился тот, кто с первой же попытки сбивал последний оставшийся фрагмент. Молодому герцогу, видимо, уступили право первого выстрела — но ведь нужно было ещё и попасть. Интересно, что за 5 лет до этого, в 1732 г., победителем в этом состязании стал его отец.

В 10 лет Карлу Петеру Ульриху был присвоен чин секунд-лейтенанта, которым он очень гордился.

Удивительная скромность, не правда ли? Наследнику 10 лет – и он всего второй лейтенант, и тому рад до смерти. А вот больного гемофилией сына Николая II – Алексея, сразу же, по рождении, назначили атаманом все казачьих войск России, шефом 4-х гвардейских и 4-х армейских полков, 2-х батарей, Алексеевского военного училища и Ташкентского кадетского корпуса.

В мемуарах Екатерины II и Дашковой приводится рассказ Петра о том, как он, будучи мальчиком, во главе эскадрона гусар, выгнал из своего герцогства "богемцев". Обе дамы использовали этот рассказ для очернения убитого императора – вот, мол, какие глупые фантазии были в голове инфантильного "Петрушки". В таком же ключе подают его многие историки. Однако документы из архивов герцогского дома Гольштейн-Готторп свидетельствуют, что Карл Петер Ульрих, действительно, выполнил поручение своего отца об изгнании цыганского табора, члены которого обвинялись народом в мошенничестве, воровстве и "колдовстве". Что касается "богемцев" – это было общепризнанное наименование цыган в Европе тех лет. А слово "богема" тогда означало "цыганщина", еще в XIX веке оно имело резко отрицательное значение (если поискать понятные нас сравнения, первое, что приходит в голову – хиппи).

У Карла Петера Ульриха была сестра – незаконнорождённая дочь его отца, с которой у него были хорошие отношения. После восшествия Петра на престол, ее муж стал флигель-адъютантом императора.

В 1739 г. отец нашего героя умер, и Карл Петер оказался под опекой своего дяди – Адольфа Фридриха, позже ставшего королем Швеции. К своему племяннику регент относился равнодушно, практически не принимая участия в его воспитании. Назначенный тогда наставником наследника, швед Брюмер был очень жесток с ним, унижая и наказывая по любому поводу. Справедливости ради, следует сказать, что такие методы воспитания были обычными в те времена, и принцев во всех странах пороли не реже и не слабее, чем детей из обычных семей.

Швеция или Россия? Роковой выбор молодого герцога

В ноябре 1741 года бездетная российская императрица Елизавета Петровна своим указом подтвердила его права на российский престол (как единственного законного потомка Петра I).

Посол Британии Э. Финч в донесении от 5 декабря 1741 года блеснул талантом предвидения:

"Усыновляется... орудие для переворотов в будущем, когда янычары, тяготясь настоящим, задумают испытать новое правительство".

Как видите, янычарами российских гвардейцев называл не только наш герой: после двух дворцовых переворотов подряд, так величали их очень многие. Впрочем, в одном Финч не угадал: Петр стал не орудием, а жертвой гвардейцев-янычар.

В начале 1742 г. Елизавета потребовала, чтобы племянник прибыл в Россию. Она держала в плену законного императора из рода царя Иоанна, и внук Петра I был нужен ей, чтобы не допустить на престол других представителей этой, ненавистной ей, династии, закрепить власть за линией своего отца. Опасаясь, что шведы, которые желали сделать своим будущим королем этого молодого герцога, перехватят наследника, она приказала везти его под чужим именем. В Петербурге принц принял православие, получив при крещении имя Петр Федорович, и был официально объявлен наследником престола Российской империи.

Елизавета буквально на пару недель опередила шведский Риксдаг, который также выбрал Карла Петера Ульриха кронпринцем – наследником бездетного короля Фридриха I Гессенского. Прибывшие в Петербург шведские послы обнаружили там не лютеранского герцога Карла Петера Ульриха, а православного Великого князя Петра Федоровича. Впрочем, можно быть уверенным, что Елизавета шведам Петра, в любом случае, не отдала бы. Тем не менее, наследником шведского престола Петр считался до августа 1743 г., когда он написал официальный отказ от прав на корону этой страны. И это говорит о многом. Если для Елизаветы Петр был единственным законным наследником престола России, то у шведов недостатка в претендентах не было – могли выбирать из десятка кандидатур. А выбрали молодого гольштейнского герцога, который, если верить "Запискам" Екатерины II, был не только ограниченным и инфантильным дебилом, но уже в возрасте 11 лет являлся законченным алкоголиком. И терпеливо ждали его решения на протяжении целых 9 месяцев. Да и в родном Киле популярность уехавшего в Россию 14-летнего Карла Петера Ульриха буквально зашкаливала. Что-то здесь не так, не правда ли?

О долгих годах пребывания принца в нашей стране в качестве наследника престола, о его восшествии на престол, о заговоре, организованном против него женой, и последующей гибели в Ропше будет рассказано в следующих статьях.

Автор: Рыжов В.А.

Источник - Военное Обозрение .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5