Лента новостей
Опрос на портале
Облако тегов
Сейчас на сайте
Пользователей: 0
Гостей: 76
Архив новостей
Популярные новости
Самое обсуждаемое
Погода
- 17 ноябрь 2022
| - 20:40
| - Просмотров: 830
| - Комментарии: 0
|Пожаловаться
Нельзя сводить всю сложность и таинства мышления к одной лишь, производной от него, подвижности. Это нелепо. Например, течёт вода в реке, движется же? Значит, вода мыслит. Летит ли по ветру опавший лист? Очевидным образом он движется, то есть перемещается в пространстве. Значит, и он мыслит.
С точки зрения более адекватного подхода способность мыслить – это не только и не столько простое механическое движение, сколько способность субъекта к самоуправлению. Философия так издревле и определяла: сам движет – значит, субъект. То есть источник активности, исходящей от него самого. Движим по внешней воле – объект, неодушевлённый предмет.
Вначале способность субъекта к собственной воле, самоуправлению была только биологической.
Скажем, заяц убегает от волка – а если бы он управлялся не собой, а волком, то бежал бы прямо к волку в пасть. Ведь именно так и делает ложка с пищей, управляемая нашей рукой, правда? Она же не убегает от нас, а движется, куда мы хотим (собственного же хотения не имеет).
Итак, давайте осознаем:
Если пища (заяц) убегает от едока (волка) – она субъект.
Если пища (суп) движется, куда нужно едоку – она объект.
Именно обладание собственной волей, а не простая подвижность позволяют говорить про одушевлённость, способность мыслить.
+++
Но человек – не заяц (хотя бы иногда). Кроме биологической мотивации, построенной на инстинктах особи, у него – в силу сложного устройства его мышления (способности сводить опыт в обобщение) есть ещё и социальная мотивация. Это способность принимать абстрактные (отделённые от непосредственного биоса особи) идеи и следовать им, служить им.
Конфликт между биологическим и социальным – основа всей известной нам человеческой истории. В исторических формах он выражается в противоречии между зоологией и религией. То есть - комплексом инстинктов и верой (идеологией).
Мыслящая личность обладает инстинктом самосохранения. Но в условиях цивилизации этот инстинкт зачастую расщепляется, противоречит сам себе: то ли сохранять индивидуальное сознание, то ли коллективный разум? Сделать приятное себе и сейчас – или же «сеять разумное, доброе, вечное» - как нас в школе учили?
А если пришла беда – кого в первую очередь спасать? Свою автономную зоологическую особь, плоть, или всю ту совокупность культуры, которая наполняет голову цивилизованного человека?
+++
Конфликт между биологическим и социальным началами, между материальным и духовным мирами, раскалывает ВСЯКОГО мыслящего человека. Никто из нас не свободен от этого раздвоения своей личности!
Например, если угрожает опасность – самому ли бежать или своих спасать?
А при получении благ – в одиночку ли их присвоить или со своими (с кем разделяешь коллективный разум) поделиться?
Как вы видите, основной вопрос борьбы между социальным и биологическим – это вопрос о самоидентификации.
Кто такой Я?
Я – это только моё тело?
Или же Я – это общность, по мере развития абстрактного мышления всё более и более широкая?
В любом случае мышление привязано к Я, потому что если у субъекта нет собственной воли, если он не сам принимает решения – то он превращается в неодушевлённый предмет.
Говоря простым языком – я хочу кушать и хочу справедливости. Если бы я хотел только покушать – я был бы животным. Если бы только справедливости желал – то был бы ангелом. А я не то, и не другое, у меня смешанный состав, и этот смешанный состав называется «человеком разумным».
А можно ли сделать так, чтобы и голодным не быть, и справедливость вокруг тебя торжествовала?
Попытались. По многим причинам не получилось (на мой взгляд, прежде всего, что не учли роль религии в становлении коллективного разума, пытались материализмом лечить… материализм).
Попытка социализма, хоть и неудачная – разозлила рабовладельцев.
Начался рабовладельческий реванш.
А у него подход обратный.
Нужно, чтобы зомби-существо и кушать не спрашивало, и о справедливости не думало. Ни себе, ни людям. Имело чисто-инструментальный характер.
+++
Мы с вами сразу договорились, что мышление – это не движение, а самоуправление, собственная воля. Много, очень много что движется – а никакой собственной воли не имеет.
Неодушевлённый предмет не теряет способности к деятельности – он теряет только способность к самостоятельному выбору деятельности.
Так можно сказать про робота, про «шагающий» экскаватор, но и про простую лопату так сказать можно. Да чего там лопату – про палку-копалку в руках самого древнего человека!
Движется ли лопата?
Движется.
Выполняет ли она работу в физическом смысле?
Выполняет.
Я не знаю, как с этим спорить. Если бы лопата не двигалась и не выполняла работу – зачем она была бы нужна?!
Но ведь очевидно же, что лопата – лишена собственной личности, мышления, собственной воли. Лопата не копает – ею копают. Лопата собой не машет – ею машут.
+++
Именно такой раб и нужен рабовладельцу. Сохраняя способность к движению и выполнению работы – он при этом не имеет собственной воли и не осознаёт собственного «Я». Причём не только в высоком, социальном смысле, но и в низменном, биологическом.
У зайца мозгов негусто, но от волка он всё же побежит – биологического ума хватит.
Заяц не станет отстаивать от сожжения Третьяковской галереи или Александрийской библиотеки – но самого себя отстаивать от сожжения он будет.
Потому что даже у зайца есть своё, пусть примитивное, но «я»: то есть приложенное к движению самоопределение.
Движение – это «могу».
Собственная воля – это «хочу».
Листья могут летать по ветру – но хотеть этого, или не хотеть, не могут. Робот-пылесос может ездить по квартире, но хотеть или не хотеть ездить – не умеет. А вот животное, даже низших видов, может иной раз взбрыкнуть по собственной воле. Это не мышление, но это уже зачатки мышления.
+++
Итак, основным содержанием истории являются «качели» между высокими идеалами и шкурным рвачеством внутри человека. Если сложится ситуация, в которой низы общества вдохновляются высокими идеалами, а верхи соблазнились шкурным рвачеством, то это преддверие социалистической революции. Ничего фатального в этом нет, это всего лишь соотношение, связанное с личным выбором в том или ином множестве.
Если низы растлены приоритетом шкурного рвачества – то получится не социалистическая революция, а фашистский путч. Второе бывает, увы, чаще, чем первое.
Тут важно отметить интересную особенность, которую все знают, но не все о ней задумываются. Поскольку сумасшедший не понимает собственных действий, не отвечает за них – подлец не может быть сумасшедшим, и наоборот, даже если они делают одно и то же.
По очевидной причине: подлец потому и подлец, что сам делает выбор, понимает, что и зачем делает. Не понимал бы – был бы сумасшедшим.
Отличие подлеца от сумасшедшего в том, что подлеца мы признаём рациональным (хоть нам и не нравятся его действия), а сумасшедшего не признаём.
Но почему же нам не нравятся действия человека, которого мы в то же время признаём разумным? Потому что они связаны с биологической рациональностью, зоологическими, а не социальными предпосылками, из которых связно-логически делается вывод, определяющий поведение.
+++
Если мы говорим о зомби – то в зомби снято противоречие между служением святыне и служением собственной шкуре. Оно было значимым всю историю – НО! – для представителей вида «человек разумный».
Зомби же является инструментом, собственного выбора и воли не имеет, ему собственная шкура так же недорога, как и святыни общности, к которой он принадлежит. Это уже не подлец, потому что подлец пусть низко, но рационален, это уже умалишённый в прямом смысле слова. Его действия управляются извне или вообще не управляемы.
Для того зомби, которого производит (и уже в таких массовых количествах!) современный глобализм – «снимается» понятие личного выбора между высоким и низким, но собственным. Там вообще уже нет человека – ни в социальном (высоком), ни даже в биологическом (низшем) смысле.
Остаётся робот – и программа для робота.
Что, в свою очередь, открывает самый широкий простор для «номинал-демократии», якобы идущей на смену монархиям.
Дело в том, что деспотия – это не просто подавление, а подавление личности. Мы ведь не называем «диктатурой» подавленные чеснок или виноград! Потому что у них личности нет. Нет той внутренней свободы воли и выбора, которую нужно подавить, чтобы навязать свою волю.
Если вы посадите в сырой подвал живого человека, то он, разумеется, будет пытаться оттуда выбраться. И тем успешнее – чем меньше у вас сил и времени контролировать его там. Если вы заперли узника и ушли, далеко и надолго, узник будет искать средства своего освобождения без помех.
Но если вы в тот же самый сырой подвал поставили стул – то вам не нужно даже запирать подвал. Стул – не узник. Он не в том смысле не узник, что не страдает в сыром подвале, он там очень страдает: он там гниёт, разрушается, зарастает плесенью, и т.п.
Но стул – не имеет собственной воли. Он, если и движется – только потому, что кто-то его движет. Сам по себе стул не выйдет из подвала, как бы широко вы не распахнули дверь перед уходом.
// //
В силу этой очевидности, выборы опасны монарху, диктатору, олигархии и прочим притеснителям только в том случае, если в выборах участвуют мыслящие существа. Абсолютно безопасны для любой деспотии, даже самой жестокой и безумной – «выборы» среди паровозов или газонокосилок, лопат или граблей.
Обратите внимание, мы не говорим, что вышеперечисленное – безопасно. Паровоз может задавить, как он это сделал с Анной Карениной, газонокосилка – ещё хуже, лопатой можно череп проломить, а грабли иногда бьют по лбу, что вошло в поговорку. Потому что все перечисленные предметы – сохраняют способность к движению и работе. А потому механические их действия могут быть, в том числе, и очень опасными.
Но не «выборы» в их среде. В паре «паровоз-Анна Каренина» выбор делала Анна Каренина, а не паровоз. Паровоз не хотел давить Анну Каренину, равно как и не давить её тоже не хотел, паровоз вообще сам по себе ничего не хочет. Хотят ЗА него. Другие. Извне.
Зомби-избиратели ведут себя по-разному, иногда весьма бойко и активно. Как паровозы. Но никакого личного выбора в их действиях нет, ни сакрально-идейного, ни шкурно-животного.
Когда они предают свой народ, страну, веру, язык, то есть все высокие идеалы коллективного разума – то кажется, что это зоологическая хитрость особи, задумавшей обогатиться через предательство. Так, скажу в роли свидетеля, и было в 80-е, в «перестройку», когда материалисты доигрались, превратив человека массы в животную, себялюбивую мразь.
Однако сейчас всё уже не так, всё хуже.
Даже самое тупое животное – имеет инстинкт самосохранения. Используемые Западом дегроды – нет. Равно как и понимания собственных, хотя бы самых шкурных и низменных, но своих, интересов. Управляемые волей извне, они кладут свои жизни за обеспечение заокеанских интересов, ничуть не замечая, что их используют, как одноразовый и дешёвый расходный материал.
Это подлецы?
Нет, подлец бы сбежал: он за святыню упираться не будет, но за собственную задницу – порадеет.
Если же речь идёт о роботе – то ничего собственного у него нет, всё хозяйское: и задница, и голова.
Отсюда и западная «свобода» - идеология ненасилия над неодушевлённым.
Как это понять без научной зауми?
Ну, вот смотрите: есть раб. Он человек, личность. Вы его что-то заставляете делать, а он не хочет. Тогда появляется палка: раба бьют, чтобы он подчинялся.
Теперь некие умники поковырялись у раба в голове отвёрткой, после чего он стал биороботом, потеряв собственную волю. Вы говорите – он делает. Всегда и всё. Нужна в данном случае палка? Зачем его бить (если чистый садизм опустим) – если он запрограммирован вами?
Убираем мысль – убираем проблему бунта недовольных. Нет личности – нет и недовольства. Нет недовольства – нет и задачи у диктатуры подавлять его.
Это и есть ПСИХОТРОПНЫЙ РЕВАНШ РАБОВЛАДЕЛЬЦЕВ, напуганных логикой цивилизации «человека разумного», век за веком ломавшей рабовладение.
Если человек не может смириться с угнетением другим человеком (внутри всегда будет злиться) – то тем хуже для человека.
Создадим недочеловека, «человека служебного», зайца, который бегает не от волков, а волкам в пасть. На уровне инстинкта: завидел волка вдалеке, и со всех ног к нему бежит, покормить его торопится…
Способность к движению, действию у недочеловека остаётся – он даже воевать может. Способности к осмыслению своих действий – нет. Снаряд убивает, но о своём будущем не думает. Снаряд – хороший солдат, послушный и сильный, но одноразовый.
Самое главное – никакого противоречия между снарядом и тем, кто его снаряжает – нет и быть не может.
Запад запустил массовое производство недочеловеков, и, по ходу, в одной стране его уже наладил – вы знаете, в какой. В той, в которой бойцы-дегенераты отреклись и от русского имени, и от собственной шкуры, по собачьи выслуживаясь перед англосаксами. Дегенераты не имеют ни цели собственного выживания, ни цели выживания своего народа, ни цели блага человечества. Они тупо и беспрекословно обслуживают тех, кто их запрограммировал, автоматам такое свойственно. «Сигнал-реакция», «кнопка-привод».
Если это можно сделать в одной стране – значит, это можно сделать и повсюду.
А что тогда?
Миллиарды зомби, управляемых извне, самоуничтожающихся по команде, планета, на которой больше не осталось разумной жизни…