Неприязнь и ненависть к России у Запада чувствовалась всегда и впредь будет всегда

В связи с сегодняшним решением ВАДА вспомнил одну прошлогоднюю статью, которую дам здесь без купюр. На тему, что не стоит пытаться понравиться Западу и подстраиваться под него. В каком бы виде не существовала Россия, она всегда будет его экзистенциальным геополитическим и цивилизационным врагом.

Жизнь в Time: «неприязнь к России чувствовалась всегда»

Знаменитый американский журнал Time второй раз за год сменил владельца. Покупателем издания стал американский миллиардер Марк Бениофф. Сумма сделки оценивается в $190 млн На следующей обложке журнала в октябре появится президент России Владимир Путин, миллиардер Олег Дерипаска и экс-советник Трампа Пол Манафорт. Журнал всегда относился к России предвзято, вспоминает для «Газеты.Ru» работавший в нем в эпоху «холодной войны» журналист Николай Покровский. Напоминаю - статья за 2018 год.

Я пришел на работу в Time в качестве переводчика и в офис журнала на Кутузовском проспекте в Москве в конце 1960-х годов. Именно при мне в мае 1970 года в журнале появилась обложка с изображением Брежнева с налитыми кровью глазами.

Брежнева вообще часто публиковали на обложке, но реакции побаивались. Иногда пытались понять, какой будет реакция, так как времена были суровые и спуску никому не давали.

Я работал тогда в системе Главного управления дипломатического корпуса, и помимо нас никто тогда не мог работать в бюро западных изданий. До Time я я уже успел поработать в бюро ЮПИ с великим Генри Шапиро. Тот самый, о котором ходила поговорка «два мира — два Шапиро», так как в советской газете работал его однофамилец.

В журнал Time я пришел переводчиком, а потом стал помощником руководителя бюро. В мои обязанности входила организация поездок, интервью, съемок — на это мне давали бюджет, и я составлял бумаги сколько и на что я потратил. Поскольку я не воровал они меня ценили.

И тогда, и многие годы спустя, Time был главным журналом Америки. В «золотые времена» тираж журнала составлял 26 млн экземпляров. Журнал также был известен рубрикой «Человек года», в которой говорилось о личности, сыгравшей главную роль в данном году.

Но Time был журналом правым и консервативным, и я всегда сравнивал их подход с известной историей про жидкость, налитую в стакане. Так вот, для них все, что касалось СССР, стакан всегда был наполовину пуст. Неприязнь и даже ненависть к СССР в нем чувствовалась всегда.

Я помню в мое время Time опубликовал историю о том, как их журналист проехал по Транссибирской магистрали и сделал об этом репортаж. Главным в этом материале были разбитые дома, запущенные полустанки и рестораны с убогой едой, но как только корреспондент оказался в Польше, он пел панегирики местным уткам и гусям. Я не говорю, что все, о чем писали, не существовало, но у них все было либо черным, либо белым — без полутонов.

Даже когда отмечалось положительное, — например, наши успехи в космонавтике — всегда говорилось: «Какой ценой?» "А могли бы раздать пенсионерам!!" (с)

Конечно, нельзя забывать, что американская журналистика породила великих корреспондентов — таких, как Эрнст Хемингуэй, военными репортажами, которого зачитывался весь мир. Когда-то один из моих американских приятелей-журналистов сказал мне: «Никогда не подавай виду, что ты слаб. Американцы уважают только силу».

Шефом бюро Time в Москве был Джеррольд Шектер, который был вполне достойным умеренным консервативным журналистом. Он был честным человеком, и я помню, как на глаза ему попалась одна американская статья о том, как хоронят покойников в России, и там была фраза, что мертвые тела оставляют на пустыре, где их едят крысы. Он мне сказал тогда: «Ник, это полный бред, конечно, не говори никому». Он хорошо понимал Россию, потом работал у президента Джимми Картера в аппарате у советника по национальной безопасности Збигнева Бжезинского.

У меня, кстати, сложились с ним вполне дружеские отношения, которые мы поддерживали многие годы спустя. Я помню, как он сказал мне: «Я могу не соглашаться с тобой, Ник, но мне нравятся наши умные беседы». Однако, он тоже был несвободен — когда он получал свои тексты от редакторов из Нью-Йорка, они имели мало общего с тем, что он писал. Иногда в Time даже шутили — «Смотри запятую то мою оставили!»Американская свобода слова as is, хе-хе.

Да, была внутренняя цензура, конечно, и наши газеты надо было читать между строк, но перед тем, как я попал в бюро Time, американская пресса представлялась мне светочью человечества. Я был влюблен в английский язык, и работа в бюро журнала дала мне возможность говорить на настоящем живом английском. Это было наслаждение, и я с упоением искал новые слова в словарях.

Конечно, советское общество было несвободным, и, прежде всего, моих американских боссов интересовали люди, которые считались диссидентами, или теми, кто конфликтовал с властью.

К официальным властям американцы обращались редко и старались выпячивать всякие глупости, которые те часто говорили. Мне тоже было тяжело, ведь я работал в западном бюро, и на меня смотрели под двойной лупой.

Ну а самое главное:

Несмотря на то что эпоха сменилась, Time остался таким же. Когда я приезжаю в США, я иногда покупаю его, и мне достаточно пяти минут, чтобы посмотреть заголовки и убедиться — ничего так и не изменилось. И уже не изменится никогда. Мы для них чужие навсегда (с)

"Даже если США завтра станут коммунистической страной. они все равно останутся врагами СССР". В реальности произошло наоборот - Россия стала капиталистической страной, но для США она все равно осталась врагом.

И останется уже навсегда. Так что плевать на санкции.