Концепция «тоталитаризма» родилась на Западе в процессе борьбы с геополитическими противниками, как психологическое оружие. Её творцы аксиомой положили, что в их странах тоталитаризма нет и быть не может – это удел, почему-то, только стран, соперничающих с США и НАТО. Такой односторонний подход сразу же выбил научность из темы, превратил её в истерические завывания самозваных судей истории. Хотя, по иронии судьбы, американский взгляд «есть только один правильный путь», а все остальные «неправильные и преступные» как раз и подпадает под их же определение тоталитаризма.

Пропагандистский уклон мешает увидеть сходство, очевидное подобие сталинского закона «о трёх колосках» и американского закона «о трёх ошибках»[1], или увидеть тоталитарную нетерпимость системы в приговоре «15 лет тюрьмы» за сожжение флага ЛГБТ[2].

Мешает увидеть общие черты во ВСЕХ государствах, которые существуют и не разваливаются – по той причине, что враждебные Западу государства «должны» развалиться. К этому их и подталкивает концепция «тоталитаризма».

Учитывая «родовую травму» теории тоталитаризма, родившегося на войне и как орудие психологической войны, никто не пытался изучать проблему тоталитарности общества с научной точки зрения. А если бы кто-то (например, мы) попытался бы так сделать, то он прежде всего исключил бы из теории «двойные стандарты», заведомо уводящие определённые государства от общего рассмотрения поставленной темы.

Что такое тоталитаризм? Если мы обратимся к словарям терминов, то он (от лат. totalis — весь, целый, полный; лат. totalitas — цельность, полнота) — политический режим, подразумевающий полный контроль государства над всеми аспектами общественной и частной жизни. Это форма отношения общества и власти, при которой политическая власть берёт под полный (тотальный) контроль общество, полностью контролируя все аспекты жизни человека. Проявления оппозиции в любой форме жестоко и беспощадно подавляются или пресекаются государством… В послевоенные годы попытки объединить сталинизм и фашизм под вывеской тоталитаризма предпринимались как в научных исследованиях, так и в антикоммунистической пропаганде. Вместе с тем, представители франкфуртской школы утверждали, что в тоталитарную систему превратился современный капитализм.

Если вам угодно ругаться по формуле «дурак-сам дурак», то мы с вами не собеседники. Можно сколько угодно осыпать друг друга проклятиями «неправильности», но тогда мы не задумаемся над главным. Над тем, что любое государство, по определению самого термина «государство» стремится регулировать всю свою территорию и все процессы на ней. Неужели идеалом является появление неуправляемых государством анклавов? Чем такие анклавы отличались бы от сепаратизма? От феодальной раздробленности? Что вы скажете о кварталах и гетто, куда не смеет заходить полиция? Такие места есть – но хорошо ли это с точки зрения теории государства и права?

Далее – законность. Разве из самого определения законности как явления, как феномена – не вытекает претензия закона ко всеобщей принудительности его норм? Как вы себе представляете законы, необязательные к исполнению – или не распространяющиеся на всех граждан? Можно ли такие странные «законы» называть законами в полном смысле этого слова?

Много спекуляция и вокруг термина «оппозиция». С точки зрения формальной логики «оппозиция» - просто иная позиция, любая и всякая. Человек сидит напротив вас в кресле – он оппозиция вам. Человек вам возражает – он оппозиция. Общество, в котором вообще не было бы оппозиции – технически невозможно и невообразимо. В любом обществе идут дискуссии, споры, проявляются разные позиции разных людей, и весь вопрос – в каких рамках и до каких пределов.

То есть, с одной стороны, оппозиция есть везде. С другой же стороны – определённые «зашкаливающие» её проявления везде караются государством. У всякой дискуссии, спора, обмена мнениями есть рамки, за пределами которых они становятся незаконными, преступными. Если один египтолог другому на кафедре в пылу спора о VIII династии голову проломит – его посадят, и надолго. Означает ли это «преступное преследование» оппозиции – или же действие закона?

Глубочайшее логическое противоречие в теории «тоталитаризма» - в том, что она одновременно и осуждает произвол личности, и поощряет его. Например, обвинение сталинских репрессий беззаконными – подчёркивает именно произвол конкретных личностей (деятелей), которые не подчинялись закону. То есть были не контролируемы государством! Ведь ежели был бы «полный контроль государства над всеми аспектами общественной и частной жизни» - то как бы мог кто-то сделать что-то беззаконное?

А если Ягода или Ежов «творили беззаконные расправы» - значит, у них был избыток, а вовсе не отсутствие свободы! Они были чересчур свободны от государства и его законов, от контроля государства за соблюдением законов – и в этом проблема.

Как же можно говорить о «вопиющих беззакониях» внутри режима – и при этом о тотальном, цельном, полном контроле режима над людьми?

+++

Если смотреть непредвзято и объективно, с точки зрения чистой науки – то государства, как явления, просто не существует без симметричного ответа на угрозы его существованию. Это касается любого государства – где бы и когда оно ни было.

Или государство отвечает на вызов – или оно исчезает. Если на нас напали, а мы не защищаемся – как же мы можем сохраниться? За счёт чего? Понятно, что если государство не преследует антигосударственные заговоры – то эти заговоры быстро сами становятся государством. Власть ничейной не бывает: стоит одному её выронить – тут же подхватит другой.

А что такое «симметричный ответ на вызовы»? А это значит: каков вызов, таков и ответ. На слово отвечают словом, на кулак кулаком, на пулю пулей, на бомбу бомбой, на виселицу виселицей и т.п. То есть адекватная реакция государства не бывает константой (постоянной величиной).

Адекватная реакция государства на вызовы – соответствует историческому накалу этих вызовов. Государство может расслабиться в спокойные периоды своего бытия, но оно обязано – под страхом смерти! – мобилизовать собственную жестокость, если сталкивается с чужой.

Если угроза возрастает – а государство при этом расслабляется и либерализируется, то такое государство не жилец. Нет даже смысла рассуждать, хорошее оно или плохое, потому что оно просто прекращает своё существование. Можно, конечно, сетовать, что покойное было очень добро и милосердно – но это не воскресит покойного.

Запретить государству репрессии – всё равно, что запретить часовому стрелять. А зачем тогда нужен такой часовой?! Зачем его на пост поставили – если у него нет прав сопротивляться покушению?

Часовой не имеет прав стрелять в кого попало и когда попало: это строго прописано в уставе караульной службы. Он должен сперва предупредить на словах, затем сделать предупредительный выстрел, а потом уже открывать огонь на поражение. И если доказано, что он предупреждал нарушителей – то часовой неподсуден, скольких бы ни убил.

То же самое, и в ещё большей мере, касается государства. Оно не просто на посту – оно на боевом посту. Оно не просто имеет право, но и ОБЯЗАНО предотвратить любое покушение на себя. Именно по этой причине правители вроде Горбачёва – преступны: они не выполнили ОБЯЗАННОСТИ часового, не дали выстрела в упор – когда у них стали винтовку отбирать. За такое горе-часовых потом отправляют под трибунал, вплоть до расстрела, если по законам военного времени.

Если государство не даст симметричного ответа на вызов своих врагов – его не будет. И совершенно не важно, идёт ли речь об СССР, или США, или Франции, или Китае. Правило-то универсально: не умеешь удержать власть - её у тебя отберут. Или держи – или уйди. Стреляют в тебя – отвечай стрельбой. Бьют – отвечай ударом. Ничего иного государству в истории не дано. Или государство контролирует свою территорию, что есть тоталитаризм. Или не контролирует – но тогда и государства нет.

+++

Роман известной американской писательницы Джоанны Росс был признан в США книгой 1990 года. Через несколько лет его перевели на русский язык и опубликовали у нас. Врать или сгущать краски Джоанне Росс, самому известному в 1990-м году американскому литератору, не было ни смысла, ни корысти. Скорее наоборот: в мире бушевало торжество самого развязанного американизма, и требовалось приукрасить события.

К тому же основное содержание романа – светская жизнь сверхбогатых людей США, некоронованных королей, которые, тем не менее, панически боятся быть заподозренными в политической нелояльности. И вот характерный отрывок из разговора:

«То совещание даже по суровым меркам студии «Бэрон» проходило на редкость напряженно и изобиловало стычками. Главы отделов разделились на два лагеря – после того как узнали, что автор сценария их нового мюзикла «Принц-плейбой» – писатель, занесенный в черный список за то, что, будучи вызван в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, не назвал своих «розовых» друзей.

– Как, черт возьми, вышло, что никто не догадался? – прорычал Джошуа. – Неужели ни один из вас не сообразил, что под псевдонимом «Рональд Рэнсом» скрывается Ричард Райнхарт?

– Рэнсом всегда был неуловим, – оправдывался шеф производственного отдела Айра Катценбаум. – Сценарий нам предоставил Корбет Маршалл из агентства Уильяма Морриса – твой давнишний приятель. Кто мог предположить, что он подсунет нам «красного»?

– Раз уж речь зашла о Маршалле, – вмешался Стайнер, – этот тип никогда не отличался патриотизмом. Если он не поостережется, то кончит как в Библии. – Он вытащил на свет брошюру с загнутыми краями – копию «Ред Ченнелс», черного списка кинематографистов. Ли знала: этот перечень фамилий, составленный бывшими агентами ФБР и бизнесменами-консерваторами, объединившимися в группу «Бдительность», еженедельно – если не ежедневно – пополняется новыми жертвами. Только на прошлой неделе ей пришлось протискиваться сквозь толпу у газетного киоска, жаждущую ознакомиться с новым вариантом.

– По-моему, – продолжил Стайнер, – нужно положить фильм на полку, а в феврале-марте, когда ажиотаж стихнет, прокатать в каких-нибудь захолустных кинотеатрах.

– Это же смерти подобно, – возразил Катценбаум. – Прокатать подобным образом высокохудожественную ленту – значит ее угробить.

– Картина тянет на «Оскара», – вмешался Норман Леви. – Если она его получит и до Гедды Хоппер дойдет, кто автор сценария, можно закрывать студию. Райнхарт будет не первым, чью карьеру торпедировала эта баба. Но при чем тут студия?

– А пошли они, мать их так! – с неожиданной горячностью воскликнул Катценбаум. – И Хоппер, и Маккарти, и лошадь, которая их везет! – Он остановил взгляд на Ли и смутился. – Прости, детка.

Ли кивнула. Она понимала: одной из причин, почему ее не хотели допускать на совещание, была необходимость воздерживаться от крепких выражений. Как будто она не слышала от отца и похлеще!

Спор продолжался. Час проходил за часом, но Ли уже не ерзала – наоборот, сидела выпрямившись, сложив руки на коленях и завороженно впитывая в себя каждое слово.

Черный список… Она часто видела в роликах новостей, как людей, входящих в десятку лучших кинематографистов страны, сажают в тюрьму за отказ доносить на себя и своих знакомых! Ли знала большинство из них: все они бывали в доме ее отца, приносили ей подарки на день рождения, а Ричард Райнхарт всякий раз показывал новый фокус. В прошлом месяце он вытащил у нее из-за уха серебряный доллар и преподнес ей. Если таких сажают, никто не может быть в безопасности.

В Голливуде страх правил бал. Вот и Ли смертельно боялась, что сенатор Маккарти посадит ее отца в тюрьму – в самую холодную и жуткую камеру из всех виденных в кино.

Когда всем уже казалось, что они безнадежно зашли в тупик, хмурый Стайнер повернулся к Ли и спросил, не вынимая изо рта сигару:

– А ты как думаешь?

От изумления она заморгала, как сова.

– Я?

– Если ты достаточно взрослая, чтобы присутствовать на совещании, у тебя должно быть свое мнение.

Он обвел взглядом остальных, и в его глазах появилась первая в этот день и в этом зале улыбка.

– Ли присутствует в качестве наблюдателя, – вмешался Джошуа.

– Брось, Джош, – не унимался Стайнер. – Если девочке суждено когда-нибудь возглавить студию, дай ей замочить ноги.

Джошуа задумчиво уставился на дочь.

– Ладно, принцесса. Почему бы тебе и вправду не поделиться с джентльменами теми идеями, которые ты высказала мне по дороге сюда?

Одно дело – обмениваться мыслями с отцом в машине и совсем другое – обнародовать свое мнение перед этими, очень взрослыми и важными людьми, взиравшими на нее со смесью добродушия и сарказма. Ли вытерла руки о накрахмаленную юбку и удивилась: как холодные ладошки могут быть потными?

– «Принц-плейбой» – замечательный фильм, – запинаясь, начала она и посмотрела на отца, словно ища поддержки. Он поощрительно кивнул. – В нем есть все, что нравится зрителям: красивые актеры, романтическая обстановка, приключения, любовь…

– Давай, детка, объясни им! – зычным, напомнившим о его бруклинских корнях голосом произнес Катценбаум и подмигнул.

Ли залилась краской смущения.

– Мне кажется, было бы неправильно скрывать его от людей.

– Ты что-нибудь имеешь против своего отца? – спросил Стайнер. – Хочешь, чтобы он кончил свои дни за решеткой?»

+++

Концепция «тоталитаризма» призвана заставить людей отрицать меры, направленные на защиту СВОЕЙ государственности. При этом признавая, или, чаще, не замечая, АНАЛОГИЧНЫХ мер по защите ЧУЖОЙ (американской, например, или английской) государственности.

То есть это взгляд из блиндажа или танковой смотровой щели «с той стороны».

Нам можно – потому что мы единственно правильные. А вам нельзя – потому что вы неправильные.

Собственно говоря, любая деспотия руководствуется всегда именно таким отношениям к миру идей…

---

Источник - Виктор ЕВЛОГИН, обозреватель "ЭиМ". .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5