КНР — страна-трансформер

Сегодня в Китае реализуется модель цифровизации, которая для части российских элит оказалась востребованной, хотя именно эта модель представляет собой наибольшую опасность. Дело в том, что цифровая экономика, о которой так много говорят, по сути, сводится к экономике данных (во многих документах так и указывается — data economy). Большие данные обрабатываются на цифровых платформах, которые сегодня понимаются как бизнес-модель новейшей формы транснациональных корпораций. Как выражаются "цифровики", эта бизнес-модель является "основной клеткой третьей промышленной революции" (напомним, что основой второй промышленной революции была транснациональная корпорация в её классическом виде). Задача сегодняшних разработчиков и владельцев цифровых платформ — внедряться в процесс бизнеса и де-факто начинать его контролировать. 

Как это делается? Очень просто. Цифровая платформа (ЦП) убирает посредников между производителем и потребителями товаров и услуг. Причём сначала она внедряется незаметно, периферийно — на правах эксперимента, помогающего продвижению товаров. Но постепенно, когда торговля перейдёт на эту платформу, убирается всё, мешающее полному контролю ЦП над бизнес-процессом, включая процесс производства добавочной стоимости. 

Таким образом, внедряясь и убирая посредников, ЦП начинает доминировать. Поэтому в мире стали играть ключевую роль IT-компании — высокотехнологические компании, в основном американские, всем прекрасно известные. 

Причём речь идёт не только о производстве, не только о промышленности и сельском хозяйстве, но и об услугах. Сегодня в бизнес-услуги превратили всё: здравоохранение, образование, систему социального обслуживания и даже систему государственного управления. Это очень важный момент! Когда "цифровики" говорят о том, что ЦП должна внедриться во все сферы, они имеют в виду и систему госуправления! 

Чтобы понять, как эта система действует в Китае, надо помнить, что КНР — крупная промышленная держава с мощной производственной инфраструктурой. Поэтому когда Китай начал переход к цифровизации, то речь шла о том, чтобы перевести "на цифру" реальный сектор экономики, традиционные отрасли. 

В 2006 году китайское руководство опубликовало среднесрочный и долгосрочный планы развития науки и технологий, рассчитанные на период до 2020 года. В числе приоритетных направлений, между прочим, указывались "умные роботы", "технологии дополненной реальности" и так далее. 

А в 2015 году Госсовет КНР объявил стратегическим курсом большие данные. Появилась программа "Сделано в Китае — 2025", которая предполагала развитие высоких технологий и промышленного производства, интенсификацию в области НИОКР, новых материалов, искусственного интеллекта, телекоммуникаций, сетей 5G, робототехники. 

В 2016 году в документе под названием "Руководящие мнения Госсовета КНР по активному внедрению инициативы Интернет+" предусматривалось внедрение — наряду с технологиями "большие данные", "блокчейн", "машинное обучение" — искусственного интеллекта (ИИ). Всё это стало рассматриваться в качестве приоритетной области государственной стратегии, направленной на ускорение использования информационно-коммуникационных технологий для развития умной промышленности. То есть Китай изначально планировал сделать акцент на внедрении цифровых технологий в традиционные отрасли промышленности. 

В 2017 году Госсовет Китайской Народной Республики выпустил программу "План развития искусственного интеллекта следующего поколения", в которой сказано, что ИИ стал новой сферой международной конкуренции, так что для Китая отныне это стратегическая технология, которая будет определять международную конкурентоспособность страны, её национальную безопасность и уровень влияния в мире в целом. 

Надо подчеркнуть, что ИИ изначально рассматривался Китаем как отрасль двойного назначения, то есть для военного и гражданского применения. 

Программа эта имела три этапа и три стратегические цели. Первый этап: до 2020 года Китай должен был идти в ногу с аналогичными отраслями развитых стран. На втором этапе, к 2025 году, — достичь лидирующих позиций в некоторых областях ИИ. А на третьем этапе, к 2030 году, Китай должен стать главным мировым центром инноваций в сфере ИИ. Эта фундаментальная отрасль будет аккумулировать 150 млрд. долл. 

Ещё раз надо подчеркнуть, что всё это создаётся на базе мощной производственной инфраструктуры КНР. 

Как именно достичь этих целей, китайские программы не поясняют, но указывают предметные задачи — те отрасли, в которых можно внедрять и развивать ИИ: "умные города", медицина, глубокий семантический анализ, "компьютерное зрение", ВПК, социальное управление… То есть это общий ориентир, который регионы и отрасли могут применять по-разному. 

Но есть и более конкретный документ по развитию ИИ в Китае — "Трёхлетний план действий по продвижению развития отраслей искусственного интеллекта нового поколения", который был принят Министерством промышленности и информатизации КНР в декабре 2017-го и рассчитан на период до 2020 года. В этом плане предусмотрено многое: автомобили, подключенные к интернету, "умные роботы", дроны, системы распознавания лиц и голоса, машинный анализ медицинских изображений. Китайская программа предполагает также разработку чипов и нейросетей, платформ с открытым исходным кодом. 

Что касается чипов, то в одном из документов Министерством науки и технологий КНР был опубликован список из 13 технологических проектов, предлагаемых к реализации до 2021 года. В этом списке особенно выделяется проект создания чипа для ИИ, который по производительности и энергоэффективности будет в 20 раз превосходить американский NVIDIA M40 — один из наиболее широко используемых чипов в системе ИИ на данный момент. А, как известно, разработка оригинальных чипов и микросхем — весьма наукоёмкое дело, поэтому Китаю здесь предстоит проделать очень большую работу, если он не хочет оставаться зависимым от импорта (известно, что в КНР для собственных нужд чипов и микросхем производится только 16%, а их ежегодный импорт обходится стране ни много ни мало — в 200 млрд. долл., что превышает даже показатель китайского импорта нефти!) 

Кстати, в опровержение существующего "электронного" стереотипа надо сказать, что доля КНР на мировом рынке в этой отрасли довольно низка. В 2015 году на КНР приходилось только 4% мирового производства микросхем, в 2019 году — 13%. Вот уязвимое место "красного дракона"!.. 

Кроме того, Китаю не хватает квалифицированных кадров. По оценкам того же Министерства промышленности и информатизации КНР, для реализации поставленных задач стране нужно порядка пяти миллионов специалистов в этой области, в то время как на данный момент их всего в мире существует лишь 1,9 миллиона! Из них 850 тысяч — в США. В самом же Китае их всего… 50 тысяч! Причём более 40% из них приехали опять-таки из Штатов. Компании США занимают львиную долю данного рынка и опережают Китай по всем аспектам исследований возможностей ИИ. 

Однако у Китая всё же есть конкурентные преимущества. Во-первых, колоссальный массив данных, поскольку там, как известно, живёт людей больше, чем в любой другой стране мира. И половина населения КНР (а это 752 миллиона человек — вдвое больше, чем всё население США) пользуется мобильным Интернетом. 84 миллиона из них регулярно делают мобильные платежи, то есть в повседневной жизни оставляют цифровые следы, а это, собственно, и есть большие данные, которые так важны для машинного обучения. 

Во-вторых, Китай использует зарубежные технологии, стараясь "сливать и поглощать" иностранных партнёров. И успехи такой политики налицо. Например, семь лет назад китайская компания Baidu открыла научно-исследовательский центр в Силиконовой долине (он получил название Institute of Deep Learning — Институт глубокого изучения), и эта же компания, представляющая важнейший китайский поисковый сервис, открыла там второй центр по разработке самоуправляемых автомобилей. После этого ей удалось привлечь сотрудников Гугла в свой исследовательский центр в Пекине — несмотря на то, что основные продукты компании, включая базовый поисковик Гугла и почтовый сервис Gmail, в Китае заблокированы! 

Понятно, что Китай сделает всё для того, чтобы привлечь выдающихся иностранных специалистов. Не удивительно, что руководство США оказалось обеспокоено таким сценарием. Главным образом, в силу того, что развитие ИИ в Америке происходит в основном за счёт частных компаний, которые зачастую не соглашаются разрабатывать продукцию "двойного назначения". В КНР же ситуация иная, там используются все возможности государственного управления. 

Сегодня в Китае доминируют над всеми прочими компаниями в сфере технологических стартапов три гиганта: Baidu, Alibaba и Tencent. В большинство китайских профильных стартапов прямые или непрямые инвестиции пришли именно оттуда. И Министерство науки и технологий КНР сформировало именно из этих компаний первую рабочую группу по развитию технологий ИИ "нового поколения". 

Столь активная государственная поддержка позволила создать благоприятную среду для цифровой трансформации в Китае. Достаточно упомянуть, что в 2018 году объём цифровой экономики КНР достиг 4,4 трлн. долл., что составило более трети номинального ВВП страны. 

В сферах, связанных с цифровой экономикой, сегодня задействована четверть работающего населения Китая — около 191 млн. человек. Рост занятости в цифровой экономике превысил рост занятости в остальных секторах и составил 11%. При этом цифровые инновации интегрируются в реальную экономику, в традиционные отрасли, что китайцы неоднократно подчёркивали. 

Что же из этого получается в итоге? 

Поскольку цифровая экономика — точнее, экономика данных — входит во все сферы, то она входит и в сферу управления государством. Так вот, в Китае в силу конкурентного преимущества в виде огромного массива данных удалось создать систему, которая может быть некоей моделью и для российских "цифровиков". Речь идёт о системе социального кредита, которую многие называют "электронным концлагерем". На первом этапе, с 2014 по 2020 год, эта система была запущена как пилотный проект более чем в 40 китайских крупных городах. Впоследствии планируется распространить её на всю страну. 

Что же представляет собой данная система? Каждому китайцу, участвующему в проекте, меняют его обычное удостоверение личности на пожизненный электронный идентификатор. В него вносятся личные данные: дата и место рождения, место проживания, семейное положение, данные об имуществе (в том числе аренде недвижимости), кредитное досье, информация о соблюдении трудовой дисциплины, об участии в благоустройстве населённого пункта. А также информация, например, о том, как ведёт себя человек: не включает ли по ночам громко музыку, ладит ли c соседями и прочее. И масса другой информации из разных источников, в том числе сведения из полицейских и иных правоохранительных баз данных, не говоря уже о данных слежения с помощью систем видеонаблюдения. 

В скором будущем в Китае предполагается подключить туда и информацию о гражданах из "Интернета вещей": любой умный чайник (утюг, холодильник) будет соединён с сервисом компании. А, следовательно, с него информация беспрепятственно поступит к китайским властям, поскольку вся информация в пожизненный электронный идентификатор вводится именно государством. Соответственно, если с помощью "Интернета вещей" будет установлено, что гражданин нарушает нормы правопорядка и морали, то его социальный рейтинг понизится. 

Всё это делается для того, чтобы дать интегральную оценку человеку, желающему получать общественные блага. Оценку по критериям его открытости обществу, доброжелательности в быту, лояльности властям, следованию национальной традиции и преданности делу китайской мечты. А китайская мечта — это построение социализма с китайской спецификой. Если человек не соблюдает эти требования, то, соответственно, он ограничивается в реализации ряда своих прав. 

На втором этапе развёртывания системы (предполагаемый период реализации — 2023-27 гг.) планируется сбор сведений об отношении рядового китайца к своему здоровью. Будут изучаться также внутрисемейные отношения: к детям, родителям, супругу (супруге), к другим родственникам. То есть в режиме онлайн власти смогут получать о каждом жителе весьма полную и подробную информацию. 

Далее предполагается распространить этот метод и на бизнес. Уже в сентябре 2019 года стало известно о планах китайцев вводить социальные рейтинги для компаний, в том числе иностранных. Бизнес обяжут соблюдать около 300 требований — они касаются налогового контроля, охраны окружающей среды, безопасности труда, качества продукции, кибербезопасности и т. д. Многостраничный документ об этом директора компаний обязаны будут подписать, а за невыполнение правил, предусмотренных там, будут понижаться рейтинги. 

Одновременно вводится система видеонаблюдения. Камеры с распознаванием лиц начали устанавливать в 2015 году, а к 2022-му планируется охватить ими всю территорию страны. В ближайших планах — около 600 млн. камер для более чем миллиарда человек. 

Наиболее показательно такой контроль (практически тотальный) уже начали осуществлять в Синьцзян-Уйгурском автономном районе, где проживает около 10 млн. мусульман. Причина понятна: предупреждение волнений и беспорядков, к сожалению, часто происходивших в регионе за последнее десятилетие. Фактически это работает так: система видеокамер оповещает милицию, если местный житель отклоняется более чем на 300 метров от так называемых безопасных зон — маршрутов между местом работы, местом проживания, рынком, близлежащими магазинами. В этом случае милиция имеет право человека остановить и допросить. Это уже состоялось де-факто, в таких условиях люди там живут. Конечно, для нас, далёких от китайской культуры, это выглядит недопустимым, но в сегодняшнем Китае эта система воспринимается как завоевание, которое позволяет обеспечить общественный порядок. 

Как это стало возможным, почему всё это беспрепятственно реализуется там? Дело в том, что такая система вполне отвечает мировоззрению, системе ценностей и традициям Китая. Лидер Китая ещё в 2013 году выдвинул концепцию китайской мечты, которая заключается в национальном возрождении, создании процветающего, могущественного государства народного благоденствия. А для достижения этой мечты, как было объявлено, необходимо соблюдать три основных условия. Первое из них — движение страны по пути " социализма с китайской спецификой". Второе — воспитание у китайского народа чувства единства, основанного на доверии (понятие "доверия" очень важно, так как в китайском духе сердцевину составляет патриотизм, а в духе новой эпохи осевое значение приобретают реформы и новаторство). Наконец, третье условие — объединение всех сил нации, которые рождаются великой сплочённостью представителей всех 56 национальностей, населяющих Китай. Такова китайская мечта — мечта всей нации и каждого китайца в отдельности. Она призвана сплотить представителей всех народов и народностей КНР в едином порыве, в едином направлении. 

Понятие "доверия" в этой концепции — основное. Ведь доверие предполагает гармонию между человеком, общиной и государством. А гармония есть высший долг, цель и потребность китайца. 

В Китае остро стоит проблема недостатка доверия народа к власти, а потому нужно основательно взяться за создание системы оценки надёжности, охватывающей всё общество. И эту мысль опять-таки сформулировал Си Цзиньпин: "Нужно совершенствовать как механизмы поощрения законопослушных и добросовестных граждан, так и механизмы наказания тех, кто нарушает закон и утратил доверие. Чтобы человек просто не осмелился, просто не мог потерять доверие!" И, следуя указаниям Си Цзиньпина, Госсовет КНР принял программу социального кредита доверия, охватывающую период с 2014 по 2020 год. 

Эта система становится важнейшим контуром партийно-государственного управления Китаем. Кстати, она касается и чиновников, притом очень жёстко: идёт отслеживание их поведения. 

Ещё раз следует подчеркнуть, что вся эта система вполне встраивается в общий менталитет, в китайскую традицию государственного управления. 

А теперь обернёмся к России. Что мы видим? Из того, что сегодня происходит в Китае, наиболее востребованной оказалась именно линия электронного контроля, сбора тотальных данных. Ни развитие промышленного производства, ни повышение производительности труда, ни реальный научно-технический прогресс, на базе которого в Китае была создана вся эта система, в основных приоритетах не значатся. 

Если задуматься об истоках именно такой модели цифровизации, то вспомнить тут придётся конец 1980-х годов. В то время на Западе обозначился переход к неолиберальной стратегии, появилась новая концепция управления, в соответствии с которой государственное (политическое) функционирование стали рассматривать как бизнес, к нему стали применять рыночные критерии. И это шло сквозь все 90-е годы. 

С началом внедрения информационного общества в его современном понимании государство стало рассматриваться как структура, которая предоставляет услуги не гражданам, а клиентам. Услуги эти стали всё больше переводиться в электронную форму. В конце 90-х всё это переросло в концепцию электронного правительства, которая обсуждалась и в нашей стране. 

А когда заговорили о "цифровой экономике", то заговорили и о "цифровом правительстве". Чем идея "цифрового правительства" отличается от идеи "электронного правительства"? В электронном правительстве делают акцент на электронных услугах, а в цифровом — на больших данных! Отсюда тенденция перевода всех отношений в цифровую форму: устраняются все посредники (государственные чиновники), вместо них вводится цифровая платформа, а вместо граждан — цифровой идентификатор. 

Очевидно, что при этом меняется само содержание государственного управления, его функции. В докладе 2019 года о "цифровом будущем" России Центра технологий государственного управления ИПЭИ РАНХиГС так и было сформулировано: "Цифровой трансформацией государства может признаваться только изменение на основе цифровизации содержания госуправления <…> При этом меняться могут как отдельные процедуры управления, так и стадии управленческого цикла, государственные функции и их типы". Этими словами описан не просто переход госуправления на цифровые рельсы, а глубинная трансформация самого государства. 

Сегодня такая трансформации происходит и в России, и в этом отношении мы, увы, находимся в глобальном тренде. 

Ольга Четверикова

Источник - zavtra.ru .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5