Юго-восток Сирии – эта территория представляет собой большей частью пустынные районы, местами перемежающиеся обильными скалистыми холмами, с дисперсным типом анклавного расселения. В этой части компактно проживают традиционные общества, называемые по-арабски «аширет» или что привычнее для нас – племя. Веками «аширеты», основываясь на родовых структурах, существовали замкнуто в своих ограниченных ареалах, периодически вступая в локальные стычки друг с другом (межплеменные войны, как и войны между удельными княжествами в средневековой Европе, велись «аширетами» как самостоятельно, так и в союзе с другими племенами). 

С учетом того, что через зону племен сотни лет проходил один из маршрутов, по которому следовали паломники, отправлявшиеся в «хадж» к мусульманским святыням Мекки и Медины, становища арабских «аширетов» с течением времени приобретали и международное влияние, а возникавшие вокруг них конгломераты в виде межплеменных союзов получали стратегическое значение.

Отдельные шейхи и эмиры, обретая военную мощь и экономическую самостоятельность, превращались, по сути, автономную политическую силу. Особенно остро это проявилось в период правления османского султана Абдулхамида II, который, хоть и занимал титул халифа мусульманского мира, несмотря на свои панисламистские взгляды во внутренней и внешней политике, а также постоянные заигрывания с местными шейхами и подношения им дорогих подарков и верительных грамот, периодически получал от них удары в спину. Если внимательно посмотреть на последние десятилетия существования Высокой Порты, то мы увидим, что враждебные султанату силы в лице Британской империи, в своей стратегии делали ставку именно на сепаратизм племенных шейхов и эмиров, которые традиционно с неприятием относились к династии османов, которых воспринимали как узурпаторов традиции преемственности наследования титула халифа исламской уммы. 

Шейхи родоплеменных структур Сирии, Ирака и Аравийского полуострова с завидным постоянством поднимали восстания против господства Стамбула. Часто бунты инспирировались орудовавшими в регионе британскими военными разведчиками и чиновниками из Royal Foreign Office. 

Проживание в условиях жесткой ограниченности в ресурсах, в первую очередь, водных, а также отсутствия объективных условий для развития сельского хозяйства, земледелия и ремесленного производства заложили фундамент кочевого образа жизни людей в этом регионе, который, по сути, не сильно изменился и в наши дни. Традиционный способ выживания – разбои и набеги – со временем сменялся деятельностью, связанной с извлечением дохода от контроля путей сообщения, которые, как ни крути, шли через пустыню к крупным городам либо оазисным зонам, и позволяли вести торговлю. 

С открытием же в регионе месторождений нефти, шейхи, быстро сообразив, что на территории их традиционного кочевья придут новые игроки, потребовали закрепления родовых прав на свои владения и долгое время получали от этого неплохие компенсации. Так было в Сирии, так было и в Ираке. 

Хотя тема традиционных арабских племенных структур охватывает весь ареал проживания на Ближнем Востоке, мы все же постараемся повести разговор, сузив предмет нашего анализа до, собственно, сирийских реалий. 

Нельзя не отметить, что племенная зона в провинциях Эль-Ракка и Дейр эз-Зор с момента установления в стране светского режима Асадов все время выступала полем социально-политической напряженности. Поскольку Дамаск шел в регион с инфраструктурными проектами строительства крупных нефтеперерабатывающих предприятий и промышленных комплексов, баасисты сталиперед необходимостью переселять сюда представителей интеллигенции, инженеров, строителей, врачей, учителей, в общем, людей, не скованных традиционными формамиорганизации арабского социума.

С приходом цивилизации в регион стал проникать светский образ жизни, который местами вступал в клинч как с традиционными представлениями и обычаями, так и с религиозно-догматическим мировоззрением, крепко-накрепко укоренившимся в самой «подкорке» племенного сознания. В этом типе идентичности на первом месте стоит принадлежность к племени, верноподданность шейху. Возможность же занимать какие-либо официальные посты в государстве рассматривается в такой парадигме исключительно с точки зрения использования административного ресурса в интересах своего племени. 

Политика Асадов сделала такие крупные города, как Эль-Ракка и Дейр Эз-Зор центрами промышленного развития, а позже региональной экономики и торговли. Дейр эз-Зор до войны вообще являлся ключевой в стратегическом плане точкой для Дамаска. Инфраструктура углеводородной индустрии в регионе, наряду с запасами нефти, а также развитой системой транспортировки сырьевых ресурсов через границу с Ираком и по сей день продолжают держать интригу вокруг сирийского юго-востока. 

До начало гражданской войны в Сирии в провинции Дейр Эз-Зор проживало свыше миллиона человек. Большая часть мирного городского населения, не связанного узами родства с традиционными племенными структурами, была вынуждена покинуть регион, что усилилось с установлением здесь власти ИГ. На серьезных миграционных оттоках из провинции сказались еще и последствия засухи 2003-2010 годов, в результате которых многие сельхоз земли стали непригодными для возделывания. 

В ходе реализации Дамаском своей внутренней политики в регионе среди представителей «аширетов» возникало непринятие политики БААСа, поскольку продвигавшиеся ими здесь идеи панарабской солидарности носили явныйоттенок превосходства алавитских кланов, с одной стороны, а с другой – сама идея панарабизма размывала традиционные структуры и нивелировала племенную идентичность «аширетов». Естественной формой реакции на эту политику со стороны местных шейхов, встречавших «в штыки» любые прогрессивные преобразования, становилось противодействие. 

В этом плане Ирак, где при власти Саддама Хусейна суннитские племена достигли максимального влияния и финансово-административного могущества, стал для племенных шейхов Дейр Эз-Зора точкой притяжения, поскольку в них они усматривали образец эффективной модели управления, при которой добившийся власти «аширет» фактически становится господствующим классом. Хотя, конечно, о классовом сознании применительно к потестарному обществу говорить не совсем корректно. 

При такой модели племенной союз фактически разделял страну на зоны контроля между родами, обеспечивая паритетное квотирование как должностей в ключевых структурах госаппарата, так и пропорциональный разделдоходов от добычи и продажи природных ресурсов. Наиболее успешной моделью эволюции племенной структуры, которую не обделили своим внимание британские дипломаты, можно наблюдать на примере нефтяных монархий персидского залива. 

Но речь все же не о них. 

В Сирии дело обстояло несколько иначе, нежели в Ираке: «аширеты» постоянно чувствовали себя «не у дел», обвиняя Дамаск в незаконном расхищении природных ресурсов на землях своих предков, которые где-то по праву считали своей родовой собственностью. О национализации, проводившейся Дамаском, они не хотели и слышать. 

Хафез Асад, а позже и Башар, умело играя на традиционных противоречиях между отдельными шейхами и руководимыми ими племенами, постоянно не давали им консолидироваться в единый союз, который мог бы выступить против центрального правительства и создать критический перевес в регионе, что, с учетом близости недружественного Сирии Ирака, давало поводы для беспокойства. 

В довоенный период правления Асадов в Сирии представителям наиболее влиятельных племен предлагались должности в силах безопасности, а также госаппарате, поскольку правительство сирийского государства рассчитывало завоевать таким путем доверие и лояльность со стороны шейхов, и постепенно кооптировать их в орбиту светских интересов. По планам Дамаска это должно было способствовать разрушению традиционных структур. На деле же происходило лишь усиление самих племен. 

Поскольку легальный сектор экономической активности племен в основном охватывал сельхозпроизводство, а оно в Сирии напрямую и жестко зависит от природно-климатических условий, засух и неэффективного распределения водных ресурсов при выполнении оросительных работ, многие племенные шейхи, их семьи, а также влиятельные рода покидали традиционные ареалы своего проживания и переселялись ближе к столице. Сирийские власти рассчитывали, что под предлогом смены места расселения произойдет ослабление племенного фактора. 

Однако вместо разрушения самих этих структур лидеры «аширетов» укрепляли свои политические и финансовые позиции, усиливая свои структуры в пустынных зонах, что, в свою очередь, доказывало неэффективность попыток Дамаска подорвать независимость племен и авторитет их вождей. Так, к примеру, шейх Навваф аль-Башир, лидер крупного племени Баккара, в прошлом член парламента Сирии, после «Арабской весны» присоединился к оппозиции, начав активно поддерживать вооруженные отряды уже из-за рубежа. В то время, когда позиции центральной власти в Дамаске еще были сильны, партия БААС активно заигрывала с племенными вождями, по сути, пытаясь купить их лояльность. 

Этому предшествовали и просчеты в политике самих Асадов. Так, с момента оккупации американцами Ирака в 2003 году терпевшие поражение шейхи иракских суннитских племен частично нашли убежище у родственных им «аширетов» в соседней Сирии. И именно это послужило причиной для возникновения в регионе мощного исламистского подполья, которое после начала т.н. «Арабской весны» сыграло с Дамаском злую шутку, быстро парализовав здесь работу государственных органов. Учитывая, что сирийские спецслужбы активно поощряли деятельность в регионе «Аль-Каиды», которую использовали для в противовес усиливавшемуся влиянию США в фрагментированном Ираке, то почти за 10 военных лет тут создалось полноценное террористическое подполье. 

Мы не забыли, что основу запрещенной во всем мире террористической группировки «Исламское государство Ирака и Леванта» (позже ставшее нарицательным ИГИЛ или же проще – ИГ), по сути, и составили рядовые боевики-выходцы из местных арабских «аширетов» в сирийском Дейр Эз-Зоре и в иракском Анбаре. 

Что же такое «аширет», как можно максимально точно определить этот термин? 

В принципе, это род, кочевое племя. Сирийские племена условно делятся на 5 групп: кочевые обитатели пустыни (бедуины или бедеви), полукочевые жители плодородных районов пустыни (к этой группе частично могли ранее относиться также и курдские племенные группы Рожавы), горцы и оседлые жители равнин и рода, переселившиеся в города (в эпоху османского владычества над Сирией эта группа составляла четвертую часть сирийского народонаселения). 

Основной особенностью этнопсихологии представителей «аширетов» является замкнутость и враждебность по отношению к внешнему миру. Это закрытые потестарные общества, члены которых никак не ассоциируют себя с государством. Их психология основывается на силовых принципах, и лишь общность мусульманской веры вот уже 14 столетий остается здесь более или менее стабилизирующим фактором. Действительно, единственным механизмом, позволявшим регулировать взаимоотношения между родами, не допускать полного уничтожения ими друг друга во время кровной мести, на протяжении всего периода их существования оставался ислам.

В сущности это в чистом виде доиндустриальный тип построения общества со всеми вытекающими из него принципами самоорганизации и формами мышления. Как правило, шейх племени одновременно являлся и военным амиром, и духовным наставником – имамом, и судьей (кадием)…

Что объединило шейхов племен юго-восточной Сирии, так это непринятие государственных форм управления, с которыми они ассоциировали режим Асадов, склонность решать вопросы традиционными – часто силовыми – путями, не прибегая к ресурсу госаппарата. И именно поэтому, когда «ИГ» предложило шейхам принести присягу т.н. «халифу», они, недолго думая, согласились, приняв на своей территории джихадистов и встав под их черные знамена. 

Наиболее влиятельным племенем в провинции Дейр Эз-Зор является Аль-Аккъидат, которое компактно сосредоточено в районе города Абу-Кемаль на границе с Ираком и имеет тесные связи с «аширетами» иракской провинции Анбар. Поскольку корнями своими эти ребята уходят в пустыни Саудовской Аравии, их лидеры, где-то небезосновательно, указывают на свои генеалогические связи со священными для мусульман землями, чем формируют идеологию собственной исключительности среди соплеменников.

По наши дни в регионе существует конфедерация племен Шаммар, родиной которой является провинция Найнава. Главная особенность племенных структур здесь явлется их трансграничность, поскольку проведенные британцами в 1923 году границы не принимались «аширетами» в расчет. 

Традиционный контрабандный промысел еще во время иракской войны и противостояния «Аль-Каиды» с американской армией давал серьезную тыловую поддержку исламистам. Очень уж способствовала этому прозрачность сирийско-иракской границы. Поэтому в регионе и процветали традиционные для них «ремесла»  контрабанда, переправка наркотиков, оружия, торговля людьми. Ничего экстраординарного не произошло, когда «ИГ», основываясь на этих горизонтальных связях выстроило тут свою военно-экономическую логистику. 

А вот исторически сложившиеся межплеменные контакты, культурно-этническая, родовая близость и общность экономических интересов всегда превосходила демаркационные линии (в принципе несколько похожаяситуация существует и поныне в Вазиристане – т.н. зоне пуштунских племен на стыке Афганистана и Пакистана, которая не подвластна ни Исламабаду, ни, тем более, Кабулу). 

По сути дела, ИГ в том виде, в котором с 2013 по 2018 год просуществовала зона территориального контроля террористов, это и были территории провинций юго-западного Ирака и юго-восточной и центральной Сирии: от Дейр Эз-Зора через Эль-Ракку к Алеппо и Джераблюсу. При этом основу персонального состава террористической организации, помимо пришлого элемента т.н. «джихадистского интернационала», составляла именно молодежь местных племен. И с разгромом таджикско-узбекско-чеченско-дагестанских катибатов основные действующие лица никуда не делись. Как говорится, всё те же на манеже…

Сейчас, несмотря на все активно предпринимаемые попытки западных СМИ показать юго- и северо-восток Сирии образцом стабильности и спокойствия под контролем международной коалиции, на самом деле регион этот остается «зоной турбулентности». 

В сущности ИГ организационно отсюда никуда и не уходило, если не считать иностранный элемент, который сейчас содержится в курдских лагерях Аль-Хол, Рож и других местах в Эль-Хасаке. 

Активно продвигаемый под контролем возглавляемой США международной коалиции, 

союз арабских шейхов с курдами, под эгидой СДС, носит вынужденный и временный характер. Арабы вынуждены считаться с курдами в силу того лишь, что, по плану переустройства Западом системы управления регионом, арабским «аширетам» отводится роль контроля процесса добычи нефти и ее переработки, сообразно имеющимся промышленным мощностям. По сути это выглядит как закрепление территориальной привязки племен к насиженным землям. 

Курды же получили объективное преимущество, поскольку им отдана нефтяная логистика. И главное – именно с курдской Автономной администрацией заключила контракт на разработку нефтяных месторождений американская компания Delta Energy. 

Конечно же, контролировать нефтяные поля важно, но какой толк от того, что ты сидишь на море нефти, если не можешь ее продавать и что важнее доставлять…

Это, кстати, во многом объясняет, почему «ИГ», в течение 5 лет контролируя провинцию Дейр эз-Зор, не стало штурмовать саму столицу провинции, предпочтя штурму блокаду. Основные ресурсы были итак в руках террористов, а открытость границы с Ираком давала возможность для беспрепятственного вывоза нефти, откуда она уже отправлялась на Запад как добытая в Ираке под контролем бойцов из конфедерации Шаммар. 

Распространение идей джихада в этой среде на фоне традиционной склонности представителей племенных структур к силовой психологии дало плодородную почву для прорастания семян салафизма и иных версий исламского радикализма. 

Три недели назад Дамаск предпринял попытку всерьез расшатать ситуацию в регионе, инспирировав убийство шейха наиболее влиятельного в регионе племени Аль-Аккъидат – Ибрахима Халиль аль-Джаадан аль-Хифла. И только лишь поимка группы провокаторов из сирийской военной разведки позволила снизить градус напряженности в регионе. Вообще, надо отдать должное Дамаску. Удар был нанесен реально в самый сложный невралгический узел арабо-курдских отношений в регионе и в самый сложный для них момент. 

Этот момент связан с изменением самой архитектуры Заевфратья – США начали активно переформатировать регион. По их замыслам сейчас постепенно из Рожавы выдавливаются структуры, аффилированные с Рабочей партией Курдистана (РПК), вытесняется влияние Партии Демократический союз (PYD), на его место заводится Курдский национальный конгресс, который связан с Демократической партией Курдистана в Сирии (ДПК-С) и замыкается на ДПК Масуда Барзани в Ираке. Логика американцев понятна и проста. Выполняя такой реверанс, они показывают перед Анкарой, что привержены отношениям стратегического партнерства с Турцией. Не мудрено, ведь на фоне растущего влияния в регионе СДС и лично Мазлума Абди, явно раздраженная Турция, атаками беспилотников по складам с военным имуществом СДС в Эль-Хасаке и ударом по Дарбасие, когда там находились российские военнослужащие, высказало свою жесткую позицию. 

Поэтому командующему СДС генералу Мазлуму Абди отводится, и теперь это стало уже абсолютно очевидно, инструментальная роль обеспечения безопасности нефтяной логистики. Поля и добыча нефти отданы «аширетам», правда, без права на транспортировку. 

Получается, что США окончательно легитимизировали свое присутствие в Заевфратье, прежде всего, путем заключения американской нефтяной компанией Delta Energy соглашения с министерством природных ресурсов Автономной администрации Северной Сирии и кооптацией местных шейхов в систему дележки регионального пирога. 

Попытка раскрутить в СМИ тему о возобновлении в регионе активности «спящих ячеек» «ИГ» – это как раз повод и обоснование пролонгации размещения в Заевратье сил международной коалиции для обеспечения реализации западных нефтяных контрактов. 

Прослеживаемый интерес Дамаска, который, будучи не в силах повлиять на обстановку в Заевфратье, пытается внести разлад в союз между арабами и курдами в регионе, вряд ли существенно помешает СДС вместе с шейхами добывать нефть, продавая ее на внешний рынок.Но внести нотку нестабильности – определенно сможет. Не будем однозначно утверждать, что это так, но стоит признать, что такой сценарий допустим. 

Плюс к тому мы же учитываем, что Дамаск покупает у курдов нефть по ценам, которые ниже рыночных. И тут нельзя исключать, что фактическая легитимация США своей нефтяной дипломатии с курдами – под патронажем международной коалиции – и проистекающая из этого потенциальная возможность для курдов взвинтить цены для Дамаска на добываемую нефть явно не входит в сферу интересов алавитской элиты. Время покажет, насколько наши предположения верны…

Рассмотрев организацию и динамику племенных структур юго-востока Сирии, стоит подытожить главное – выстраивание взаимного диалога между шейхами «аширетов» и курдскими военно-политическими формированиями Заевфратья – это все же вынужденная необходимость как для «аширетов», так и для курдских лидеров. Сейчас она продиктована общностью экономических интересов в области добычи и транспортировки углеводородов. Несмотря на всю шаткость этого союза, который существует с «благословения» главного гегемона в регионе – США, коалиция сумела кооптировать и арабов, и курдов в единую структуру, хотя еще не давно шейхи отправляли своих бойцов на штурм Кобани. Война войной, а когда встал вопрос о деньгах, все проглотили взаимные обиды. Надолго ли, вопрос открытый…

Источник - @mahkorkmaz .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5