Отчанье может привести к надлому в сознании нашего народа.

Мы подходим к критическому моменту нашего существования, к каким-то испытаниям, вызовам, на которые необходимо будет давать ответы. И есть опасность катастрофического развития событий; негативных сценариев на самом деле больше, чем позитивных. Как мы проскочим через все это? Хватит ли у нас сознательности, мужества, сплоченности, чтобы сохранить страну и себя, как народ? Это все пока неизвестно. Одна из этих угроз заключается в том, что действия власти подталкивают наш народ к идее антигосударственности, беспредельной анархии, замешанной на коллективном психозе, когда пробудившаяся ненависть просто сметет все и вся, и от страны останутся одни головешки. 

Я недавно беседовал в интернете с одним своим знакомым, который своими доводами эту угрозу, как мне показалось, очень ярко иллюстрирует. С его разрешения, решил разместить часть этого нашего диалога, подправив стилистику и уточнив цитаты. Позже я хочу написать материал о том, что отчаявшимися людьми может овладеть Танатос, воля к смерти, которая будет искать выхода. 

-...мне кажется, что сейчас настал решающий момент, когда мы либо ответим на вызов и пробудимся, как народ, либо погибнем...

- Мне кажется, что уже слишком поздно. Мы живём средь призрачных теней. Средь симулякров. Говорим: государство, народ, власть. А все давно уже не так, категорически не так. То пакостное и зловонное образование, что существует нынче в России, не является государством, в нем нет никакого государственного смысла. Внешние формы ни о чем не говорят: и бандит, и хирург держат в руках нож, но нельзя сказать, что бандит делает своей жертве хирургическую операцию. Российская псевдовласть нас не лечит, а убивает. Государственность для этой силы - мимикрия, а не суть. Но такой же симулякр и народ. Мы называем народом то, что народом уже не является. Общности нет, организма нет, все умерло и распалось.

- Мне кажется, что ты слишком категоричен. Наше государство, народ находятся в глубоком кризисе, чтобы из него выйти, требуется осторожная работа, как у того же хирурга. Скажем, что нечего уже терять и тем самым поможем силам демонтирующим Россию. В том и отличие подлинного патриота, что он хочет спасти страну, а не взорвать...

- Да, да патриотизм, давай ещё вспомним воодушевляющие стишки и песенки, чтобы испытать гордость за свою страну. Представляешь, ещё находятся дебилы, испытывающие гордость за эту страну, которую они с какой-то стати называют "нашей". Пожалуй, за эту дурь уже надо сажать, ведь это наглая претензия на чужую частную собственность. В этой стране уже нет нашего, руки прочь от чужого добра! В современной России так называемому гражданину ничего не принадлежит. Один мой глумливый друг потешается над этим: "Мы должны защищать страну, а то придут американцы и отнимут у нас нашу нефть и газ!" Нефть и газ давно не наши. И даже если ты рыбку поймаешь лишнюю, тебя оштрафуют или сарай на дачном участке поставишь. И даже дети не принадлежат дорогим россиянам. Придут органы опеки и заберут, если возникнет такая надобность. И самого гражданина запрут за решетку за какой-нибудь лайк под постом. Это не наша страна, это их (ихняя) собственность. Они забрали себе страну вместе с нами... Такая вот государственность. Такой вот патриотизм. Как там? "Россия великая наша держава". Все ложь - что наша, и что это держава. Это другое.

- Да не надо мне это говорить, я это все понимаю. Но нельзя же для очистки дома от тараканов спалить его до основания. Мы хотим спасти страну, а не уничтожить.

- А ты уверен, что есть  что ещё спасать? Про современную Россию сложил некогда стихи Шарль Бодлер:

Вы помните ли то, что видели мы летом?
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом,
Среди рыжеющей травы?

Полуистлевшая, она, раскинув ноги,
Подобно девке площадной,
Бесстыдно, брюхом вверх лежала у дороги,
Зловонный выделяя гной.

И солнце эту гниль палило с небосвода,
Чтобы останки сжечь дотла,
Чтоб слитое в одном великая Природа
Разъединенным приняла.

И в небо щерились уже куски скелета,
Большим подобные цветам.
От смрада на лугу, в душистом зное лета,
Едва не стало дурно вам.

Спеша на пиршество, жужжащей тучей мухи
Над мерзкой грудою вились,
И черви ползали и копошились в брюхе,
Как черная густая слизь.

Мы - падаль, а наши господа - пожирающие нас черви. Все самое худшее уже случилось, нам нанесли удар и мы погибли. Все, что осталось от народа - это черная густая слизь, над которой роятся мухи. Это фатально и необратимо.

Розанов написал когда-то в "Опавших листьях", что когда от России останутся только обглоданные кости, тот будет "русский", кто будет плакать около этого остова, никому не нужного и всеми плюнутого. Но у меня уже нет слез, я их выплакала за тридцать лет надругательства... У меня лишь осталась идейка, что если бы мы ещё как народ сохранили бы тень жизни, то нам следовало бы сделать последнее усилие - сдаться кому-нибудь в плен. В один прекрасный день все бросить и выйти на улицу с поднятыми руками и крикнуть куда-нибудь "Мы сдаемся! Придите и владейте!" Кто сказал, что эта оккупация будет хуже нынешней российской власти? Я ненавижу жирные, наглые рожи наших господ намного больше, чем рожи американских империалистов или исламских фундаменталистов. А этот власовский триколор вызывает у меня примерно такие же чувства, какие вызывал нацисткий флаг у белорусского партизана. Ну, хорошо, давайте сдадимся не Америке, а Китаю, напишем письмо китайскому императору, что желаем стать его подданными. У китайцев есть хороший обычай - расстреливать воров и коррупционеров  на стадионах. И мы обставим свою капитуляцию лишь одним условием: пусть китайские товарищи устроят нам праздник - посадят всех наших господ на кол на Красной площади, а мы будем смотреть на их мучения и впервые за тридцать лет испытаем радость. Будем сидеть перед телевизорами, смотреть прямую трансляцию, жрать попкорн и хохотать, как безумные.  Разве не здорово? Классная же идея. Порадуемся напоследок, а там пусть китайские партнёры пускают нас хоть на корм рыбам, все равно наш исторический путь закончился и без разницы - кто и как уберет нашу смрадную гниль...

- И что хорошего в этом проекте? Утолим свою ярость, а Россия исчезнет.

- Я уже не верю в лучшее, не надеюсь, что нам станет лучше, что появится свет в конце туннеля. Я хочу чтобы нашим господам стало плохо, хочу насладится и упиться их горем... Больше ничего не надо.

- Ну это не спасение, а все тот же финальный конец, мрачное, бесплодное отчаянье…

- Да, отчаянье. Но разве это плохо? Отчайся, отчайся же наконец! Не можешь? Пребываешь в полусонном состоянии? В этом и проблема, а вовсе не в отчаянии. Отчаянье могло бы стать спасением, но ты мертв,  и не способен на такое сильно чувство, как отчаянье. "Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих". Бог пребывает в крайностях, а теплая середина проклята и извергнута. Мы теплая черная слизь, и не надо там в тщетных иллюзиях питать надежду, что нас все равно любит Бог - Он от нас отвернулся. Мы прокляты и отвергнуты потому, что предали самое главное в себе. Погасили искру Божию, и вот мы просто труп, гниющая падаль и ничего больше.

- Ты в своей депрессивной истерике доходишь уже до русофобии. Народ и так пытается выживать в тяжёлых условиях, чудом ещё что сохраняет, вопреки всему.

- Ради чего живёт современный рассиянин? Ради чего он тянет свое безнадежное существование? Чтобы продлить позорную участь жалкого, растоптанного раба? Чтобы вырастить своих детей для ещё более ужасного и позорного рабства, ведь ситуация в этой зоне стремительно ухудшается. Завтра будет хуже, чем сегодня! Это позорная жизнь, не достойная, чтобы ее прожить. И не надо питать иллюзий, что такой позор будет вознагражден за гробом: даже там позор остаётся позором. "Божественная комедия" Данте описывает такую картину:

Там вздохи, плач и исступленный крик 
Во тьме беззвездной были так велики, 

Что поначалу я в слезах поник. 
Обрывки всех наречий, ропот дикий, 
Слова, в которых боль, и гнев, и страх, 
Плесканье рук, и жалобы, и всклики 
Сливались в гул, без времени, в веках, 
Кружащийся во мгле неозаренной, 
Как бурным вихрем возмущенный прах. 
И я, с главою, ужасом стесненной: 
"Чей это крик? - едва спросить посмел. 
- Какой толпы, страданьем побежденной?" 
И вождь в ответ: "То горестный удел 
Тех жалких душ, что прожили, не зная 
Ни славы, ни позора смертных дел.
И с ними ангелов дурная стая, 
Что, не восстав, была и не верна 
Всевышнему, средину соблюдая. 
Их свергло небо, не терпя пятна; 
И пропасть Ада их не принимает, 
Иначе возгордилась бы вина". 
И я: "Учитель, что их так терзает 
И понуждает к жалобам таким?" 
А он: "Ответ недолгий подобает. 
И смертный час для них недостижим, 
И эта жизнь настолько нестерпима, 
Что все другое было б легче им. 
Их память на земле невоскресима; 
От них и суд, и милость отошли. 
Они не стоят слов: взгляни - и мимо!" 

Ничтожные не стоят даже слов, он небытие достойное небытия. Их память на земле невоскресима. Грех, злодейство - является деяниями, поступками, проявлениями злой воли, которая удостаивается Божьего внимания, проклятья и увековечивания, бессмертия в аду. А ничтожный не имеет воли, не имеет поступков, и поэтом он удостаивается небытия.

В драме Ибсена есть такая сцена:  Пер Гюнт встречает на улице  Пуговичника, который ему говорит: "Прыгай в мой котелок! Я - Пуговичник. Я делаю из трухлявых людей, как ты Полезные Вещи - ложки и пуговицы. Вас таких - миллионы". Пуговичник имеет власть решать (еще до Страшного Суда), что произойдет с теми, кто жил «не шатко, не валко», и никакими серьезными поступками не отличался, ни хорошими, ни плохими. Кто не стремился к святости, но и великих подлостей не совершал. 

Пер Гюнт в ужасе убегает и пытается найти спасение даже у дьявола: пусть будет ад, но не полное уничтожение. Дьявол у Ибсена - Сухопарый. Добыча Сухопарого – только немногие грешники, совершившие крупные греховные поступки. Когда Пер Гюнт говорит: «Поступков en gros (в больших масштабах) избегал я всегда», Сухопарый отвечает: «Тогда от меня вы держитесь вдали».

Адское бессмертие надо ещё заслужить.

- Так что же - возможно спасение через грех?

- Спасение через поступок...

- Любой?

- Любой Поступок с большой буквы - проявление субъектности.

- Даже самоубийство?

- Самоубийство - безусловно поступок. 

- Человек же самоотрицает себя? Разве в этом нет жажды небытия?

- Человек отрицает посюстороннюю жизнь, ее ценность, он отказывается жить любой ценой в рабства и подлости. Самый главная цепь раба - это страх. А король страха  - страх смерти. Почему раб становится рабом, двуногим орудием, как называли рабов греки? Раб мог не жить как раб. Он мог бы наброситься с ножом на господина и погибнуть или сброситься со скалы. Но он соглашается жить в позоре, и это согласие делает его позорным орудием чужой воли. Представление о том, что жизнь важнее всего, любой ценой. Самоубийца по крайней мере побеждает этот страх и уже потому он не ничтожный, не раб. Он может быть заслужит вечное проклятье, но не плавильную кружку Пуговичника...

- Но это же дезертирство, жалкое бегство.

- Даже бегство - поступок. Человек убегающий из жизни – что-то делает. Человек, понявший, что Россия обречена и выезжающий с семье за границу, - что-то делает, спасет своих близких. А ничтожный не делает ничего. Он черная инертная слизь, пища червей и навозных мух. Он то, от чего отлетела жизнь, душа, безвольное небытие... Он и уйдет в небытие. 
Есть у Стивена Кинга рассказик "Лангольеры". Лангольеры - это такие прожорливые существа, фактически состоящие из одной пасти. Они пожирают мир вчерашнего дня, из которого ушла жизнь, подбирают затухающий след жизни...Так вот, российская элита - это Лангольеры. Сейчас граждане спохватились: «Да что это такое деется!».. Но самое страшное уже случилось, жизнь уже ушла...

Источник - worldcrisis.ru .

• • 40
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5