чем дальше в прошлое - тем глубже ностальгия

Если о прекрасных свойствах советской школы ещё можно спорить, то в дивных качествах дореволюционной гимназии — сомневаться нынче просто неприлично. Она в сегодняшнем общественном сознании проходит по ведомству "России, которую мы потеряли" и о чём можно лишь вздыхать. Там скользили по паркетам "гимназистки румяные", стрекотавшие по-французски, там вдумчивые гимназисты под руководством высококультурных наставников читали в оригинале "Записки о Галльской войне" Юлия Цезаря и штудировали логику, которую время от времени предлагают возродить в школьном курсе то те, то другие нынешние активисты. 

Меж тем люди, жившие в те годы, ругали тогдашнюю школу в хвост и в гриву. Василий Розанов, гимназический учитель и отец семейства, известный публицист, собрал свои статьи о школе в сборник "Сумерки просвещения". Откроем этот сборник и "гимназистки румяные", героини наших фантазий, в ужасе разбегутся. Вот впечатления знающего дело современника: "Известен "меланхолически-наказующий" тон наших школ, где всё проникнуто… недоверием к ученику… наказанием — как панацеей всех зол… какою-то грустью и раздражением, которые одни связывают учеников и учителей в "духовно-нищенское братство" <…> детвора кучею гонится к экзаменам, где у неё спрашивают выучку учебника; а в воспитании ограничиваются тем, чтобы ученик "не грубил и не имел лишних мыслей"", "если кто имеет вид унылый и молчит — поведения отличного, посвежее ученик — хорошего, весёлый — удовлетворительного; если кто имеет свои мысли — поведения посредственного и ненадежён; если имеет фантазию, воображение, творчество — худ, опасен и должен быть поспешнее выгнан". 

Столь же непримирим сверхпопулярный до революции публицист М. Меньшиков: "На государственный счёт одно поколение за другим проводит образовательный свой возраст в том, чтобы прикоснуться ко всему и не научиться ничему. И это называется образованием! <…> Любая бездарность, любое неудачничество, запасшись той фальшивой бумажкой, что называется университетским дипломом, идёт в гимназию и требует места наставника. Ему дают оклад, чины — до генерального — и вместе с казённым содержанием право портить детей, внушать им какие угодно бредни" (из статьи "Бессословная школа"). 

Все, писавшие о государственной дореволюционной гимназии, отмечали дух формализма и казёнщины, который Чехов воплотил в образе "человека в футляре" — гимназического учителя. 

Некоторый уровень подготовки достигался двумя вещами. Во-первых, обучение в гимназии считалось ценным благом, за которое семья платила, доступным не всем, а потому ученики в меру сил старались. Во-вторых, за неспособность и нерадение с лёгкостью выгоняли. Этого инструмента была лишена советская школа, вынужденная тащить всех — сначала восемь, а потом и десять лет. 

Как альтернатива казёнщине стали появляться частные гимназии. Их учреждали энтузиасты, мечтавшие о гуманной педагогике, индивидуальном подходе, о неформальных отношениях между учениками и учителями. Иногда получалось хорошо. Моя бабушка окончила незадолго до революции московскую частную гимназию Варвары Павловны фон Дервис, где жила в пансионе. Вспоминала школу с добрым чувством. Училась она очень старательно: для девочки "из крестьян Волынской губернии" (как сказано в свидетельстве об окончании церковно-приходской школы) это был шанс выбиться в люди. 

Когда произошла Октябрьская революция, дореволюционная гимназия была свергнута и проклята как оплот старого режима. Однако после десятилетия педагогических экспериментов, расшатавших всякую дисциплину, вернулись к старой школе, взяв за образец царскую гимназию, даже скорее реальное училище, ориентированное до революции на техническое, агрономическое образование. Требовались кадры для форсированной индустриализации, иных образцов не было в наличии, а рассуждать и обсуждать — не было времени. Были твёрдые программы, стабильные учебники, единые методики, всех чесали под одну гребёнку. Все дети Советского Союза в одно и то же время проходили закон Ома или причины Французской революции. 

Начиная с 60-х годов подспудно нарастал протест против единообразия и формализма советской школы (как когда-то царской гимназии). Как только дозволили — принялись создавать разномастные и разнокалиберные частные и получастные "школы радости", "сотрудничества", "будущего", классические, авангардные, православные. Иногда это был циничный сбор денег с родителей, иногда — подлинный энтузиазм. 

Но вот прошло двадцать лет — и что же? Никаких впечатляющих результатов все эти "школы сотрудничества" не достигли, многие просто развлекали детей, а не учили. Основой остаётся "казённая" школа, которую ругает всяк кому не лень, и часто за дело. Мне думается, что школой недовольны во все времена все народы мира. 

Уверена: начнись сегодня новая индустриализация — школа снова станет более строгой и целенаправленной. И дисциплинированной. Потому что цели без дисциплины не достигнешь. Ученик по-латыни так и назывался: discipulus. 

Татьяна Воеводина

• • 100
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5