Была бы шляпа, пальто из драпа,
А к ним живот и голова.
Была бы водка, а к водке — глотка,
Все остальное трын-трава.

(Песня анархистов из кинофильма «Оптимистическая трагедия»)

Не так давно на страницах «ВО», как всегда, зашла полемика о товарище Сталине, и всё бы это ничего. Ведь обсуждаем же мы исторических венценосцев — от Кира до Калигулы и от Гелиогабала до Робеспьера, и иных. Почему нет? Напротив, любое публичное обсуждение полезно, поскольку позволяет выявить грани человеческого невежества и степень мифологизации общества. И вот тут-то, увы, как раз и выясняются чудеса. Например, что пролетариат, то есть рабочий класс, у нас до сих пор однороден. Что с народом российским коммунистам-революционерам очень не повезло — сначала он был малограмотным от природы, а затем стал малограмотным по причине гибели всех грамотных и «правильных коммунистов» в годы ВОВ, ну и так далее. Не говоря уже о каком-то прямо-таки чудовищном количестве троцкистов в СССР, в самые разные годы совративших невинность всех остальных, и каких-то по факту всемогущих и всепроникающих. Впору назвать очередной плач на эту тему «Мировая мафия троцкистов против СССР», но не хочется отнимать у других корку хлеба… А вот о рабочем классе поговорить бы явно не мешало, поскольку здесь в умах многих посещающих «ВО» просто полный разброд и шатание. 

Начнем с того, что многие сейчас любят говорить о том, что, какой, дескать, сегодня рабочий класс, когда «все заводы стоят». Но стоят ли? Понятно, что самое последнее дело ссылаться в таких сложных вопросах на свой собственный личный опыт, равно как и на опыт друзей, родственников, родственников друзей и друзей родственников, однако некоторые воспоминания «по теме» я все же считаю допустимыми. В частности, это касается моих детских воспоминаний о рабочем классе, поскольку никакой идеологией они еще «замутнены» не были.

Родился я и вырос на улице Пролетарской (г. Пенза), существующей и поныне, хотя и сильно изменившейся. Так вот, каждое утро я просыпался от топота ног. Люди потоком шли на велосипедный завод (завод им. Фрунзе) утром и так же потоком возвращались после 17 часов. Летом к этому времени моя бабушка обычно собирала несколько ведер опадавших яблок и выносила их тарелками на лавочку у калитки к сидевшему там моему деду. Такое у него было хобби – сидеть на лавочке и… люди, шедшие мимо, подходили к нему и покупали миску яблок. Бабушка не дорожилась, просила по 10-15 копеек, и все яблоки разбирались очень быстро. На улице играть в это время было невозможно: так много по ней проходило людей. Потом уже в школе я узнал, что на заводе работало 40 тысяч человек. Делали там не только велосипеды, а еще и оружие, но какое именно, точно никто не знал. Водили нас туда и на экскурсии по цехам, но показывали лишь гальванический цех, сборочный и деревообрабатывающий, где мы набирали себе отличных гладких деревянных чурочек для выстругивания лодочек.

 Проходная завода им. Фрунзе в советское время, где и работали эти 40 тысяч мужчин и женщин.

Все родители моих сверстников, мальчишек, с которыми я играл, работали на этом заводе, причем и отцы, и матери.

Особенно хорошо мне была знакома семья соседей Мулиных, живших от меня через забор в старом многоквартирном деревянном доме, напоминавшем кроличью нору. Семья состояла из пяти человек. Отец, мать, старая бабка и двое мальчишек – младший Женька и старший Сашка. Первый моложе меня, второй немного старше. Работали двое взрослых, а жили вот так: одна большая комната, похожая на пенал и разделенная печкой на две половины, и холодные, хотя и большие сени. В передней части это «пенала» было два окна и стоял комод, полуторная кровать для отца с матерью (и как там они помещались только!), шифоньер и стол, а еще тумбочка и на ней телевизор (после 1961 года). В задней части две кровати для мальчишек и сундук для бабки. Ну, а все удобства были естественно во дворе. Еду готовили летом на примусе в сенях, а зимой на печке. Обычно это были щи и жареная картошка. И все! Да, на стенах под обоями у них периодически водились маленькие красные жучки (я не знал, что это клопы), но, когда рассказал о них дома, мне строго-настрого запретили туда ходить. Были дома с условиями получше – дом, где жил пилот местного авиаотряда, а были и еще хуже, например, дом «Саньки-сопливого», мальчика с постоянными соплями ярко зеленого цвета, которого считалось приличным периодически за эти сопли поколачивать.

 Автор (в центре) и его товарищи Мулины – Сашка и Женька (и соседская девочка), а еще мальчик Витя (в клетчатой рубашке). Снимок сделан летом 1962 года. Кстати, позади за забором видна крыша сортира уже в моем дворе – судя по ее высоте сооружение это было просто монументальное. Дед досок не пожалел! Кстати, снимок сделан ведь в городе, но… на фото самая настоящая деревня с рукомойником на улице и крынками на заборе. На нас надеты сатиновые шаровары и майки. На ногах вьетнамские полукеды. Не у всех. В общем – типичные обитатели Гарлема… Сейчас даже цыганята лучше одеты, чем одевались тогда мы – дети советских рабочих и служащих.

Жили в таких условиях эти Мулины до 1968 года, когда благодаря косыгинской реформе для рабочих ЗИФа начали строить дома, а зарплату им повысили до 320 рублей, так что она сравнялась с заработком моей матери. И если раньше они, приходя ко мне домой, завидовали мне, то теперь придя к ним в новую квартиру, позавидовал им уже я. Особенно мне понравилась ужасная лакированная мебель из ДСП, но в то время я не знал, что она ужасная, и считал эти дрова верхом красоты и элегантности.

Что еще я знал в то время о рабочих? Что периодически они напиваются и пьяные валяются под забором. Обычно такое бывало в день получки. Особо-то валяющихся я не видел, наверное, просто не везло. А вот пошатывающихся граждан встречал немало.

Потом уже в пятом классе, когда я заленился как следует учиться, поскольку мама была в аспирантуре в Москве, она мне объяснила, что хорошо учиться – моя обязанность, а не то «ты станешь рабочим, вот как Сашкин и Женькин отец» (тот не сильно запивал, совсем нет, но, бывает, навеселе появлялся, и тогда в доме у них стояла ругань еще та). «А у нас все равны!» – смело заявил я, набравшись в школе основ марксизма-ленинизма, на что получил интересную отповедь: «Да, равны, но некоторые равнее других!», и это при том, что Оруэлла она точно читать не могла. А потом мне было заявлено, что если только ты станешь рабочим и придешь после первой получки пьяным и облеванным, «я оторву тебя от сердца и сына у меня не будет!» Для пятиклассника, воспитывавшегося до этого с дедушкой, бабушкой и мамой, при папе, который был «где-то там», это, конечно, был не просто удар, а самый настоящий нокаут. Так что к 10-ому классу я практически все, кроме математики, свои «хвосты» выправил.

 Еще одно фото, сделанное в тот же день. Такие вот мы были, «пацаны с Пролетарской». «Когда я был мальчишкой, носил я брюки клеш, соломенную шляпу, в кармане финский нож…» Любили мы эту песню!

Ну, а потом был вуз, деревня, где люди оказались… «еще более странными, чем на улице Пролетарской», а там опять вуз и аспирантура. Все это время рабочих я если и видел, то лишь в тех случаях, когда приходил на тот или иной завод читать им лекции по линии РК КПСС. И вот тут-то мне пришлось познакомиться с рабочим классом несколько с иной стороны, а именно – по документам партийных архивов. Вышло так, что мои товарищи по аспирантуре писали диссертации как раз по партийному руководству… чем-то там промышленным, тогда как темой моей работы было партийное руководство научно-техническим творчеством студентов Среднего Поволжья в 9-ой пятилетке. Ну и, конечно, мы обменивались информацией, читали друг другу наиболее одиозные примеры. Кроме того, как лектору РК КПСС мне приходилось постоянно «повышать квалификацию», посещать лекции инструкторов ЦК, которые периодически к нам приезжали и… наставляли – что можно говорить народу, а чего нельзя и как лучше отвечать на разные каверзные вопросы.

 От одной из таких встреч, состоявшейся осенью 1985 года буквально за месяц до моего отъезда в Куйбышев (Самару), у меня осталась теперь уже растрепанная и засаленная записная книжка, где еще перьевой ручкой синими чернилами было записано (слева), что у нас в области 40% трудоспособного населения занято ручным трудом, то есть… с производительностью труда дела у нас очень плохи. Что в сельском хозяйстве СССР сельским трудом занято 27 млн. человек, и они не могут вдосталь обеспечить страну продовольствием, а в США таких все 4,5 млн., и они кормят всю свою страну и еще на продовольственную помощь хватает. Дефицит рабочей силы в рамках опять же Пензенской области 40 тыс. человек, и их негде взять, а самая трудная будет 13 пятилетка – поскольку будет задействовано 94% трудоспособного населения, а резервов нет. Справа интересные цифры по ракетам, которые можно было озвучить и сказать, как будут сокращаться МБР и сколько их у нас, и сколько у них. А еще, что «Голос Америки» вещает на русском языке 17 часов в сутки и нам следует усилить контрпропаганду! Ну, а всякие завитушки появлялись, когда лектор говорил что-то банальное и неинтересное… это понятно.

Ну и знакомство с данными архивов тоже много чего дало, потому что там была ну просто очень интересная информация и о пьянстве в бригадах коммунистического труда, и о скандалах из-за квартир, и об антисоветских высказываниях ряда несознательных рабочих – одним словом вся жизнь.

Другим источником информации стали работы… да-да, основоположников марксизма, которые от нас требовали читать в полном объеме и, надо сказать, среди них встречалось много всего интересного. Здесь в первую очередь следует назвать работу Ленина «Развитие капитализма в России», которая написана им в 1896—1899 годах, и вышла вполне легально в конце марта 1899 года в небольшом петербургском издательстве М.И. Водовозовой тиражом 2400 экземпляров под псевдонимом Владимир Ленин. В работе использовано около 500 источников, а уровень ее научности и степень обобщения таковы, что по нынешним меркам за нее сразу можно было бы давать степень доктора социологических или экономических наук.

Продолжение следует…
Автор: В.Шпаковский

Источник - Военное обозрение .

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5