С момента распада советского блока, и установления в мире единой, глобальной системы разделения труда, описание мощи страны стало сводиться лишь к экономике, ну а оценка последней проводилась исключительно в категориях размера. Понятие «крупнейшие экономики мира» стало синонимом силы, мощи, устойчивости и значимости, а наиболее часто используемым критерием оказался бухгалтерский, по своей сути, показатель – ВВП. Вот только в условиях распада глобального мира, размер экономики перестал быть не то что единственным, но и даже важным при оценке средне и долгосрочных перспектив страны

Ранее я неоднократно показывал, что противостояние между странами и народами одновременно ведется по трем направлениям, фронтам: вооруженная борьба (война Ареса), торгово-экономическая борьба (война Афины) и психоисторическая борьба (война Аполлона). Все три вида противостояния были, есть и будут в истории человечества, вот только в разные эпохи и времена их вес и влияние на итоговый результат различны. В рамках процесса построения единого, глобального мира, монополия на психоисторические смыслы оказалась у правых либералов, а монополия на применение военной силы у США. Всем остальным осталось лишь соревноваться на торгово-экономическом поле, соблюдая установленные западными элитами правила.

Вот и жили мы в мире, где значимость стран оценивалась исключительно в терминах войны Афины. В результате, фраза про количество дивизий у Ватикана воспринималась большинством с усмешкой, как иллюстрация недальновидности и ограниченности И.В. Сталина, полностью игнорируя контекст и обстановку в мире. Да и приятно было чувствовать себя умнее «злобного, кровавого тирана» каждому «цивилизованному, современному человеку», не так ли?

Мир меняется, и нужно быть очень близоруким человеком, чтобы не замечать, что размер экономики уже перестал быть главным показателем мощи/силы страны. А ведь это только начало больших перемен.

Сила экономики

«Размер экономики» неудачный термин для генерального, сводного показателя, намного более верным будет «сила/мощь экономики». Вот только долгие десятилетия основное внимание уделяется именно размеру, игнорируя структуру и особенности. Громадные виртуальные/бухгалтерские пузыри, надуваемые в погоне за размером, махинации со статистикой, и призывы «удвоить ВВП за 10 лет», стали визитной карточной уходящей эпохи.

В периоды стабильности, данный редуцированный подход хоть как-то оправдывает себя, но в динамичных, быстро меняющихся, да еще и кризисных условиях необходимы другие методы оценки.

Для понимания ключевых элементов и связей, позволяющих оценить экономику, можно воспользоваться следующей довольно простой формулой.

 

Формула силы экономики

Наибольшую сложность и интерес представляет правый множитель – «сложность экономики», он требует пояснения и раскрытия.

В нефтепереработке есть хороший показатель – Индекс Нельсона, позволяющий оценить глубину и сложность переработки на конкретном заводе. Так один НПЗ с показателем 1,5 (чуть ли ни одна ректификационная колонна) гонит лишь дешевый прямогонный бензин, мазут и асфальт, а второй, с показателем 9-11, выдает исключительно дорогие и легкие продукты, без мазута и асфальта. Последние, получаемые из нефти при первичной переработки, полностью преобразуются в бензин, керосин, масла и т.д.

Лет 15 назад средний индекс в России был менее 3,5, в то время как в Европе он превышал 7-8. Собственно, вложения в переработку позволили исправить ситуацию, так Туапсинский НПЗ («Роснефть») был 1,2, а стал больше 9. И тут самое время вспомнить про «налоговый маневр», который делает экономически бессмысленным дальнейшую модернизацию, развитие НПЗ. Искренне надеюсь, что все авторы и радетели этого изменения лично будут осваивать месторождения на Таймыре.

Аналогичный показатель можно использовать при оценке сложности/глубины переработки ресурсов во всей экономике, при этом внимание следует уделять именно технологической сложности, а не распределению добавочной стоимости по цепочке.

Если смотреть исключительно на денежные показатели, то получается, что в современном производстве маркетинг, PR и прочие рентные платежи (а-ля авторские права) составляют в разы больше, чем собственно промышленное производство. Но достаточно пересмотреть сложившийся консенсус по распределению прибыли, что и будет делаться в ближайшее время на волне распада глобального мира, как вся постиндустриальная пена услуг осядет.

 

Сложность экономики

На картинке показана логика формирования такого индекса «Сложности экономики».

В рамках глобального мира показатель для «страны 1» составит 1*1,1+0,4*1,3+(0,4+0,2+0,6)*1,2=3,06, а для «страны 3» 1,2*3,0=3,6. Вот только в случае разрыва связей между странами, «страна 3» не сможет производить ничего. Кстати, 70%-80% экономики развитых стран состоит из элементов минимальной технологической сложности, максимальной рентабельности и расположенных в самом конце технологических цепочек. Вот все эти товарищи и пополнят ряды безработных, а экономики развитых стран съежатся даже меньше имеющегося промышленного производства – нечего оставлять у себя лишь отверточную сборку.

Таким образом, категория «размер» экономики очень ограниченно отражает ее состояние и практически не показывает перспективы ближайших лет. За понятием добавочной стоимости, выражаемой в денежном выражении, мы не видим реальной технологической сложности, самодостаточности, глубины переработки ресурсов в экономике. Вот и получается, что производительность труда в постиндустриальном маркетинге и финансах в разы больше, чем в наукоемком производстве.

Но кто сказал, что основная прибыль должна формироваться в добыче ресурсов, маркетинге и финансовых услугах? Может логичнее вернуться к системе – чем сложнее и технологичнее, тем больше прибыли там остается?

Устойчивость экономики в постглобальном мире

При распаде глобального мира, для отдельных стран и отраслей в них, возможны следующие основные варианты:

• полное исчезновение технологической цепочки;
• локализация (импортозамещение) у себя отсутствующих элементов, с падением объемов и качества, создание параллельных цепочек по всему миру;
• выстраивание новых связей в рамках больших регионов, формирование союзов между странами, захват чужих территорий и активов;
• восстановление более простых, ранее ликвидированных технологических цепочек.

Кстати, практически любой негативный пример можно найти на Украине, чего там только не было в плане развала и слома.

В условиях распада глобальной мировой экономики, в относительно лучшем положении оказываются не те страны и регионы, что сейчас формируют высокую добавочную стоимость и гордящиеся высокой производительностью труда, а обладающие:

• доступ к ресурсам;
• высокий уровень локализации, замкнутости технологических цепочек;
• способность быстро провести локализацию и замещение элементов цепочек, пусть даже с падением качества и объема конечной продукции;
• способные «договориться» с другими на почве взаимного дополнения.

Вот у кого лучше среднесрочные перспективы на Ближнем Востоке, у сидевшего несколько лет в полуизоляции Ирана, или плотно встроенных в глобальную экономику Саудовской Аравии и Турции? Какие перспективы у Японии или Британии в свободном плавании? Вот и получается, что текущие рассуждения про размер ВВП мало показательны на горизонте даже среднесрочного будущего (3-5 лет), не говоря уже про долгосрочные перспективы.

А далее интересный момент, индекс сложности учитывает не пропускную способность/потенциал, а реально проходящий поток, т.е. даже если у страны остается возможность производства, но нет конечного спроса/потребления, то влияние на сложность экономики этой цепочки нулевое. Какой толк Китаю от возможности произвести несколько сотен миллионов айфонов, если в конечное потребление пойдет всего несколько процентов, даже при условии исчезновения всех маркетинговых и рентных накруток.

И да, разрушение глобальных цепочек повлечет не перераспределение прибыли от маркетинга и ренты в пользу производства, а исчезновение платежей за маркетинг и ренту, т.е. падение себестоимости. Вот только структуру спроса (зарплаты исчезнут) от этого знатно перекорёжит – влияние обратных связей не стоит недооценивать.

 

Устойчивость экономики

Говоря про устойчивость экономики в будущем, следует исходить из сравнения силы экономики до и после распада глобального мира, т.е. после разрыва технологических цепочек. Также нужно учитывать способность к адаптации, жизни в условиях неопределенности и т.д. Если в статичных условиях влияние пассионарности на устойчивость экономики минимально, то в динамике, при резких изменениях, способность к активным и продуктивным действиям выходит на первое место. К влиянию высокого уровня пассионарности можно отнести развитие советской экономики в предвоенные и военные годы, где было место массовому и постоянному трудовому подвигу.

Таким образом, высокая встроенность стран в глобальную экономику будет иметь негативные последствия, особенно в условиях узкоотраслевой специализации. Что будет делать Британия без производства, но с много кушающим финансовым центром?

Особенно тяжело будет развитым странам, распределение прибыли в пользу экономики которых не оправдано, а потенциала, для локализации производственных цепочек и пассионарности населения крайне мало. Да и население с элитами слишком долго варились в идеологии отрицания производства (постиндустриальный мир), чтобы принять новые требования времени.

Резюме

Оценка экономики с позиции ее размера, суть денежного выражения формируемой/начисляемой добавочной стоимости, перестает быть актуальной, так как не позволяет предсказывать даже среднесрочные перспективы, не говоря уже о долгосрочном периоде. Для формирования работающих моделей необходимо уходить от бухгалтерских показателей вроде ВВП.

После распада СССР и советской системы разделения труда мы наблюдали последствия и механизмы дефрагментации единой экономики. Вот только в ближайшее время предстоит столкнуться с более сложным и менее предсказуемым процессом в пределах всего мира. С начала 90-х годов до последнего времени будущая конфигурация экономической системы была очевидна. Поэтому действовало простое правило – хоть чучелом, хоть тушкой, но встройся в существующую западную систему разделения труда. Сейчас же все сложнее – центров будет несколько, процесс их формирования будет индивидуальным и ни факт, что в данном конкретном случае успешным.

В этом отношении у России не все так плохо, как говорит нам официальная экономическая статистика и наука:

• сохранены многие технологические цепочки, пусть даже не в самом современном и эффективном виде – спасибо санкциям и необходимости защищаться от запада;
• есть навыки и умения восстанавливать выпадающие элементы – спасибо санкциям и разрыву связей с Украиной;
• наличествуют собственные ресурсы – природные ископаемые, энергия и др.;
• восстановлены вооруженные силы и имеется психоисторический потенциал для формирования и обеспечения безопасности собственного панрегиона;
• сложилось относительно малое (в сравнении с развитыми странами) количество постндустриальной пены в экономике;
• представлен относительно высокий уровень пассионарности и умение жить в условиях неопределенности.

Фактически, у России есть все основания, чтобы стать одним из экономических центров будущего мира и собрать свой панрегион, что не может не радовать.

Источник - Андрей Школьников .

• • 100
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5