Но и незалежная без России может существовать исключительно в двух ипостасях: как сильное независимое государство, последовательно и твердо придерживающееся политики нейтралитета, либо сырьевой придаток евро-атлантической цивилизации. Очевидно, что в бытии нашего восточного соседа реализуется второй сценарий. Особенно в свете событий последних пяти лет. А если точнее – с самого момента основания.

Удивляться нечему. Государство создавалось кучкой ориентированных на Запад политиков (поэтому реализация первого сценария оказалась невозможна), при этом вопреки воле значительной части населения, проживавшего в Крыму, Донбассе и на Харьковщине (читай, на Слободской Украине), по причинам социокультурным, бытовым и экономическим тяготевшего к России. Ибо и она, и названные регионы – часть единой Ойкумены. Но кто этот самый народ спрашивал? После распада СССР (точнее, сознательного его уничтожения) власть, словно первый декабрьский снег, толстыми хлопьями валилась на головы местечковых калифов на час.

Как результат их вполне прогнозируемой неумелой политики (какой опыт управления независимым государством был у бывшего советского идеолога Кравчука, производственника Кучмы или банковского служащего Ющенко?) Украина, не перешагнув тридцатилетний рубеж своего существования, уже пребывает в состоянии фактического распада, приправленного жесточайшим экономическим кризисом и номинальным характером государственной власти, о чем со всей очевидностью свидетельствует сравнительно недавняя встреча Владимира Зеленского с националистами в Донбассе, показавшая миру, кто в том доме хозяин.

Наиболее последовательную позицию занимает Макрон, пытающийся реанимировать концепцию де Голля: Европа от Лиссабона до Урала

А что происходит на просторах распадающихся стран, хорошо известно на печальном примере Ирака, Афганистана, Эфиопии, Ливии. В данной ситуации возникает вопрос: нам-то что делать в подобной ситуации? Просто наблюдать за коллапсом соседа?

Собственно, для ответа на все эти непростые вопросы следует обратиться к интеллектуальному наследию выдающегося российского ученого-антиковеда и мыслителя-геополитика Вадима Цымбурского. Я давно подбирался к написанию статьи, посвященной положению дел на Украине в свете геополитических построений исследователя, оказавшихся в значительной степени пророческими. Один из первых тезисов: нестандартность ситуации на Украине для западного политического истеблишмента. Вроде бы она не более чем буферная территория между двумя центрами силы и соответственно подлежит разделу, что испокон веков было присуще Старому Свету – делить все, что плохо лежит. И хрестоматийным примером тому печальная судьба Речи Посполитой во второй половине XVIII века.

Однако и тогда, и в середине ушедшего столетия, когда формировалась Потсдамско-Ялтинская система, наша страна представляла собой полноценного европейского игрока, во всяком случае именно таковым себя позиционировала правящая элита.

Замечу также, что и Екатерина II, и Сталин действовали в соответствии с некогда сформулированным Бисмарком курсом, оставшимся в истории как Realpolitik (формулировка, да, «железного канцлера», но проводить подобную политику в Европе начал еще кардинал Ришелье, поддержавший в ходе Тридцатилетней войны протестантскую Швецию в ее борьбе с императором-католиком Священной Римской империи Фердинандом II).

На современном этапе ситуация несколько иная. И потому вопрос о разделе Украины на сферы влияния (а он, несмотря на внешний цинизм, после распада СССР попросту не мог не возникнуть) наталкивается на ряд серьезнейших препятствий. Если Россия культурно и цивилизационно принадлежит Западу, то почему ее следует отделять какими-то лимитрофными территориями?

По поводу «европейской страны». Как известно, начиная со времен, когда Российская империя, а затем и СССР стали играть ключевую роль в концерте ведущих западных держав, отношение к ней носило двойственный характер: то она виделась вполне своей, то чужой – и, следуя терминологии Гегеля, населенной «неисторическим» народом.

Часть ныне правящей элиты Запада готова видеть в России часть евро-атлантической цивилизации. Наиболее последовательную позицию занимает, как известно, президент Франции Макрон, в ряде публичных заявлений (но не политических решений, во всяком случае пока) пытающийся реанимировать геополитическую концепцию де Голля: Европа от Лиссабона до Урала (в свою очередь генерал, по всей вероятности, пытался возродить соответствующую геополитическую идею Карла Хаусхофера, которую тот рассматривал в несколько ином ключе, подробнее – «Самурай из Третьего рейха»). Мыслящие подобного рода категориями политики только разводят руками: а что нам на Украине с русскими делить, коль у нас с ними единый культурно-цивилизационный код? Интегрировать ее вместе с Донбассом в Европу – и дело с концом.

Другой вопрос, что ни Макрон, ни кто-либо другой из политикума в Старом Свете не делают в европейской политике погоду. Вершится она за океаном. И Вашингтону в нынешних условиях ничего не остается, как попытаться разделить Украину с Россией на сферы влияния, коль не удается поставить ее под полный контроль, как Польшу или Прибалтику например. Однако ответные шаги со стороны Москвы возможны при ее внятной геополитической стратегии.

В отношении Украины со всей очевидностью проявилась «невнятность цивилизационной самоидентификации» (отчасти это находит выражение в «подвешенной» ситуации по отношению к ДНР и ЛНР), преодолеть которую сложно без обращения к наследию Цымбурского. А он еще в 1994-м писал о перспективах потери нашим восточным соседом Крыма, Донбасса и даже левобережья Днепра в случае, если Киев не сумеет преодолеть кризис государственности.

И кризис был вполне прогнозируемым, ибо на политическом небосклоне незалежной напрочь отсутствовали носители государственного мышления, ориентированные на интеграцию с Россией, вне которой преодоление социально-экономических проблем Украиной было и остается немыслимым по совершенно объективным причинам.

Столь же очевидным является нежелание США оказывать Киеву действенную экономическую помощь. Ибо второму после России государству на постсоветском пространстве отводилась роль сырьевого придатка и продовольственной базы для евро-атлантической цивилизации, частью которой Украину никто считать даже не собирается. Впрочем, то же самое можно сказать и о странах Восточной Европы, уровень благосостояния которых после распада СЭВ отнюдь не повысился, особенно что касается Польши, Румынии, Болгарии.

Разумеется, в условиях неминуемой военно-экономической слабости Украины перед российской политической элитой возникал соблазн отторжения части принадлежащих восточному соседу территорий. Цымбурский предлагал иную, более взвешенную стратегию: «Что же касается украинских дел, то глубочайший кризис этого государственного образования мог бы пойти на благо России, если она, твердо декларировав отказ от формального пересмотра нынешних границ, поддержит в условиях деградации украинской центральной власти возникновение с внешней стороны своих границ – в Левобережье, Крыму и Новороссии – дополнительно буферного слоя региональных «суверенитетов» в украинских рамках или вне их».

Оговорку нужно сделать по поводу Крыма, который имел важнейшее стратегическое значение для Соединенных Штатов, и никакой независимый статус полуострова даже в условиях ориентации его на Россию не давал Симферополю гарантию безопасности от возможной оккупации со стороны «светоча заокеанской демократии».

Но что касается Новороссии, то признание с формально-правовой точки зрения образовавшихся на ее территории республик станет демонстрацией намерений со стороны Кремля и подвигнет Запад выстраивать с нами отношения не в бесплодных переговорах и нереализуемых соглашениях, а в парадигме упомянутой выше Realpolitik. Другое дело, что рассуждая о возможном развале Украины, Цымбурский на исходе прошлого столетия не предполагал расширения НАТО на восток, поскольку считал, что включение в альянс бывших советских союзников по Варшавскому договору только ослабит его.

По понятным причинам, в наступившем тысячелетии ему пришлось корректировать свою позицию, предрекая выстраивание более тесных и партнерских отношений с Китаем, что, собственно, на современном этапе и происходит. Интересно, что в последние годы жизни Цымбурский (умер 23 марта 2009-го) размышлял о рациональности переноса столицы России на восток, ближе к ее реальному географическому центру и подальше от становящихся все более напряженными западных границ.

В данном случае он реанимировал идею, высказанную еще декабристами, а позже развитую Михаилом Венюковым («Дети каганата») и евразийцами, реализация которой со всей очевидностью свидетельствовала бы о повороте России на восток – процессе, как мне представляется, радикально прерванном Петром I, что сослужило для страны плохую службу, заставив ее таскать каштаны из огня для других. Свидетельства тому: Семилетняя война, когда русская кровь лилась в интересах Франции, суворовский поход в Италию, осуществленный ради возвращения ее в лоно Австрийской империи, участие в антинаполеоновских коалициях, сколачиваемых Англией, и наконец, Первая мировая – во имя спасения Третьей Республики от разгрома (в России кучка зажравшихся господ также желала получить дивиденды в виде проливов, только вряд ли им бы их кто дал).

На современном этапе Россия должна вернуться к стратегии цивилизационного реализма. Именно подобной концепции придерживался Цымбурский: «Россия и Евро-Атлантика признаются отдельными цивилизациями со своей орбитой тяготения, в случае России – гораздо более скромной, но тем не менее реальной. Русский мир в этом смысле освобождается от узкоэтнической трактовки, поскольку в это пространство могут быть включены и другие народы, тяготеющие к российской цивилизации, в частности абхазы и осетины, но вполне возможно, что и белорусы, и гагаузы, и таджики, а также сербы и целый ряд других народов, которые будут стремиться остаться в цивилизационном поле России. Территориальная целостность государств, в которых существует неодинаковое представление об их цивилизационной идентичности и в которых ориентация на Россию характерна для целого ряда регионов, ставится нашей страной в зависимость от нейтрального статуса этих стран и готовности признавать Русский мир в качестве культурно-политической реальности».

Дело за малым – признанием евро-атлантической цивилизацией за Русским миром (именно в культурологическом, а не пропагандистском плане) права на существование. Подобное возможно, если мы будем вести с Западом диалог с позиции силы (иной формат он попросту не воспринимает) и при ясно сформулированной геополитической стратегии. Что с Украиной (без Донбасса, разумеется)? Ей решать: стать ли частью Русского мира или сырьевым придатком Запада.

Игорь Ходаков,
кандидат исторических наук