Версий, истолковывающих последний лондонский скандал в рамках линии той или иной интриги и выгоды тех или иных политических сил, может быть множество.

Тереза Мэй. Фото с сайта nsn.fm

Это может быть выгодно нынешнему правительству Англии, чтобы переключить внимание с накапливающегося внутреннего недовольства на внешние темы - все-таки инспирированные той же Терезой Мэй внеочередные парламентские выборы оказались для нее крайне неудачными.

Это может быть выгодно части британской элиты для подготовки общественного мнения к переходу королевства с российского на американский сжиженный газ: экономически это будет невыгодно, но политически – закрепит поддержку со стороны Соединенных Штатов.

Это может быть выгодно для повышения активности и удельного веса Англии в международных и в частности, евроатлантических отношениях: когда-то ровно так же Черчилль, проиграв парламентские выборы 1945 года, через полгода речью в Фултоне постарался спровоцировать обострение отношений СССР и США, чтобы, на этом фоне повысить роль Англии и себя самого, вернув себе некую стратегическую субъектность.

Это может быть способом призыва к «европейской солидарности перед внешней угрозой» - для покрытия издержек в отношениях с континентом после Брекзита. Может быть – попыткой заморозить исполнение требований Евросоюза по долгам Великобритании.

Может быть частью общего сценария демонизации лидера России с тем, чтобы официально вывести методы своей агрессии против России за рамки международного правового поля. Уже проводится линия связи: от темы отравления в Солсбери до использовании химического оружия в Сирии. Но на следующей точке этой линии можно напомнить о «химическом Али» и Саддаме Хусейне, одним из публичных обвинений против которого было использование химического оружия при подавлении антиправительственных мятежей в Ираке.

Возможно все. И, во всяком случае, сама лексика обвинений в формулах «имеем высокую степень оснований с высокой степенью вероятности утверждать» очень напоминает стиль работы Ханны Аренд в ее «Истоках тоталитаризма», одной из классических работ, направленных на демонизацию сталинского СССР путем приравнивания его к нацистской Германии.

Стилистические формулы очень похожи: решалась задача создания из СССР и его руководства некого образа зла, крови и террора, для объединения возможно большего числа стран в вассалитете США.

Агрессия и против Югославии, и против Ирака – находясь вне правового поля, оправдывалась именно этими же тенями демонизации. И если удается утвердить мнение, что Россия и ее президент – воплощенное зло и химически-ядерный монстр, то действовать против подобного монстра можно без каких либо правовых международных ограничений.

Если ведет борьбу против мира, который объявляет себя цивилизованным, с нарушением национального суверенитета стран этого мира и с пренебрежением к международному праву - то и «цивилизованный мир» может и должен вести борьбу против нее, не соблюдая ни ее национальный суверенитет ни международное право. Как против Югославии либо Ирака.

Последнее тоже возможно и на это очень похоже, но на самом деле конкретно в данном случае с «казусом Мэй-Скрипаля» скорее пока еще не так.

Вероятно, кстати, и другое – это акция, направленная на срыв проекта «Северный поток-2» с созданием информационного фона, который сделает для Германии некомфортным реализацию проекта. И если анализировать эту версию, то с высокой степенью вероятности вполне можно предполагать, что покушение в Солсбери было организовано теми спецслужбами, чья страна наиболее заинтересована в срыве проекта – «Незалежной Украины».

При всем этом вопрос, скорее, в том, сама Мэй – субъект этого действия, рассчитавший свои выгоды и риски, либо манипулируемый объект, который просчитанно используется иными политическими силами.

Правда, способности Мэй просчитывать результаты своих действий уже продемонстрированы, в частности, объявлением в стране внеочередных парламентских выборов, на которых она утратила абсолютное большинство мест в парламенте.

Как бы то ни было, интересны, на самом деле, скорее два другие момента.

Первый: почему российское общество столь эмоционально реагирует на подобные акты информационной войны? Идет война, враг наносит удары. Бессмысленно, находясь на поле битвы, возмущаться залпами вражеской артиллерии и еще упрекать ее в недостатке гуманности.

Просто нужно понять – мы на войне. Строить ответную защиту. Наносить ответные удары. Расстреливать предателей, дезертиров и сеятелей паники.

И второй. Формально, если рассматривать данный казус вне конкретно политического контекста: премьер-министр Великобритании отреагировала на покушение на жизнь своего подданного, совершенного, как она считает, другой державой на ее территории. Когда-то другие лидеры Англии в ответ на ущерб своим подданным посылали эскадры в столицы обвиненных ими государств: все в рамках естественного поведения.

Вопрос не в том, почему она так себя ведет. Вопрос в том, почему так себя не ведет Россия.

Почему при противоправном захвате Виктора Бута против страны-похитителя не было введено санкций и никто из дипломатов этой страны не был выслан из России? Или кто-то был? Или при похищении Константина Ярошенко – примеры можно продолжать. Или какие санкции были введены против США и какие их дипломаты высылались, когда становилось известно о гибели в США усыновленных американцами детей из России?

Частью, конечно, потому, что Россия просто предпочитает вести себя более прилично, чем ведут себя ее все более варваризирующиеся западные партнеры.

Но частью, к сожалению, и потому, что определенный сегмент российской элиты приоритетом для себя не ссорится с элитами Запада.

Но именно в этом – причина эксцессов, подобных эксцессам Мок или Терезы Мэй.

Они видят, что Россия каждый раз пытается избежать обострения и если и отвечает – отвечает более сдержанно и мягко, нежели наносятся те удары, на которые она отвечает. И в ответ наращивают бесцеремонность своего поведения.

Просто отвечать нужно не зеркально, а более жестко. И так, чтобы не «соблюдать приличия», а делать больно и обидно.

Потому что ответы никогда не должны быть зеркальными. Если они зеркальны, они обессмысливаются. Твой оппонент просто идет на обмен: он наносит ровно тот удар, ответ на который считает для себя некритичным и применимым. Политический рынок. И тогда подобный ответ по определению не может служить достаточной преградой для нового нападения.

То есть зеркальный ответ – это всегда подталкивание к новому удару.

А он должен быть его не допускающим.

То есть – превосходящим. Таким, чтобы в следующий раз оппонент понимал – его агрессия повлечет за собой последствия, которые окажутся непредсказуемыми и по своей болезненности критичными.

Ответ должен быть возмездием – и надолго рождать у напавшего ужас от самой мысли о возможности его повторения.