Из заголовков последних дней:

«Посланник ООН предупреждает о возможном перевороте в Мьянме (Бирме)»; «Пакистанские СМИ заявляют, что, лишь критикуя армию, они предотвращают военные перевороты»; «Греческая партия «Золотая заря» отстранила своего депутата за призывы к военному перевороту»; «Внутри предотвращенного переворота в Венесуэле»; «Украине грозит военный переворот».

Даже в США в апреле в СМИ в очередной раз появились анонимные сообщения о том, что американская армия якобы может не подчиниться приказам президента Трампа. Такие же слухи запускались в Британии накануне голосования за Brexit.

Ровно два года назад, в июле 2016 года, я застрял в Стамбуле во время военного переворота. В ночь переворота у меня случился интересный разговор со знакомым из Израиля. Мы еще не понимали, что там происходит, но он с энтузиазмом доказывал мне, что хорошо бы израильским военным свергнуть реакционное правительство и «спасти демократию».

В 1960-е годы в мире в среднем было 12 военных переворотов в год. Новости тогда шли медленнее и запоминались лучше, чем сегодня. До сих пор помню советские газеты с фотографиями танков на улицах Турции, Греции, Португалии. Теперь же быстрый опрос моих знакомых показал, что прошлогодний переворот в Зимбабве всеми забыт. По статистике заговорщики были успешнее в прошлом, чем в нынешние времена электронной коммуникации и всеобщей слежки. За большинством революций «арабской весны» тоже стояли военные перевороты, не всегда успешные, но в конце концов приводившие к низложению правительства.

Для понимания технологии захвата и удержания власти хорошо бы почитать Ленина. Однако лучшее, что можно рекомендовать во время переворота, если, конечно, не стреляют на твоих улицах, – это обратиться к труду «Захват власти: стратегическая логика военного переворота» Наунихала Сингха (Seizing Power: The Strategic Logic of Military Coups by Naunihal Singh). Я много раз убеждался, что, если заговорщики нарушали рекомендации книги, то их шансы на успех были невелики.

Телефон, телеграф и транспортные узлы

В «Советах постороннего» Ленин рекомендовал брать телефон, телеграф и железнодорожные станции вовсе не для овладения коммуникациями. Это нужно не само по себе, а для контроля за нарративом. Цель – изобразить переворот как историческую неизбежность, революцию. И поныне средства коммуникации, основные радио- и ТВ-станции, захватывают, чтобы сказать о неизбежности происходящего. То, что заговорщики не используют, им нужно отключить. Так, в 2014 году в Таиланде во время переворота работали теле- и радиостанции, передававшие сообщения военных.

Египетские военные первым делом отключили три спутниковых канала, лояльных президенту Мурси. Военные захватили редакцию «Аль-Джазиры» в Каире и арестовали лояльных правительству сотрудников государственного телеканала. Иначе невозможно контролировать нарратив. А нарратив успешного переворота – это что переворот уже победил, что бы ни происходило на самом деле.

В учебниках журналистики даются советы по освещению горячих новостей. Например, как рассеять «туман битвы» и стихийных бедствий. Переворот тоже окутывается туманом. Не зря книга Герберта Уэллса о революции названа «Россия во мгле». Важно внушить, что старое правительство больше не у дел. Хотя порой полезно создание неопределенности в вопросе, кто у власти. Тогда появится кто-то, чтобы «спасти отечество» и показать всем, в чьих руках теперь власть. Если журналисты и публика сразу ринутся судить и рядить, ими легко манипулировать, как это было в Турции. В ходе военного переворота в Бурунди в 2015 году тысячи сторонников заговорщиков поспешили отпраздновать победу на улицах. Тем временем президент срочно вернулся в страну, и его сторонники арестовали руководителя переворота.

Армия никогда не берет власти

Другая распространенная ошибка – это когда СМИ и публика рассуждают о «военном перевороте». Обычно во время переворотов разные фракции внутри армии борются за власть. Сообщения о берущей власть армии – это дезинформация, часть пропагандистского обмана. Заявления заговорщиков о контроле над ситуацией тоже, как правило, преждевременны. Цель таких заявлений – подтолкнуть сбывающиеся ожидания. Важно заставить военных и силовиков на местах поверить, что хунта у власти. Поверив в это, они ее поддержат и примутся подавлять сопротивление. Только в этом случае хунта получит реальную власть. Иначе – провал, как во время переворота ГКЧП в России в августе 1991 года.

В прошлом СМИ было легко контролировать в силу госмонополии на средства вещания. Надо было лишь захватить трансляционные станции в столице. Но даже в СССР 1991 года это уже оказалось невозможным. Было много провинциальных СМИ. У населения были факсы, через которые шла оперативная связь и обмен информацией. Память о тех временах сохранилась в названии информационного агентства «Интерфакс». Сегодня все куда сложнее: есть спутниковое ТВ, есть кабели.

Показать лицо

Второй шаг – это сформулировать месседж. Важно не только то, что сказано, но и как, и кем. Появление на турецких телеэкранах испуганной дикторши, читавшей коммюнике, показало, что турецкие заговорщики стоят на зыбкой почве. Подорвало доверие к заговорщикам и то, что коммюнике было анонимным, от имени никому неизвестного ранее «Совета мира в доме». «Мир в доме – мир на земле» – известный любому турецкому школьнику лозунг кемалистской революции. Появление заговорщиков на публике способствовало бы росту доверия к ним. Народ больше доверяет тем, кто выражает уверенность в своем успехе и публично принимает на себя ответственность за поддержание мира и порядка. Без лиц и имен переворот не имеет шансов на успех. Отсутствие имен лидеров переворота в Турции сразу вызвало подозрения, что за переворотом могло быть что-то еще.

Те, кто противостоит перевороту, тоже должны появиться перед народом и вселить уверенность в победе законной власти. Это смог сделать Борис Ельцин в 1991 году. Хрестоматийный пример такого поведения: появление на экранах короля Испании Хуана Карлоса в военном мундире при регалиях привело к провалу военного переворота в 1981 году. Эрдоган появился на CNN Türk, не отключенную заговорщиками вовремя.

После захвата телеграфа

Поначалу казалось, что Эрдоган потерял контроль над нарративом. В Твиттере циркулировали слухи, что заговорщики захватили аэропорт, а его самолет просит посадки в Германии. Во время переворота потребителям новостей надо обращать внимание на объекты, где разворачивается действие. В ленинском списке железнодорожные узлы следовали за средствами коммуникации. Аэропорты, мосты связывают страну с миром, и тот, кто их контролирует, показывает, что он хозяин ситуации.

После захвата телефона, телеграфа и вокзалов большевики в России двинулись на захват Зимнего дворца. Дворцы и здания органов власти не имеют никакого стратегического значения, но они необычайно важны в информационной войне как символы. Появление фотографий горящего турецкого парламента в Анкаре пошатнуло нарратив заговорщиков. Еще хуже для них были кадры хаоса на улицах и конфронтации народа с отрядами заговорщиков.

Успешные перевороты – бескровные, быстрые и тихие. Мои латиноамериканские друзья рассказывают одну и ту же историю, как они проснулись утром и узнали, что в их стране переворот. Чем больше хаоса и насилия на улицах, тем больше сил требуется заговорщикам для наведения порядка, тем слабее они выглядят в глазах публики. И что еще важнее, в глазах военных, чиновников и силовиков, решающих, стоит ли им поддержать переворот. Прошлые перевороты в Турции были бескровными. В 1960 г. погибло всего три человека. Обстрел турецких городов турецкой боевой авиацией – это признак того, что заговор пошел не так, как планировалось.

Новостной цикл турецкого переворота был очень кратким. Освещение турецкой политики в мировых СМИ резко упало сразу после окончания стрельбы. Американские СМИ тут же переключились на освещение съезда Республиканской партии. После переворота в Турции происходили события куда более значительные, чем военный переворот, но они не получили освещения.

Социальные сети пока не фактор

В наши дни часто говорят, что социальные сети разбивают привычные шаблоны в общественных делах и в политике. Социальные сети доносят до людей куда больше информации, куда быстрее, чем раньше, и создают общее информационное поле. Но это дома, в частном пространстве. Пока не ясно, как перевести влияние интернета, сотовых технологий и социальных сетей в общественное пространство, превратить их в реальные политические достижения. Интернет пока не играет роли СМИ, ибо свои новости там берут из СМИ. Эрдоган обратился к туркам через сотовое приложение. Однако его обращение дошло, так как его передали по CNN. Отключение интернета и сотовой связи ведет к обратным результатам. Оказавшись у застывших экранов компьютеров, люди вышли на улицы в Египте, Тунисе и Дамаске.
Накануне переворота Эрдоган был непопулярен во многих кругах турецкого общества из-за силовых приемов и репрессивной политики. Когда есть противостояние, публике и центрам силы приходится выбирать меньшее зло. Очевидно, заговор показался еще хуже даже противникам силовых мер Эрдогана. Нелегко сделать выбор в пользу легитимного правительства, притесняющего гражданские права и свободы. В 1999 году в Пакистане либералы, боявшиеся избранного исламистского правительства, приветствовали переворот генерала Мушаррафа, но быстро изменили свое мнение. Военный переворот генерала аль-Сиси в Египте поначалу выглядел как народная революция, но быстро выяснилось, что критиковать власть стало опасно. В Турции это произошло еще быстрее. Мои турецкие друзья, критически настроенные к Эрдогану, в одночасье либо замолчали, либо принялись постить государственную пропаганду. Это хороший урок и тем, кто мечтает о перевороте, и тем, кто боится его. Даже если переворот обещает свергнуть авторитарную и коррумпированную власть, надо подавить в себе восторги и внимательно наблюдать за тем, что происходит. Главный вопрос: а что дальше? Стоит помнить, сколько оптимизма было после свержения Мубарака, Каддафи или Януковича. «Хорошего» исхода у путча не бывает вне зависимости от того, кто победит.