Конфликт на Ближнем Востоке, равно как, хоть и в меньшей степени, на Африканском Роге, в странах Магриба, приковывает к себе всеобщее внимание. Тем более что война своими последствиями давно перешагнула границы региона, чему свидетельство – нескончаемый поток наводнивших Европу мигрантов с сопутствующими культурологическими и криминальными проблемами.

Больше того, трудно не согласиться с военным историком Климом Жуковым, справедливо отметившим, что начиная с конца 90-х, то есть с бомбардировок Югославии, мир балансирует на грани ядерной катастрофы, опасность которой на уровне массового сознания явно недооценивается. Ибо с развалом СССР была похоронена Потсдамско-Ялтинская система, что сделало возможным претворение в жизнь агрессивных замыслов США на Балканах (и далее, как говорится, по списку). Разумеется, подобные действия Вашингтона на международной арене отнюдь не способствуют нормализации обстановки, только увеличивают угрозу ядерного коллапса. Как пример: Белый дом весьма активно вбивает клин в непростые и без того отношения двух ядерных держав, к одной из которых, исходя из современного уровня ее военно-экономического развития, научного потенциала и геополитических амбиций, вполне применима приставка «сверх». Речь о Китае и Индии. Несомненный националист Нарендра Моди также стремится превратить свою страну в регионального лидера, что вызывает обеспокоенность и противодействие со стороны Пакистана и, разумеется, КНР.

Наступившее тысячелетие обе уникальные страны-цивилизации встретили в поисках путей к урегулированию сложнейших проблем в двусторонних отношениях, чему Соединенные Штаты активно и небезуспешно препятствуют, следуя некогда сформулированной Стивеном Манном «Стратегии управляемого хаоса», которая представляет угрозу и для России, и для Азиатско-Тихоокеанского региона в целом.

Тяньаньмэнь не майдан

За примерами далеко ходить не надо. Прошлым летом Индия, США и Япония провели совместные учения своих флотов на подступах к стратегическому для снабжения Китая Малаккскому проливу. Разумеется, эти маневры не оставили Пекин равнодушным. Примечательно участие в них морских сил самообороны Японии, что только подливает масла в огонь и без того напряженной обстановки в регионе, способствуя вдобавок ко всему обострению отношений между Пекином и Токио при неурегулированных двусторонних спорах вокруг архипелага Сенкаку (Дяоюйдао). Данный конфликт, по словам аналитика Артура Громова, представляет собой лишь частное проявление более крупной игры Китая и Японии за влияние в регионе, где ни одна из сторон не может дать слабину.

Не соглашусь, ибо в военном отношении слабая в сравнении с Поднебесной Страна восходящего солнца, не располагающая ни ядерным потенциалом, ни соизмеримыми по численности с НОАК силами самообороны, к тому же оккупированная США, может только следовать в фарватере политики Белого дома. В привлечении японцев к маневрам следует видеть воплощение на практике принципов другой американской стратегии – «Анаконды» или, как ее некогда переформулировал на современный манер Киссинджер, «Звеньев цепи». Иными словами, Вашингтон недвусмысленно напоминает Пекину о блокировании его геополитических интересов как на юго-западе (Индийский океан), так и на юго-востоке (Восточно-Китайское море).

Я не преувеличиваю. 16 апреля 2013 года опубликована Белая книга «Национальная оборона Китая». Впервые, отмечает историк и аналитик Чэнь Чжихао, рассекречены численность и структура китайской армии, а также названы главные источники угроз, которые беспокоят военно-политическое руководство КНР. На первом месте среди них значатся некоторые страны, которые, как гласит документ, укрепляют военные альянсы в Азиатско-Тихоокеанском регионе, расширяют военное присутствие и часто обостряют обстановку. Нетрудно догадаться, кого имеют в виду китайские стратеги, особенно если учитывать, что США поставили перед собой цель – к 2020 году перебазировать в АТР 60 процентов военно-морских сил, а недавно заявили о создании по периметру восточных границ Китая системы ПРО, предназначенной якобы для парирования северокорейской угрозы. В Белой книге прямо указывается: «Отдельные соседние страны прибегают к действиям, которые осложняют и обостряют ситуацию, а Япония провоцирует инциденты вокруг вопроса островов Дяоюйдао».

В отношении Дяоюйдао Токио, думается, действует не столько самостоятельно, сколько дестабилизируя ситуацию в регионе, решает американские геополитические задачи, суть которых предельно ясно сформулирована в приведенной выше цитате. Соединенным Штатам, бесспорно, выгодно китайско-индийское противостояние, равно как и нестабильность в АТР в целом, еще по ряду факторов. Обе страны не являются частью «золотого миллиарда» и, с точки зрения Белого дома, не должны ею стать по причине весьма прозаичной: способность ведущих стран евро-атлантической цивилизации обеспечивать благосостояние большей части собственного населения прямо пропорциональна возможности удерживать остальной мир в состоянии экономической нестабильности, как следствие – социальной напряженности, крайне желательно перманентной гражданской войны. Последняя стимулируется всевозможными «цветными революциями», сепаратистскими движениями и военными переворотами.

В общем, схема не нова и как показали события последних десятилетий – весьма эффективна, хотя и не всегда срабатывает на практике, в том же Китае например. По мнению ряда экспертов, то, что Соединенным Штатам удалось осуществить на Украине в 2014-м, в Поднебесной (знаменитые события почти 30-летней давности на площади Тяньаньмэнь) не прошло.

Другое дело, что ряд аналитиков отдают себе отчет в предстоящем, причем весьма скором смещении вектора силы с Запада на Восток. В частности, Альфредо-Халифе Рахме, рассматривая геополитические построения Бжезинского, отмечал понимание «неистовым Збигом» «эволюции международной системы к постепенному перераспределению власти (в сторону доминирования Китая. – И. Х.) вместо драматического распада». Правда, эксперт обращает внимание на свойственную Бжезинскому – материал был подготовлен еще при его жизни – уверенность: «Китай не готов взять на себя роль США в мире».

В самом деле, прагматичным (воплощающим на практике некогда сформулированные Бисмарком принципы Realpolitik) политикам Поднебесной отнюдь несвойствен, как иной раз пишет Киссинджер, «вильсоновский идеализм», то есть якобы присущая США «моральная ответственность» за демократии во всем «свободном мире» и защита их от «тоталитарной», еще недавно советской угрозы. К чему привели подобные «моральные обязательства», великолепно иллюстрируют бывшая Югославия, Ирак, Ливия. К последним двум, отброшенным в XIX век государствам, строго говоря, также применим эпитет «бывшие». Китай же крайне осторожно действует на Ближнем Востоке и в Африке. Расширяя там зону своих геополитических интересов, достаточно грамотно и корректно реагирует на периодически возникающее в отдельных странах недовольство его экономической политикой.

Тем не менее вряд ли у кого-то возникнут сомнения относительно желания США и далее доминировать на международной арене, провоцируя различной степени интенсивности конфликты между потенциальными военно-экономическими конкурентами. И в данном случае абсолютно прав Рахме: «Весь вопрос заключается в том, что Китай выступил в поддержку многополярного мира. В то время как США цепляются за отживший свое однополярный и не могут приспособиться к новому миру, состоящему из нескольких центров силы».

Альтернатива – конец истории

«Для некоторых в Индии, – констатирует Чжихао, – противостояние Китаю имеет большее значение, чем давнему врагу – Пакистану». Тем не менее на современном этапе обе ядерные державы пытаются выстроить взаимовыгодный диалог, свидетельством чему состоявшаяся четыре года назад на полях саммита БРИКС в Форталезе встреча Си Цзиньпина с Моди. Она, отмечают индийские эксперты Нандан Унникришнан и Ума Пурушотхаман, «создала благоприятные условия для развития двусторонних отношений и дала надежду на их качественное улучшение». Но «до идиллии Нью-Дели и Пекину очень далеко: слишком много препятствий надо преодолеть». Разумеется, самое серьезное из них – территориальный спор.

Неразрешенный – отнюдь не значит неразрешимый, ведь «у двух величайших и древнейших цивилизаций на Земле, замечает эксперт Петр Акопов, нет неустранимых геополитических противоречий. Наоборот, совместными усилиями они могут сконструировать новый мировой порядок, выгодный им самим».

Звучит обнадеживающе да и попытки нормализации двусторонних отношений начались, условно говоря, не сегодня, а предпринимались начиная с последней четверти ушедшего столетия. В 1979-м в Китае побывал с визитом министр иностранных дел Индии Атал Бихари Ваджапи. Правда, намечавшийся тогда диалог не дал существенных результатов, поскольку индийская делегация покинула Пекин в знак солидарности с Вьетнамом, подвергшимся агрессии со стороны НОАК. Но через пару лет с предложением о возобновлении переговоров в Дели прибыл министр иностранных дел КНР Хуан Хуа.

Многие эксперты считают прорывом в нормализации двусторонних отношений состоявшийся в 1988 году визит индийского премьера Раджива Ганди в Пекин. «Он стал первым премьер-министром после Джавахарлара Неру, – напоминает Чжихао, – который посетил Китай после 34-летнего перерыва». Как результат конструктивного диалога в начале 90-х началось сокращение численности войск по обе стороны границы, состоялись первые обмены военными делегациями.

Однако последовавший спустя два года развал СССР отрицательным образом сказался на диалоге двух стран по спорным вопросам, ибо именно поддержка Москвы позволяла Индии занимать бескомпромиссную позицию в переговорах с Поднебесной. А тут вдобавок ко всему существенно сократился объем торгового и военно-экономического сотрудничества между Россией и Индией и соответственно возникла угроза ослабления военной мощи последней, что можно было предотвратить только за счет новых партнеров в сфере импорта вооружений.

Хуже того, в 1991 году во время посещения вице-президентом Александром Руцким Пакистана было подписано коммюнике, в котором, по словам Чжихао, отсутствовала обычная формулировка о том, что Кашмир является неотъемлемой частью Индии. Это стало крайне недальновидным шагом ельцинской администрации (да еще с таким главой МИДа, как Андрей Козырев), ибо попытка слабой в тот период России играть на геополитическом поле США была изначально проигрышной: мы теряли прежнего союзника и не приобретали нового.

В тот период менялась и КНР, внешняя политика которой трансформировалась в сторону большей открытости, в том числе в отношении диалога с Индией. Китайские официальные лица стали частыми гостями в этой стране, принимая участие в различных международных форумах, а в 1996-м в Индию с официальным визитом – впервые в истории двусторонних отношений – прибыл глава КНР Цзян Цзэминь. Последовавшая спустя три года агрессия НАТО против Югославии подтвердила, по словам аналитика Александра Салицкого: «Актуальность солидарных подходов к глобальной безопасности способствовала дальнейшему сближению обеих стран».

На современном этапе большую лояльность в крайне непростом межгосударственном диалоге проявляет индийская сторона. Это касается взаимоотношений с Тайванем, представленным в Индии только культурным центром, но не дипломатической миссией. Казалось бы, в данной ситуации логичны встречные шаги в отношении, скажем, крайне болезненной для Нью-Дели проблемы Кашмира. Однако Пекин рассматривает данный штат как спорную территорию. Впрочем, удивляться здесь нечему: Кашмир – болевая точка еще и Пакистана. А с последним у Пекина весьма дружественные отношения.

Кроме того, после того как десять лет назад американцы, якобы борясь с ими же созданной «Аль-Каидой», осуществили несанкционированное вторжение в Пакистан, отношения Исламабада и Вашингтона серьезно испортились, и руководство «страны чистых» стало выстраивать более тесные контакты с КНР, особенно в военно-экономической сфере. Собственно, дружественные отношения между ними имеют давнюю историю, беря начало в далеком уже 1951-м. А сотрудничество было продиктовано, свидетельствует востоковед Максим Казанин, общим интересом – недопущением роста влияния Индии в регионе.

И здесь возрастает роль России, способной выступить своеобразным модератором, как говорит Акопов. Пример – одновременное вступление Индии и Пакистана в ШОС. Если же крайне осторожно высказываться о постепенном налаживании китайско-индийских отношений, то здесь важным показателем служит торговый оборот, вселяющий надежду на тщетность усилий Вашингтона по дестабилизации обстановки в Южной Азии и АТР. «В 2011-м двусторонний товарооборот, – сообщает Чжихао, – составил 74 миллиарда долларов. Китай стал первым торговым партнером Индии. Страны поставили цель увеличить к 2015 году объем двусторонней торговли до 100 миллиардов долларов. Растут и китайские инвестиции в индийскую экономику».

В данном контексте уместно вспомнить о некогда популярной, выдвинутой Евгением Примаковым инициативе по созданию стратегического треугольника. Он в составе России, Китая и Индии мыслился Кремлем как противовес доминированию США и НАТО. Интересно, что идея была высказана в декабре 1998 года во время визита Евгения Максимовича в Нью-Дели, за три месяца до окончательного нивелирования Ялтинско-Потсдамского миропорядка, то есть до начала натовских бомбардировок Югославии. Примечательно, что, по словам политолога Юлии Мареевой, «антитезой данному продолжению стал сформулированный Фрэнсисом Фукуямой, в то время сотрудником Госдепартамента США, вывод о «конце истории». Это было по существу объявление победы во всемирном масштабе либеральных идей, делавших бессмысленным дальнейший поиск человечеством иных путей своего будущего».

Впрочем, идея «конца истории», как справедливо отмечает сама Мареева, уже в 2001 году была научно дезавуирована Самюэлем Хантингтоном и отвергнута самими развитием современного мира. Позволю себе уточнение: дезавуирована в том числе и неразрешенным китайско-индийским конфликтом, в немалой степени питаемым национализмом по обе стороны границы. «В определенный момент, – перефразирует Рахме Бжезинского, – у Китая может развиться сильный национализм, который нанесет ущерб его международным интересам. Это невольно приведет к созданию враждебной ему мощной региональной коалиции, поскольку ни один из его главных соседей – Индия, Япония и Россия – не готов признать Китай в качестве мирового лидера, пришедшего на смену США».

Националистические идеи традиционно сильны и в индийском обществе, и, повторю, Моди не скрывает соответствующих взглядов, которые вряд ли позволят ему пойти на компромисс в пограничном споре с восточным соседом.

Тем не менее, несмотря на все сложнейшие противоречия и территориальные споры, различные геополитические интересы, Россия, Индия и Китай самой логикой истории обречены на создание если и не коалиции (о ней скорее всего в обозримом будущем и речи быть не может), то некой единой силы, способной противостоять стремлению США к глобальному доминированию.