Внутри американской элиты продолжаются споры о стратегии и тактике противостояния с основными геополитическими противниками – Россией и Китаем

Владимир Павленко

На фоне сотрясающих США внутренних противоречий и продолжающейся подготовки к инаугурации нового президента в условиях объявленного в столице режима ЧС, внутри американской элиты продолжаются споры о стратегии и тактике противостояния с основными геополитическими противниками — Россией и Китаем. В конце декабря с программной статьей, с которой ИА REGNUM ознакомило читателей, выступил экс-глава ЦРУ и Пентагона Роберт Гейтс. Незадолго до этого в другой, также знакомой нашей аудитории, публикации китайское направление внешней политики США подверглось тщательному разбору известных экспертов Майкла Беккли и Хэла Брендса. Данный материал дополнительно интересен принадлежностью одного из авторов к AEI — Американскому институту предпринимательства, одному из главных интеллектуальных центров неоконсервативного течения. Заявка неоконов на активное участие в разработке стратегии новой администрации косвенно подтверждается утечками о предстоящем назначении на крупный пост в Госдепе Виктории Нуланд, хорошо известной российской общественности по пресловутым «печенькам» на киевском майдане. Но гораздо важнее, что Нуланд одновременно и правая рука Хиллари Клинтон, госсекретаря в первой администрации Барака Обамы, и, что еще существеннее, супруга крупного неоконсервативного идеолога Роберта Кагана. Остается напомнить «три источника и три составные части» неоконсерватизма, представители которого неизменно сохраняли прочные позиции в целом ряде сменявших друг друга администраций: во-первых, это либертарианство, то есть крайняя форма либерализма, по сути лишенная социальной составляющей, во-вторых, это неотроцкизм с его «обновленными» идеями «мировой революции», и в-третьих, так называемый христианский сионизм, учение, провозглашающее генеральной целью американской демократии защиту Израиля, имеющее прочные позиции в ряде распространенных в США протестантских сект. Показательно, что публикация Беккли-Брендса, символизирующая крепнущий альянс либерального экспансионизма демократов с троцкистскими идеями, переложенными на лад «глобальной демократической революции», которую администрация Обамы в свое время унаследовала от Джорджа Буша-младшего, вокруг которого неоконы стояли плотной стеной, вышла в Foreign Affairs. Это официальный рупор Совета по международным отношениям (CFR), влиятельнейшей НПО, объединяющей интеллектуальные «сливки» американской элиты, переплетенной концептуальными связями с другими важнейшими англосаксонскими и в целом западными think tanks.

Одновременно Foreign Affairs поместил статью оксфордского профессора Раны Миттер, посвященную претензиям КНР на расширение своего геополитического влияния в мире. А на несколько дней раньше, на фоне судебной борьбы Дональда Трампа и Джо Байдена за итоги голосования в «спорных» штатах, данное издание выступило еще с одной важной статьей, принадлежащей Джулиану Гевиртцу, который в CFR отвечает за китайские исследования. Еще в ряде университетов он занимается изучением и преподаванием международной политики и отношений Китая с окружающим миром. То есть если адресатом стратегов калибра Р. Гейтса, очерчивающих общий круг новой американской стратегии против Москвы и Пекина, является широкий круг читателей The New York Times, этого официоза, тесно связанного с Демократической партией, то более специализированные, концептуальные издания, адресованные истеблишменту, тем временем подробно обсуждают китайскую тему. И делают это подчеркнуто через призму китайско-американского соперничества, ни много ни мало, за лидерство в XXI веке, за то, «чьим» это столетие окажется — китайским или американским. Также следует отметить, что красной нитью через всю эту аналитику CFR проходит тематика «ловушки Фукидида»; смысл этого понятия заключен в представлениях о неизбежности жесткой конкуренции, как правило переходящей в войну, между новыми, динамичными и поднимающимися, и старыми, «уставшими» гегемонами. (Эта тема возвращает нас к происхождению Первой мировой войны и множества других военных конфликтов). Еще лет десять — пятнадцать назад подобные намеки на возможность военного столкновения США и Китая вашингтонской элитой с возмущением отвергались. Но начиная с известного финансово-экономического кризиса конца нулевых годов, когда Россия и Китай резко «осадили» амбиции США по части финансового закабаления остального мира, в американской политической «тусовке» верх начинают брать совсем другие настроения, сигналом к которым становится появившаяся еще в 2010 году статья крупного, не слишком светящегося на публике стратега-концептуала Джозефа Ная-младшего, обвинившего Китай в «забвении» заповеди архитектора китайско-американского сближения Дэн Сяопина: «Продвигаться осторожно, держа свой фонарь под корзиной». Китай, по мнению Ная, «высунулся», начал «фонарем» размахивать, и за это он «должен ответить». С тех пор в США плавно стала нарастать, точнее нагнетаться, антикитайская кампания, в то время как в самой КНР все эти годы среди ученых и экспертов не прекращался спор между тем, остаются ли США партнером Китая или окончательно превратились в соперника. В некотором смысле эта внутренняя полемика показывает расстановку сил и интересов внутри руководства КПК и китайской элиты, а с другой стороны, она отражает надежду, что не всё в китайско-американских отношениях потеряно, и их еще можно наладить. Поэтому не будет преувеличением сказать, что в отличие от США, где при всей остроте прошедшей избирательной кампании по Китаю существует межпартийный консенсус, и Байден согласился с Трампом, что нажим Вашингтона на Пекин не должен ослабевать, то в КНР в одной правящей партии сформировались две позиции. Правда, при этом необходимо учесть, что если брать верхнюю часть официоза, а также наиболее авторитетных ученых, то они склоняются к восприятию реальности такой, какая она есть: США — противник Китая. И здесь достаточно вспомнить монографию «Америка против Америки», написанную главным идеологом ЦК КПК Ван Хунином, входящим в Постоянный комитет Политбюро разработчиком трех руководящих идеологических концепций при трех лидерах КНР — нынешнем Си Цзиньпине, предыдущем Ху Цзиньтао и, до него, Цзян Цзэмине. (Речь идет соответственно о концепциях «великого возрождения китайской нации», «научного управления», «трех представительств»; все они на XIX съезде КПК в октябре 2017 г. включены в качестве руководящих идей в новую редакцию Устава партии).

Почему этот круг вопросов так важен для России? Не будем ходить вокруг да около. Случайно или нет, но так получается, что с позиций поиска возможных путей примирения с США выступает определенная часть старшего поколения китайского истеблишмента, формирование взглядов которой происходило на начальном этапе политики «реформ и открытости», на фоне советско-китайского противостояния. Эти взгляды потихоньку, но всё более решительно вытесняются сторонниками российско-китайского сближения, к наиболее последовательным из которых, помимо самого Си Цзиньпина и упомянутого Ван Хунина, во власти можно отнести вице-председателя КНР Ван Цишаня, а также председателя ВСНП Ли Чжаньшу и многих других политиков, прежде всего в ЦК, в меньшей степени в Госсовете. Но на американском направлении в КНР всё равно действуют осторожно; показательно, например, что известные события 6 января в Вашингтоне на уровне, например, МИД и китайских социальных сетей комментировались по-разному. И если народ в оценках конфуза американской «демократии» не лез за словом в карман, подчеркивая, что внутренний раскол в США стал результатом многолетней политики гегемонизма, то дипломатия максимально смягчала резонанс. И ограничивалась сравнением человеческих потерь в вашингтонских событиях с теми, что на протяжении 2019 года происходили в Гонконге, которое — не в пользу США.

При этом надо понимать, что эта картина зеркальная; и у нас в стране тоже существует определенная инерция мышления, в том числе и в верхах, свидетельством которой являются прозападные настроения значительной части элит, рассчитанные на неизжитые иллюзии по вхождению в «глобальную элиту». Некоторые их носители прохладно относятся к генеральному внешнеполитическому тезису Владимира Путина последних лет о «развороте на Восток». Причина понятная: в «верхах» мировой геополитики окончательно сформировался и заявил о себе баланс «большого треугольника», включающего США, Россию и Китай. И поскольку внутри этой геометрической фигуры, известной своей жесткостью, существует незыблемое, проверенное годами правило, что слабой стороной становится та, что остается в одиночестве перед лицом сближения двух других, вашингтонское беспокойство легко понять. Как и опасения тех сторонников сближения с ними в элитах других стран, в том числе в России, которые из своих корпоративных, а порой личных интересов видят нашу страну «частью Запада». С одной стороны, они цепляются за то, что потенциал США остается настолько мощным, что одними собственными силами в целом уравновешивает китайскую экономическую мощь и российскую военную. Плюс значение альянсов, подобных НАТО, поколебленное Трампом, но далеко не исчерпанное. С другой стороны, не могут не видеть, что глобальная треугольная геополитическая конструкция при переходе на региональный уровень начинает выделять из себя близкие, но иные аналоги, которые так или иначе крутятся вокруг России. Не случайно в США в ушедшем году с властного Олимпа звучали призывы вовлечь Москву в противостояние с Пекином; геополитическим подтекстом здесь читается треугольник США — ЕС — Россия, которому и готовы присягнуть «отечественные» западники. А на Дальнем Востоке, который всё чаще опережает «большой Запад» динамикой не только развития, но и идей, в рамках завершившегося в Пхеньяне VIII съезда ТПК миру был явлен прообраз другого, восточного, регионального треугольника Китай — Россия — КНДР. Наконец, с третьей стороны, в самих США до конца не разобрались в последствиях событий прошедших выборов с их финальным аккордом в виде штурма Конгресса, что очень смущает внешних симпатизантов американского «величия». Более того, в США в рамках общественного раскола тиражируются самые разные точки зрения на будущее страны. Одни считают, что период смуты только начинается и может перекинуться на уровень штатов, спровоцировав длительную полосу нестабильности. Другие, уповающие на институциональный фактор, указывают на тотальное господство в политической власти после 20 января демократов, контролирующих одновременно Белый дом и обе палаты Конгресса. И утверждают, что это надолго, чуть ли не навсегда. Третьи, ухватившись и развивая этот взгляд с критических позиций, предрекают стране тотальную и даже тоталитарную диктатуру, и в этом смысле очень показательным представляется материал, опубликованный на днях в The National Interest. Его авторы рассматривают одним из вариантов будущего полную дискредитацию демократии, ее деградацию в войну без правил всех против всех, которая станет предтечей «веймарского» синдрома с перспективой перерастания в эпоху диктатуры. Поэтому в нынешней ситуации, на этот взгляд, во внутренней политике США обнаруживаются «предгитлеровские» черты и т.д.

С пониманием всей сложности переплетения этих позиций и следует подходить к тем оценкам, которые выдаются сегодня в США состоянию и перспективам двусторонних отношений с КНР. И с этой точки зрения, помимо упомянутой статьи Р. Гейтса, очень интересны перечисленные материалы Дж. Гевиртца и Р. Миттер. Главный посыл первого из этих авторов: он убежден, что в китайском руководстве существует уверенность, подогреваемая приверженностью марксизму, что Америка проигрывает свое историческое соревнование. И что все усилия ее руководства и элиты поэтому направлены на прямое, а также завуалированное сдерживание Китая, и именно эта «идеологическая» убежденность побуждает лидеров КНР проводить свою политику активно и напористо. В своей статье Гевиртц не раз возвращается к прецедентам, которые создал госсекретарь Майк Помпео, взявший линию на отрыв и противопоставление КПК китайскому народу, что, по его мнению, вызывает в Пекине наибольшее раздражение. Такую политику, скажем сразу, этот эксперт считает примитивной и конфронтационной, не способной решить проблемы двустороннего спора и ослабляющей позицию США. С одной стороны, в этом выводе проглядывает внутриполитическая составляющая, ибо он ущемляет уходящую администрацию Трампа, требуя пересмотреть ее наследство. С другой стороны, он неявно, но апеллирует к расстановке внутренних сил и в КНР, хотя упора на это не делается, а также к поддержке тех, кто считает необходимостью нормализацию китайско-американских отношений до прежнего уровня контактов. Углубленное рассмотрение «стандартных грехов», которые Гевиртц инкриминирует Китаю, заняло бы много времени и места, они общеизвестны: «экспансия» с помощью «Пояса и пути», «подавление демократии» в Гонконге, «проблемы» Синьцзяна и Тибета, вопросы интеллектуальной собственности и государственной монополии на контроль над высокотехнологичным сектором и пр. Однако гораздо важнее другое. Автор делает упор на якобы происходящем в эпоху правления Си Цзиньпина под воздействием ухудшения китайско-американских отношений постепенном откате политики КНР от внутренней либерализации. В качестве аргумента приводится взятие курса на опережающую поддержку и развитие государственного сектора, в том числе за счет ограничения и помещения в жесткие идеологические рамки частной инициативы. А переориентация экономики с внешнего на внутренний рынок закреплена особенно четко в решениях недавнего пленума ЦК КПК, который подвел итоги XIII и наметил задачи на XIV пятилетку.

Гевиртцу и в голову не приходит, что социализм может быть эффективнее капитализма именно своим планирующим началом. Поэтому он ошибается не в том, что связывает эту тенденцию исключительно с марксизмом, а в непонимании ее объективных и субъективных источников. Было бы полезнее вспомнить, что она объясняется в том числе откровенным давлением США на частные IT-компании из КНР: дело Huawei, как и попытка аналогичного нажима на ZTE, у всех на слуху. Но наибольшее влияние на коррекцию экономической политики в КНР оказала попытка США предъявить Китаю ультиматум, с которого и началось торгово-тарифное противостояние. Как помним, прибывшая в мае 2018 года в Пекин американская делегация в неприемлемо безапелляционной форме потребовала от китайских переговорщиков отказаться от господдержки высокотехнологичного сектора, разрешив его приватизацию внешними «инвесторами». Ничего сильнее не убедило китайскую сторону в надежности государственной защиты своих достижений, чем этот высокомерный американский подход, целью которого, автор статьи этого не скрывает, является сдерживание технологического развития КНР в интересах сохранения с помощью такой недобросовестной «конкуренции» лидерства США. Развивая мысль об экономическом отрыве Китая от Америки, Гевиртц честно признает, что постепенный дрейф КНР в рамках ориентации на внутренний рынок к политике самодостаточности, которую он выражает формулой «Китай: лучше не торговать с США, чем оказаться в зависимости», стал одним из результатов торговой войны. Особое внимание в этой политике, как утверждает автор со ссылкой на «информированные источники» в китайском правительстве, уделяется важному детищу Си Цзиньпина — программе «Сделано в Китае: 2025», которая, как подчеркивают эти источники, никогда не будет свернута.

Какие же рекомендации даются официальному Вашингтону по итогам этого анализа? Они очень многословные, но мало содержательные, по сути, их можно изложить одной фразой: «солидностью» американской политики дать понять Пекину, что США «не собираются» тормозить его развитие, то есть ввести его в заблуждение, и что от взаимодействия с Вашингтоном Китай выиграет больше, чем от конфронтации. А для этого — переубедить китайское руководство, что США отнюдь не находятся в упадке, а напротив, их-де ожидает подъем, закрепляющий американское глобальное лидерство. Иначе говоря — пустить пыль в глаза в расчете, что в Пекине на это «поведутся». Подтекстом в этих рекомендациях администрации Байдена звучит постановка Китая всё перед тем же выбором между Москвой и Вашингтоном, перед которым в варианте Пекин или Вашингтон летом пытались поставить Россию. На наш взгляд, всё это вряд ли это убедительно. И если «гора» анализа выдает на выходе такую «мышь» выводов, это лучше всего говорит, что концептуальная мысль в США находится в тупике. Кроме того, не факт, что после штурма Конгресса у Вашингтона получится относительно быстро убедить не только оппонентов, но и сателлитов, что внутренний кризис позади и не получит дальнейшего развития. Яркий пример: отказ европейских лидеров от встречи с пока еще госсекретарем Майком Помпео, который не объясняется даже их стремлением выслужиться перед Байденом. Раньше вассалы не могли себе позволить так «бортовать» сюзерена, ибо в самих США в отношении этой субординации существовал безоговорочный межпартийный консенсус, выражаемый пословицей «Что позволено Юпитеру — не позволено быку».

Зеркальным отражением и в то же время дополнением материала Гевиртца служит весьма объемная статья Раны Миттер, на самом деле гораздо более тонкая и умная. Если Гевиртц облыжно критикует Китай и тренды его развития, разбрасываясь похожими на лозунги и достаточно примитивными рекомендациями властям США, как этому противостоять, то Миттер «заходит» на Китай «с тыла» и, выдавая себя за «участливого» объективиста, подает свой материал под видом рекомендаций уже самому Китаю. Расчет делается на то, что, во-первых, если представить, что Пекин эти рекомендации бы выполнил, то он утратил бы те козыри, которые способствуют его успехам сегодня. Во-вторых, поскольку понятно, что при нынешних глобальных раскладах, особенно на фоне американского саморазоблачения «имени» прошедших выборов, Китай на это не пойдет, то рекомендации Миттер нацелены на демонстрацию пропасти между Востоком и Западом, подправляя пошатнувшуюся репутацию последнего. И в-третьих, что наиболее важно, ибо может рассматриваться своеобразной идеологической и политической диверсией. Авторша ненавязчиво, подспудно проводит мысль о серьезных переменах внутренней политики в Китае времен Си Цзиньпина. В отличие от Гевиртца, который в осмыслении этих перемен не идет дальше экономики, данная статья оперирует комплексным подходом. И видит главную из переживаемых Китаем перемен в планомерном, постепенном замещении элементов демократии в китайском социализме, которые отмечались еще в нулевые годы, неким «жестким авторитаризмом» маоистско-коммунистического толка. Приводится, скажем, такой пример. При Ху Цзиньтао пределом мечтаний партийной верхушки в Китае считалось построение успешной государственности либерально-демократического типа, по образцу, например, Сингапура (автор не стесняется при этом игнорировать сравнительные масштабы гиганта и карлика). При Си Цзиньпине же китайская элита уже озабочена «мессианскими» амбициями, собирается не копировать чужие модели, а навязывать собственную. И вся конъюнктурность подобных рассуждений, шитая белыми нитками, становится понятной потому, что, во-первых, западная концептуальная мысль, которую представляет авторша, сравнивая времена Ху Цзиньтао и Си Цзиньпина, грезит в Китае «комсомольским» реваншем, то есть, называя вещи своими именами, вмешивается во внутренние дела КНР куда более жестким, хотя и изощренным способом, чем это делает сотрудница американского консульства в Гонконге, инструктируя протестных лидеров. Во-вторых, рассуждая о внешних аспектах такого реванша с точки зрения «лица» Китая, являемого миру, Миттер полностью забывает, а точнее, сознательно игнорирует внутренние аспекты, прежде всего связанные с наведением порядка, ударом по коррупции и резким подъемом уровня жизни, которые произошли именно при Си Цзиньпинпе. А они для внутренней стабильности КНР имеют куда более важное значение, чем особенности внешнего имиджа. Из рассуждений Миттер выходит, что коррумпированный и расколотый в социальном отношении Китай куда лучше организованного и консолидированного. Для США, разумеется, а не для самого Китая, в этом «гвоздь» проблемы, и на этом Р. Миттер примитивно «прокалывается». Ну, а чем занимается Гевиртц? Как отмечалось, он не избегает попыток противопоставить друг другу КПК и китайский народ. Ну и Миттер, оказывается, как видим, занимается тем же самым. Только с позиций уже не «злого», а «доброго» следователя, убеждая Пекин вернуться к тем моделям внутреннего и внешнего поведения, которые были бы приемлемы не для самого Китая, а для его «заклятых» друзей и геополитических оппонентов.

Для психологического воздействия на читателя Рана Миттер неоднократно прибегает к риторическим приемам, связанным с противопоставлением нынешнего лидера и его политического курса духу политики Дэн Сяопина, а также к демонстрации близости Си Цзиньпина к идеям Мао Цзэдуна. Надвигающийся «китайский авторитаризм», на «угрозе» которого спекулирует Миттер, одновременно занимаясь эксплуатацией собственных спекуляций, — такая провокационная мысль усиленно проталкивается — угрожает не окружающему миру и не Западу. А прежде всего самому Китаю, а также перспективам продвижения его интересов на международной арене. Как и Гевиртц, Миттер критикует, например, проект «Пояса и пути», но с позиций не ослабления с его помощью западного влияния в третьем мире, а тех проблем, которые этим проектом якобы наживает себе сам Китай. В материале начинается перечисление того, кто именно из стран-участниц «Пояса и пути» и чем именно недоволен, какие у Китая в связи с этим возникают внешние трудности и т.д. К этому буквально «за уши» притягивается никак на самом деле с ним не связанное «расширение военного влияния» КНР, которое, во-первых, ограничено предельно узким кругом баз за рубежом, а во-вторых, несопоставимо с военным влиянием Запада, особенно США, и с американской системой альянсов.

Что здесь сказать? Оба материала — это идеологическая диверсия против КНР, только у Миттер она выстроена на порядок грамотнее и потому опаснее, чем у Гевиртца. Возможно, что этот «дуплет» публикаций тоже не случаен и вброшен концептуальными американскими кругами, рупором которых выступают CFR и Foreign Affairs, для того, чтобы дать одновременные ориентировки собственной, американской аудитории и оппонентам курса, осуществляемого под руководством Си Цзиньпина в самом Китае. И подводя итог этим весьма специфическим формам подрывного аналитического умствования, никак не избавишься от мысли, что все эти изощренные ухищрения, помимо антикитайских, преследуют еще и антиамериканские цели, в подлинном, а не элитарном, понимании этого вопроса. Сегодня, когда после бурных событий, завершившихся штурмом Конгресса, стало окончательно ясно, что главный водораздел в США проходит не между республиканцами и демократами, а между двухпартийной верхушкой элит и народом, кому-то очень нужно под видом наставлений новой администрации отвлечь внимание от кризиса американской демократии. И для этого избран путь «перевода стрелок» с больной головы на здоровую. Критике марксистской методологии, которой руководствуется КПК, в американской политике и аналитике — от М. Помпео и Р. Гейтса до Дж. Гевиртца и Р. Миттер — потому уделяется такое неослабное внимание, чтобы не допустить растущего понимания в самом американском обществе не только социально-экономического, не только идейно-политического, но и социального, классового характера американского раскола, а также невозможности его преодоления без устранения от власти элитной группировки, выражающей интересы «глубинного государства». Она давно разменяла «по рублю» интересы американского народа и США как национального государства, подменив их корпоративно-компрадорскими интересами тотального олигархического доминирования. Китай и крепнущий российско-китайский союз встали на пути этой подмены объективным препятствием, и всё больше представляют собой ту альтернативу, которой остро недоставало миру в первые годы после распада СССР. Это, пока еще плохо осознаваемое в США, обстоятельство тем не менее, опять-таки в силу своего объективного характера, поставит новую «демократическую» администрацию перед необходимостью борьбы сразу на два фронта — на внутреннем и на внешнем. В этой борьбе от информационной обороны нашим двум странам надо переходить в информационное контрнаступление, учитывая раздрай в стане противника. Ибо, повторим еще раз эту гениальную ленинскую мысль, «оборона — есть смерть вооруженного восстания». В том числе глобального восстания, вооруженного миропониманием и мировоззрением, альтернативным пока еще доминирующему представлению о непреодолимости и необратимости западного гегемонизма.

• • 0
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5